Как же хреново…
Стакан ледяной воды залпом. Несколько таблеток успокоительного. И две сигареты, скуренные до фильтра. Холодно ногам. А пальцы рук онемели. Надо бы закрыть окно. Надо бы.
Слезы уже не текут. Обволакивающее ощущение звенящей пустоты внутри накрывает. Высохла. Выдохлась. Перегорела. Словно рубильник вырубило.
Прощай, истерика. Привет, апатия.
Ковыляю к кровати, надеясь уснуть и сделать вид, что сегодняшнего дня попросту не было. Где же ты, спасительная амнезия, когда ты так нужна? Отмотать бы время вспять, просто не пойти сегодня в злополучный бар. Остаться дома и не знать, что он делал с ней, как… Не слышать оскорблений. Не видеть его веселье.
Отсутствие ответа на мое признание — тоже ответ.
Под одеяло залезаю, укутываюсь, словно гусеница в кокон, ожидая перерождение. Раскатистый гром за окном, будто оказывает поддержку, выказывая свое негодование. Свет по всей квартире… Кто бы выключил. Короткий взгляд на настенные часы. Уже почти четыре утра. Неслабо я поистерила.
Закрыв глаза, воображаю себе черноту и прогоняю все мысли. Устала. Так сильно устала, что не уверена, восстановлюсь ли. Смогу ли соскрести себя хоть когда-нибудь с кровати. И стук в дверь кажется чем-то потусторонним.
Только вот он становится громче с каждой гребаной минутой. Просто свали отсюда, кто бы ты ни был. Просто свали… Лежу, слыша громыхания на улице из-за лютующей погоды и долбежку в собственную дверь. Не хочу вставать. Не могу. Но соседи вызовут наряд, а это, мягко говоря, лишнее, и собственник квартиры, в которой я живу, не будет за это благодарен.
Встаю. Шлепаю босыми ногами к дверям и распахиваю их, даже не посмотрев, кто там в глазок, банально не спросив.
Кирилл…
Этому-то что надо?
— Спишь, что ли, сладкая? — уработанный в хлам. И как на ногах стоит? Магия и волшебство. Магия и волшебство… не иначе. Молчу. Говорить сил нет. Как и желания. Захлопнуть бы дверь перед его чертовым носом, но он уже вошел и неуклюже закрыл ее за собой.
— Домашняя… — пьяно тянет, улыбается, толком неспособный сфокусировать взгляд. — Мягкая, — проводит рукой по рукаву халата. Упирается другой в стенку у моей головы. Что-то смутно знакомое в его поведении. Утыкается лицом в область шеи и горячо выдыхает. Мурашками по коже… Но не от удовольствия.
— Кир, отвали, — слабая попытка оттолкнуть. Тело хреново слушается. Пережившее бурю накануне вкупе с успокоительными, сонливостью и усталостью. Только ему сейчас и море будет по колено. Напирает. Пытается вдавить собой в стенку.
— Как же я хочу тебя, — бормочет, упираясь грудью в мои руки. Но он мужик и значительно сильнее, даже в таком состоянии.
— Кирилл, мать твою, отлепись от меня, — голос сам не свой. Мертвый. Шипящий. Ядовито-злой.
— Сколько можно меня динамить, детка? Ты же все видишь. Видишь и игнорируешь. Сводишь в шутку. Считаешь забавным, что я как ручная собачка, — психует, но отстраняется. А я просто молчу. Не удивленная его выпадами.
— Зачем, Лина? Какого черта ты творишь? — в глазах, помимо пьяного безумия, что-то более страшное. И мне это не нравится. Абсолютно точно не нравится. — Я бы дал тебе все. Все, что у меня есть! — всаживает кулак в ни в чем неповинную стенку. Стоит на ногах куда более уверенно.
— Иди проспись, — без эмоций бросаю в ответ. Бессмысленно спорить или пытаться переубедить и успокоить.
— Я хочу тебя! Вопреки всему. Вопреки логике. Знаниям. Да всему, мать его. Всему!!! — поднимается на крик. Немного пугает. Моя запоздалая реакция обусловлена все тем же.
— Я тоже много чего хочу, — слишком тихо, чтобы он услышал.
— Почему именно он? Почему мой брат? Всегда. Всегда, черт побери, он! А Кирилл поймет. А Кирилл забудет и смирится. Переболеет. Перестрадает. Перетрахает полгорода.
Минутка биографичного дебилизма. С трудом понимаю, о чем он. Хочу просто закончить это дерьмо сию же секунду. Потому что мое спокойствие дает уродливые трещины. А еще одну волну истерики я не осилю.
— Почему я люблю всегда тех, кому на меня все равно, а, Лина? Почему? — ответ ему вряд ли нужен. — Молчишь. Зареванная как малолетка, которую впервые бросили. Хреново тебе, да? А мне, думаешь, лучше? Видеть, как ты пломбиром таешь от его рук. Зная, что он трахал тебя в этом гребаном туалете сегодня. Слыша твои стоны через тонкую стенку. Стоя возле дверей и умирая с каждой минутой. — Стыда нет. Если, конечно, он именно его пытается вызвать. Сожаление, мелькнув где-то на задворках, растворяется. Это все сугубо его проблемы. У каждого из нас свои проблемы. И никто никому ничем не обязан.
