Мне страшно как никогда, но маме в очередной раз не до меня. Она не видит моих слёз и дрожащих губ, зато не сводит глаз с расшитого платья Ники.
— Знала бы ты, Никуша, сколько я обошла бутиков!
— Мама, меня мальчики обижают! — трясущимся голосом пытаюсь обратить на себя внимание.
— Ну теперь точно Валька Зайцева локти сгрызет от зависти! — самодовольно фыркает Ника, словно я моль в шкафу, а не ее младшая сестренка, которой нужна помощь.
— Мама! — отчаянно дергаю мать за платье, но кроме раздражения иных эмоций у нее не вызываю.
— Господи, Тася, ну чего тебе?!
— Меня мальчики обижают! Гера обещает запереть на чердаке!
— Не неси ерунды, дочка! Ника, милая, ты просто обязана примерить платье прямо сейчас!
— А можно? Правда?
— Ну, конечно! Пойдем в твою комнату, я помогу!
Оглядываюсь по сторонам, ощущая себя до безумия несчастной и никому не нужной. Горло дерет от слез и обиды. Обхватив себя за плечи, плетусь к елке, подальше от чужой радости и беспечного веселья. Замутненным от слез взглядом рассматриваю игрушки на мохнатых ветках и загадываю только одно желание в эту новогоднюю ночь: никогда больше не возвращаться сюда!
— Вот ты где! — доносится со спины голос Турчина. — Смотри, что я нашел!
Нехотя оборачиваюсь и замечаю в руках Ара огромный шар — один из тех, которыми украшена елка и которые нам под страхом самого страшного наказания запретили снимать.
— Их же нельзя трогать! — Я с опаской смотрю на Арика.
— Знаю, — бесстрашно кивает Турчин. — Я просто хотел показать тебе это!
Арик поворачивает новогоднюю игрушку рисунком ко мне, и я невольно улыбаюсь: на хрупкой поверхности огромного шара красуется маленькая принцесса с золотистой короной на голове и волшебной палочкой в руках. На ногах у неё белоснежные коньки, а поверх сияющей шубки завязан шарф в полоску.
— Это ты! — взволнованно кусает губы Турчин. — Ты настоящая принцесса, видишь?
И пока я рассматриваю до невозможности милую девчушку, яркими красками нарисованную на шаре, рядом снова появляется Савицкий.
— Ар, хорош с мелкой возиться! Ты только зацени, что мне батя подарил!
— Ого! — Турчин округляет глаза, мгновенно забывая обо мне. — Портативная колонка?
— Ага!
— Еще и с блютус?
— А то!
— А мощность?
— Пошли ко мне, испробуем!
— Давай!
Арик небрежно сует шар мне в руки и уходит с Савицким, а я смотрю им в спины и откровенно завидую. Наверно, поэтому иду следом, тихо, как мышка, сжимая в руках запретный шар. Мальчишки так увлечены колонкой, что ничего не замечают. Я слышу их смех и обрывки незнакомых мелодий, звучащих то громче, то тише, но почти всегда прерывающихся, не успев прозвучать до конца. И только одна композиция звучит дольше остальных. Она даже на песню походит с трудом. Это скорее стихи, монотонно зачитываемые невнятным голосом, и немного музыки. Не скажу, что пытаюсь уловить смысл, нет! Но когда из колонки начинает лететь неприкрытая брань, невольно ойкаю, чем и выдаю себя с потрохами.
— Тебя звали?! — шипит Гера, первым обернувшись на мой голос. — Иди, в куклы играй, мелкая!
— Да ладно тебе! — в очередной раз заступается за меня Ар. — Не трогай ее!
— Ага! А потом она отцу расскажет, что мы с тобой «Никса» слушали.
— Ничего она не расскажет, — хмурится Арик. — Сам говоришь, что Таська мелкая. Все равно ни черта не поймет!
— А я повторяю: проваливай! А не то…
Гера грозно смотрит на меня, недовольно раздувая ноздри. Его грубость снова царапает по живому. И почему он не может общаться со мной, как Турчин?
