сразу понимаю, что это женские рыдания.
— Тааак…
Растираю ладонями лицо, чтобы начать резче соображать и иду к двери.
— Эй, женщина… — стучу и дергаю ручку. — Двери открывай. Или я сейчас ее вынесу.
Всхлипы перекрываются шумом воды.
— У меня все хорошо, — отзывается Катя. — Просто мыло в глаза попало.
— Ага, — стучу громче. — А ещё ты там лук резала, открывай!
— Может у меня быть личное пространство?! Могу я в туалет сходить?
— Открывай! — Рявкаю.
Замок щёлкает. Я распахиваю дверь и захожу за порог.
Окидываю взглядом разбросанные по раковине картонные коробки розового цвета с изображением довольной пузатой барышни и все понимаю.
— У меня задержка… — говорит Катя тихо.
— Так, и что? — Спрашиваю нарочито спокойно.
— Они все отрицательные, — кивает на растерзанные тесты. — Все! — С отчаянием.
Вытирает щеки тыльной стороной ладони и, как маленькая, обиженная девочка, плюхается попой на закрытый унитаз.
— Да ты гонишь, женщина? — Подхожу к ней ближе и вжимаю ее лоб себе в живот, поглаживая по голове. — Расслабься и получай удовольствие. Все будет. У тебя уже все есть.
Но Катя начинает рыдать ещё сильнее.
— Я просто надеялась… — поднимает на меня глаза. — Ты не подумай. Я люблю Демьяна. Очень. Я счастлива, что он у меня есть… Просто у нас столько было секса. И ничего не вышло. Это… как по привычке, знаешь, будто должна…
— Я ничего не думаю, Катюш, — говорю, стараясь звучать максимально уверенно. — Я понимаю, но ты больше никому ничего не должна. Ни свекрови, ни мужу бывшему, ни маме… Но обязана быть для нас с сыном счастливой и любимой. Любящей. Справишься?
Катя
— Екатерина Максимовна, — внимательно смотрит на меня главврач, — я понимаю, что у вас нету никакого мотива работать далее. Вы не нуждаетесь в денежных средствах, но мы — люди очень в вас нуждаемся. Я прошу вас. Пол года по две смены в неделю, пока я ищу замену сотрудникам.
— Я не знаю, правда, — вздыхаю. — Мне очень приятно, что вы пошли мне на встречу и разобрались в ситуации с увольнением, но у меня ребёнок! Ему нужна мама!
Кручу ручку сумочки в руках. Предложение очень соблазнительно. Я столько лет работала и училась…
— Казбек Витальевич, — вдруг без стука залетает в кабинет медсестра, — у нас там ситуация сложная. Угроза прерывания. Двадцать четвёртая неделя. Нужно ваше принципиальное решение по тактике ведения.
— Ваша тема, Екатерина Максимовна, — кивает мне главврач. — Пройдемте…
И что же я? Я встаю со стула.
— Халат мне хотя бы выдайте и руки разрешите помыть.
Мы спускаемся из административного блока в приёмный покой.
— Где она? — Спрашивает Казбек Витальевич.
— На УЗИ повезли, — семенит рядом медсестра, — Тамара Петровна сказала срок точный определить, что это не к ней в патологию, а ещё в гинекологию нужно оформлять…
— Ясно, — рявкаю, обрывая девчонку.
Тамара Петровна известный циник. Не дай Бог попасть на ее дежурство. До двадцать восьмой недели у неё со всеми разговор короткий. Но, в целом, ее политику сложно назвать негуманной…
— Там ещё девочка такая, — мнётся медсестра, — с претензией. Простые так себя не ведут. Вот я и решила позвать…
— Всегда надо звать, — тихо рычит главврач и оборачивается ко мне, — вот видите, — Екатерина Максимовна, с кем приходится работать.
Всей компанией мы буквально заваливаемся в кабинет УЗИ. Будущие мамочки в коридоре начинают тихо и испуганно перешептываться.
— Ну что тут у нас, — подходит к узистке Казбек Витальевич, — какой срок? Что насмотрели?
— Плод живой, но сильная гипоксия, — отвечает ему женщина, — взвеси в водах, у ребёнка увеличены почки, селезёнка. Легкие, конечно, незрелые…
Я уже слушаю в пол уха.
— Карту мне! Быстро, — требую у медсестры.
Мне хватает одной графы, чтобы понять ситуацию, но язык прирастает к небу, не желая говорить. Потому что следующей информацией, которую я вижу в карте, идёт фамилия имя отчество пациентки.
Крылова Людмила Александровна…
— У пациентки отрицательный резус-фактор? Почему в карте нету информации о резусе ребёнка и отца? — Хриплю и делаю несколько шагов вперёд, чтобы видеть кушетку, на которой лежит любовница моего бывшего мужа. К которой у меня есть теперь ещё один очень важный вопрос, кроме озвученных вслух. Откуда резус-конфликт, если мой муж тоже отрицательный?
— Людмила Александровна, вас направляли на дополнительные исследования? Почему не была назначена терапия?
— Резус конфликт. — Хмурится главврач и повышает голос. — Пациентку в патологию, Епифанцеву ко мне. Быстро! Разгоню вас всех к чертой матери… Екатерина Максимовна, вы за мной. Без нас разберутся дальше.
Мы выходим из кабинета УЗИ. Чувствуя, что мне очень надо подышать воздухом, отстаю от главврача и сворачиваю в фойе. Закидываю девочкам в регистратуру халат, распахиваю дверь и нос к носу сталкиваюсь со своим бывшим.
— Здравствуй… — вростаю я ногами в дверной проем.
— Здравствуй, Катя, — опускает он глаза в пол. — Извини, я спешу… — жмётся к стене.
Какой-то пыльный. Или серый. Или помятый…
— Да, конечно, — отхожу я в сторону. — Как мама?
— Мама? — Спешно ныряет он в освободившийся проем. — Мама хорошо. Хорошо…
И все это не поднимая глаз.
Гашу в себе порыв догнать его, рассказать правду и избавить от мук выбора, которому, кажется, он уже совершенно не рад. Вдруг все-таки вскипает во мне что-то женское и обиженное. Каждый сделал свой выбор. И это правда…
Все-таки дохожу до парапета на крыльце и делаю глубокий вдох. А Боженька, на которого я так в шутку уповала, и правда справедлив.
Я очень благодарна за то, что имею, а за то, что не имею, ещё больше!
— Катюш, ты чего здесь стоишь? — Слышу за спиной голос Тимура и оборачиваюсь.
Он смотрит на меня со строгим беспокойством.
— Тебя обижали снова? А я ведь предлагал забрать документы без тебя!
— Нет, нет, — опомнившись, машу руками, — наоборот. Мне работать предложили. Должность заведующей. Два дежурства в неделю. Но я, наверное, откажусь. Кто будет с Демьяном? Он полностью на молоко перешёл. Что ты думаешь?
О случившейся встрече решаю умолчать…
— Соглашайся, — неожиданно