— Я хочу спать. Я устала. Тебе лучше уйти, — почти примирительно. Почти. Выходит скорее сухо и даже грубо.
— Черта с два я уйду сейчас. Черта с два, Лина! Ты нужна мне. Пусть всего раз. Просто почувствовать твое тело. Узнать, каково это — быть с тобой. Пусть это и убьет меня по итогу. Я не могу больше терпеть. Ты всю душу мне отравила. Этими глазами, словно пепел. Холодными. Искрящимися только рядом с ним. Губами, которые сейчас в корочках. Искусанными и пухлыми. Ты знаешь, сколько раз я представлял их на своем члене?
— Просто закрой свой рот. Закрой и свали, прошу тебя, — резко. Хлестко. Мне противно от его слов. Дурно. Озноб возвращается, вспышками пробуждаются эмоции. Нет… Пожалуйста, нет.
— Я люблю тебя. — Пожалуйста, нет. Господи, если ты, черт возьми, существуешь, я умоляю, НЕТ. Не дай мне снова рассыпаться морально в данную минуту. Помоги. — Я с ума схожу. Просто дай мне одну ночь забыться с тобой. Всего одну, и, возможно, я смогу с этим справиться, — мольба. Отчаяние в пьяных карих глазах. Подрагивающие руки на моих плечах.
Пользуюсь моментом. Выталкиваю стремительно за дверь, успев открыть ту чудом. Слышу, как он что-то кричит и пытается скрестись обратно. Стою, жду. Дрожу. Глушу внутри бурлящий винегрет чувств и эмоций. Неужели того, что произошло, было мало для одного дня? А? Маловато, да? За что, мать его, мне все это на мою несчастную голову?
Слыша удаляющиеся шаги спустя минут пятнадцать-двадцать, иду курить на кухню. Не чувствуя горечи. Ничего не чувствуя физически. В абсолютном раздрае. Совершенно без сил. С тщетной надеждой, едва заметно тлеющей, что завтра будет лучше. Нужно просто уснуть. Просто уснуть. Пожалуйста. Сейчас. Немедленно.
Глава 23
Что мы имеем? Два брата. И не отходя далеко, признаем сразу, не пытаясь утаить занятный факт, что они чертовски сексуальны. Оба. Но… Всегда ведь есть гребаное «но», верно? И в данном случае оно весомее некуда. Я люблю старшего из братьев, в то время как меня любит младший. Какое-то убогое неправильное уравнение не имеющее решения. Клубок, который распутать нельзя. Просто нельзя и все. Его или сжечь нахрен целиком, или разрезать ножницами. Либо же пытаться, прилагая воистину огромные усилия, чтобы выловить ту самую нить, и обрезая все ненужное, следить и бережно ее хранить от острых ножниц и резких движений. Разрезать все… ради нее единственной — тонкой нити, но целой, крепкой и не спутанной с остальным проклятым клубком.
Догадаться, я думаю, не трудно, что та самая нить — это «нечто», соединяющее меня с Лёшей. Язык до сих пор не поворачивается это «нечто» назвать отношениями. Особенно если учесть события накануне.
Обидно ли мне? Абсолютно точно. Горько ли? До скопившейся слюны во рту. Ревную ли? Настолько жгуче и неконтролируемо, что грожусь выжечь себя изнутри. Словно кислотой, жидким огнем или какой-нибудь другой сильнейшей химической дрянью. Не хочу его делить. Не могу себе позволить его отнять. И не уверена, что во мне есть достаточно терпения, чтобы принять все это так быстро и забыть. Осадок, противно осевший внутри, мешает даже слегка улыбнуться. Настроение в глубоком минусе. Глубочайшем. Полное отсутствие понимания, как двигаться дальше.
В данный момент стою напротив зеркала в комнате совершенно голая, однако с макияжем. Рассматривать себя, если честно, то приятно. Я вижу, что в моем теле нет изъяна. Если забыть об расцарапанных почти до шеи руках… Я понимаю, какое действие способна производить на мужиков. Только отчего-то хотелось бы иметь контроль лишь над одним… Но… Надеваю черное, с длинными рукавами, облегающее, словно перчатка, платье. Оно настолько сильно облегает тело, что, кажется, будто я в тисках. Горло сдавливает тугой ворот. Огромнейший разрез на спине, открывающий лопатки и заканчивающийся немного ниже копчика, не предусматривает наличие какого-либо белья. Совсем. Само оно едва прикрывает пятую точку, находясь ниже нее на считанные сантиметры. Вчерашние ботфорты. Высокий тугой хвост на макушке. Огромные серьги-кольца. Глаза, густо накрашенные черными тенями, и бледные губы. Отчего-то теряющиеся на общем фоне кричащего темного цвета.