— Да что с тобой, Савицкий?! — гремит Ар, перебивая товарища, и подталкивает его идти вперед. — Ты чего к ней привязался? Она просто девчонка! Хочет с нами — пусть идет! А то сейчас опять заноет! И тогда точно никакого «Никса»!
— А я сказал, что духу ее не будет в моей комнате!
Слова Савицкого розгами проходятся по нервам. Я до боли кусаю губы, только чтобы не разреветься на глазах у ребят. Мне стыдно показаться слабой, но еще больше — сбежать. А потому прячу взгляд за густой челкой и упрямо стою на месте.
— Тась, правда, ну чего тебе с нами делать? — плавно переходит на сторону друга Турчин. — И вообще, тебе спать пора!
— Я хочу с вами!
Позволяю слезинке скатиться по щеке: других аргументов у меня нет, как, впрочем, и особого желания заходить в комнату Геры. Но настоять на своем — дело принципа!
— С нами нельзя, — пытается достучаться до меня Арик.
— Да что ты с ней церемонишься! — Савицкий сует миниатюрную колонку в карман и, разминая кулаки, грозовой тучей плывет в мою сторону. — Проваливай! Быстро!
Ищу защиты в зеленых глазах Турчина, но лимит на добрые дела исчерпан. Арик сверлит взглядом свои кроссовки и безропотно позволяет Гере применить ко мне силу.
— Убирайся!
Плечо обжигает внезапная боль от грубого толчка — не острая, но до слез унизительная. Стеклянный шар от неожиданности валится из рук и разбивается на сотни мелких осколков у меня под ногами.
— Вот блин! — стонет Арик.
— Плевать! — отзывается Гера и, схватив друга под локоть, тянет прочь. — Бежим! Пусть мелкая сама расхлебывает!
Под звуки брани, положенной на незамысловатую мелодию, парни бегут со всех ног в комнату Савицкого и запираются на ключ. А я остаюсь стоять посреди битого стекла и мечтаю отомстить! Именно поэтому беру себя в руки и, не скрывая слез, подбегаю к Вадиму.
— Там драка! Жуткий грохот! — кричу испуганно, и отчим ведется. Внимательно слушает мою ложь. Вместе с отцом Савицкого поднимается за мной на этаж, где расположена спальня Геры. Видит осколки. За дверью слышит совершенно не детскую музыку и дикий смех. А дальше мне остается только смотреть, как парней выводят из спальни, заставляют собирать осколки и лишают самого главного: билетов на хоккейный матч.
* * *
— Я не знала! — кричу во все горло и вскакиваю с кровати.
— Не знала! — повторяю чуть тише, судорожно оглядывая залитую солнечным светом скромную спальню, в которой кроме меня нет ни души.
Глава 11. Между двух огней
Любовь и ненависть — как сиамские близнецы: слишком близко, всегда рядом.
«Утро вечера мудренее» … Эта знакомая с детства фраза сегодня не работает от слова «совсем»! Моё пробуждение пропитано сомнениями и пестрит вопросами.
Усевшись в кровати по-турецки, пытаюсь разграничить мир собственных фантазий и реальность, но ни черта не выходит. То, что казалось таким правдивым во сне, сейчас совершенно не вяжется с происходящим вокруг, и прежде всего — с Герой… Его присутствие рядом со мной этой ночью — очередная иллюзия, да?
Единственная возможность узнать наверняка — спросить об этом Савицкого в лоб! А потому не раздумывая вскакиваю с кровати и, наспех умывшись, несусь к его комнате.
— Тася! — одним лишь звуком моего имени нарушает все планы мама, так некстати вернувшаяся с утренней пробежки. — Доброе утро! Куда так спешишь?
— Доброе… — мямлю в ответ, безнадёжно цепляясь за перила. Мне не хватило пяти ступенек до правды, а потому приходится снова врать:
— Я хотела поговорить с Никой. Мне кажется, вчера она на меня обиделась.
На самом деле мне давно наплевать, но это мой единственный шанс проскользнуть наверх.
— Ты выбрала не лучшее время, — разминая шею, смеётся мама, но, заметив, что я не разделяю её веселья, поясняет:
— Тася, сейчас семь утра! Суббота! Ника проклянёт тебя до седьмого колена, если ты не дашь ей отоспаться!
