жизни я не чувствовал в себе такого разочарования и разрывающего грудную клетку чувства безнадежности.
– Прошу вас помогите, – взмолилась она. – Я не знаю этого мужчину. Позовите моего мужа. Мне страшно.
И я верил в ее слова. Она источала ужас смотря на меня. Я верил, что ей страшно. И зовет она не меня, чтобы этот страх развеять.
Она звала другого… и, кажется, я знаю кого.
В крови вскипела злость.
Я хотел обрушить ее на всех вокруг. Но источник этой злости поплатится за все.
Вышел в коридор и ждал пока Далию успокоят. Мне нужно знать, что это. Амнезия? Как много она помнит вообще? И как долго все это продлится?
Сжал кулаки так, что еле разжал, стоило выйти медсестре.
– Господин Таир, мне необходимо рассказать доктору об этом случае. Полагаю у вас много вопросов. И судя по всему, сложности только начинаются со здоровьем вашей жены.
Просто кивнул. Без слов.
Мы прошли по длинному коридору. Оказавшись в кабинете врача, дождался пока девушка расскажет ему о случившемся, а после ждал пока тот все обдумает и скажет хоть слово.
Я хотел ответов. Я хотел услышать хоть что-то.
– Итак. Пока что сам я не поговорю и не проведу осмотр вашей жены, сказать что-либо мне будет сложно. Так же необходимо услышать специалистов из данной конкретной области. Но судя по той информации что я имею, у Далии амнезия. Насколько глубокая сказать пока загадка. Учитывая, что мы знаем причину амнезии, а именно травма в результате аварии, то необходимо понять какой у нее тип. А их достаточно много.
– Что это значит?
– По типу амнезии мы поймем, как нам действовать в том или ином случае. Больной может забыть все, или только последние события до наступления. Она может вспомнить все, но будет забывать то, что происходит сейчас. Если память будет восстанавливаться, то начнет она по хронологии от старых к новым. Она не помнит вас, но мы не знаем как много она помнит в принципе. Сейчас она успокоится, и я пойду к ней для разговора. Важный момент в этом всем и в тоже время самый сложный, это сердце. Она нервничает и вредит себе тем самым. Про операцию я вообще молчу, теперь это стало еще более опасно.
Вот и все.
Ни поговорить. Ни увидеть. Ни узнать правду.
Что если она не сама остановилась на том перекрестке? Что если этому есть иная вина? Иной источник?
Я должен понять.
Что мне делать?
Именно этот вопрос встал передо мной, когда я остановился в центре белоснежного коридора клиники.
Нет правда, что?
После такой истерики Далии, я просто не смогу вернуться сюда вновь. Точнее в ее палату. Это опасно прежде всего для нее, а я не враг своей жене. Рассказать родителям о том, что Далия жаждет видеть мужа в лице другого мужчины? Сразу нет.
Значит придется лгать.
Как долго мне придется все это делать?
Чертов Малик.
Вышел на улицу и решил прогуляться по больничному парку. Проветрить мозги.
– Да, доктор, – поднял трубку увидев звонок лечащего врача Далии.
– Таир, я был у вашей жены. Завтра приду вновь и попробую поговорить о том, что с ней случилось. Какую часть информации я смогу ей донести пока не знаю. Все будет зависеть от того, какую реакцию она будет выдавать.
– Я вас понял. Делайте что потребуется и держите меня в курсе.
– Думаю, что посещения родственников сейчас нежелательны, пока мы не узнаем какая часть памяти затронута больше всего.
– Я это и предполагал. Главное не навредите ей.
– До свидания.
Вернулся к машине и сев в нее поехал домой.
Вошел внутрь и услышал смех дочери. Как же сложно сейчас соответствовать ее настроению. На самом деле здоровье и сама ситуация с женой меня подкосили. Я не ожидал что все так далеко зайдет.
Я вообще не предполагал такого исхода. Думал, что мне стоит опасаться только за ее сердце. В итоге буду сражаться за ее память о нас и нашей семье.
– Папочка, – бросилась ко мне Амита, и я присел на корточки выставив руки, чтобы ее поймать.
– Здравствуй, дочка, – поцеловал ее и поднял взгляд на няню. – Добрый день.
– Здравствуйте, господин Таир. Мы только вернулись из детского садика.
– Хорошо. Я сейчас на минут тридцать поднимусь наверх и выйду к вам.
– Конечно, – опустила глаза вниз и взяла за руку ребенка.
Принимаю душ, переодеваюсь и спускаюсь вниз.
Девушка играет с Амитой, кормя ее. Вхожу на кухню, и она скромно перестает смеяться.
– Лина, вы не могли бы максимально освободить свое время, чтобы, например по первому звонку приехать сюда?
– Да, конечно. У меня не так много работы на самом деле.
– Я вас понял. Тогда полагаю, что на сегодня вы можете быть свободны. Приготовить ко сну смогу полагаю сам.
– Можно спросить о… Далии? Как она?
– Она, – воспоминания о жене отозвались тем самым страхом и разочарованием, которое нахлынуло в момент ужаса, стоящего в глазах любимой женщины. – Она держится. Но есть свои осложнения.
– А можно ли к ней прийти?
– Нет, – сразу отрезал. – Это запрещено пока что. Любые волнения негативны. Ее сердце сейчас слабое. Я обязательно скажу, когда это будет возможно сделать.
– Спасибо. Я поеду, до свидания.
– Я сейчас прикажу водителю вас отвезти и впредь вы будете передвигаться на работу и с работы на машине.
– Нет, – поспешно и слишком громко она возразила, чем вызвала у меня странный всплеск. Словно это звучало как страх. – Простите. Я вам благодарна за беспокойство, но… прошу не нужно этого.
– Это не беспокойство. Это работа и выполнение мной удобств и безопасности для моей дочери.
– Я могу передвигаться на вашей машине, когда я на работе, но приезжать и уезжать с нее я бы хотела, как и прежде. Не переживайте задержек не будет.
– Ладно. До свидания.
Девушка уходит, и я остаюсь один с дочерью.
Снова бесконечные вопросы о маме. Вопросы, на которые нет ответов пока что.
Я бы привел Амиту к ней, быть может она помогла вспомнить ей о нас, но боюсь, что это закончится истерикой нашего ребенка. Потому что объяснить ей почему мама ее не помнит никто не сможет.
– Наша мама, она немного приболела. Ей нужно немного времени, и она обязательно поправится.
– Нужно дать ей лекарство. Сейчас покажу.
Она срывается и через пару минут приносит маленький розовый чемодан полный инструментов для лечения, среди которых пластиковые пузырьки и игрушечные блистеры.
– Вот, – отдает мне
