о своем положении.
Внезапно, как обухом по голове, меня «ударяет» очевидная мысль, и я смотрю то на экран, где на повторе стоит первое видео нашего малютки, то на Тимура:
– Он дышит…Дышит сам!
– Конечно, сам. Потому что ребенок здоров, Эмма, – глаза Кадырова полыхают недобрым огнем, а губы сжимаются в тонкую линию. Выражение его лица не сулит ничего хорошего, и мне на несколько мгновений становится страшно. – Да, он не закричал сразу, потому что наглотался вод, и пищал как котенок. Но так бывает, это нормально. У нашего сына нет проблем с сердцем. Кардиохирург, которого я пригласил на операцию, дважды провел обследование сыну сразу после рождения. Диагнозов, которые поставили тебе, у малыша нет и в помине. Но я не поверил, и к вечеру был собран консилиум из врачей города и области. И их вердикт точно такой же: ребенок для своего срока абсолютно здоров!
Сказанное Тимуром не укладывается в голове и доходит до моего сознания с трудом. Это что же получается…
– Врачи поставили этот диагноз… специально? – губы шевелятся с трудом, потому что даже вслух произнести такое – преступление.
Тимур кивает, глядя на меня тяжелым взглядом. Ему тоже не по себе от сложившейся ситуации.
– Но я ведь была в разных клиниках…Только если их…О, Боже…
Закрываю глаза ладонями и глубоко дышу, пытаясь успокоиться и не скатиться в истерику.
Сильные руки Тимура осторожно, но твердо отнимают мои ладони от лица, и он снова целует их.
– Что я говорил насчет волнений? Прекращай, Эмма. Твоя главная и единственная забота сейчас – наш сын. Все остальное я решу. Поверь, от наказания не уйдет никто. Никто, – подчеркивает голосом, что у меня не остается сомнений в том, что обещает Кадыров. И карать он будет жестко. – Но в первую очередь тебе надо восстановиться после операции. Все остальное я беру на себя.
– Если бы…, – я не могу свои догадки держать в себе, меня трясет от осознания того, что могло произойти. – Если бы я не пришла к тебе, а поверила заключениям врачей…Тимур, ты представляешь, что могло бы быть?! Ведь наш малыш…У нас попросту не было бы нашего чуда в голубой шапочке и шерстяных носочках! Потому что я бы своими руками…
– Тшш, Эмма. Все, хватит. Прекрати об этом думать! С нашим сыном все хорошо! И это главное. Я все понял и уже обо всем догадался. Расчет и был на твои эмоции, но они просчитались в том, что ты пойдешь за помощью ко мне. Я обещал – я разберусь. Больше мы это обсуждать не будем.
Тимур вытирает мои слезы со щек и целует их, успокаивая. Мое дыхание потихоньку выравнивается, а сердце перестает колотиться, как сумасшедшее.
Неожиданно в голову приходит сумасшедшая идея.
– Врачи сказали, что мне еще нельзя вставать, – шепчу, утопая во взгляде темных омутов, но при этом хитро улыбаясь. – Но я умру, если не увижу нашего мальчика прямо сейчас. Он такой беззащитный, такой крошечный… Отнеси меня к нему, пожалуйста.
– Исключено, – жестко и твердо отрезает Тимур. – Тебе надо восстанавливаться и строго выполнять все предписания врачей. Эмма, я понимаю твое желание, но нет. Я едва не потерял тебя, неужели ты думаешь, что я снова стану тобой рисковать?
Я расстроенно отворачиваюсь к окну, чтобы не разреветься. Это нечестно! Кадыров видел сына, а я, кто носила его в себе все эти месяцы, – нет!
– Эмма, – Тимур бережно берет мое лицо в свои ладони, поворачивает к себе и склоняется, едва касаясь моих губ…
И замирает, напрягаясь всем телом, когда слышит насмешливое от порога:
– Кажется, я помешал? – и Слава издевательски стучит костяшкой пальца по косяку.
С силой стискиваю зубы, чтобы вместо нежного поцелуя не подарить Эмме трехэтажный мат. Который предназначается Славе.
Нехотя отрываюсь от моей девочки, поднимаюсь и медленно поворачиваюсь к другу. При взгляде на огромный букет в его руках и кривоватую ухмылку меня затапливает черное, разъедающее душу чувство. Ревность. Кровь в венах вскипает, разнося по телу удушающую ярость. В ушах шумит, все звуки, все происходящее отходит на второй план, сейчас же все мое внимание приковано к Славе.
Я понимаю, что сам, своими руками отказался от своей девочки. Но я не мог по-другому. Не мог, черт меня дери! Понимаю, что не имею права ее ревновать, но…ревную! Ревную так, что хочу сломать челюсть лучшему другу, почти брату! Только за то, что он пришел сюда, за то, что его слишком много в жизни матери моего ребенка. И я до сих пор так и не понял, какие отношения их связывают.
Эмма его не любит – это факт. Если бы она его любила, то никогда бы не пришла ко мне за помощью. У Славы тоже достаточно финансов и связей, чтобы помочь ей решить вопрос с операцией ребенку, но в момент, когда Эмма была на грани, когда ее душа была уязвима и обнажена, она пришла просить помощь именно у меня! Это говорит о многом, даже несмотря на то, что она долгое время пыталась изображать пару с Мстиславом и даже говорила, что наш малыш от него.
Слава тоже не особо дорожит «своей» женщиной, потому что мне до их пор непонятно, почему его никогда нет рядом с ней в опасные моменты. Почему беременная женщина ходит без присмотра, когда ей необходимы повышенное внимание и забота?! Так что я смело делаю вывод, что и с его стороны чувствами и близко не пахнет.
Тогда что их связывает?! Почему он таскается за ней?! Вопросы, на которые я намерен получить ответы, чтобы поставить точку в их отношениях. Эмма – мать моего ребенка, и будет моей женщиной!
Я понимаю, что Слава – мой друг и не сделал мне ничего плохого, что мы с Эммой расстались, и он имел полное право познакомиться с ней и завести отношения. Но я ничего не могу поделать со своим сердцем! Со своими чувствами, что ядом распространяются внутри, обуревая меня, сжигая дотла. Которые сжирают разум и толкают на то, чтобы я пошел против брата, защищая свою женщину и ребенка. Чтобы в ее жизни не было посторонних мужчин, даже если это Слава. Я должен быть единственным.
– Как ты сюда попал? – загораживаю Эмму под насмешливым взглядом друга. – В эту палату пускают только родных.
– У меня свои связи в этой клинике, – делает шаг вперед, и я шагаю навстречу на голых инстинктах, предупреждая друга кивком головы, что не стоит со мной
