— Заступаешься за него? — Физиономия Турчина кривится в гримасе отвращения. — Ну и дура же ты, Тася!
— Пусть так! Но Гера в отличие от тебя не сделал мне ничего плохого!
— Ты в этом уверена? — Арик грубо проводит пальцем вдоль моего шрама на щеке.
— Да! — отвечаю не колеблясь.
— Зря! — Турчин снова начинает хохотать, правда, в его смехе совсем не остаётся места для веселья.
— Хватит, Ар! — прошу, задыхаясь от его близости. — Я устала от твоих нападок!
— Мне осточертело твоё враньё! — обжигает он меня дыханием, переставая ржать. — И ничего! Как видишь, живой!
— Выпусти меня! — Морщусь от неприятия чужих прикосновений, чужого запаха, чужого тепла.
— Ключ всё там же! — издевается Турчин. — Или ты смелая только в своей лжи?
— Ненавижу тебя, Ар! — Пересилив себя, скольжу ладонью по каменному прессу парня и пытаюсь нащупать ключи. Слёзы отвращения стекают по щекам, солёными ручейками упираясь в напряжённые пальцы Турчина на моём лице.
Хорошо, что ключи мне удаётся отыскать весьма быстро.
— Ненавижу! — Бренча находкой, до крови кусаю губы.
— Вспомни, что в тот вечер произошло на пирсе! Вспомни! — повторяет, как молитву, Арик, в сотый касаясь едва заметного шрама, и наконец отходит, позволяя вдохнуть полной грудью.
Ловлю момент и, сжимая в руках спасительные железяки, бегу к двери. Судорожно подбираю к замочной скважине нужный ключ и несказанно радуюсь, когда замок поддаётся. Не разбирая направления, бегу прочь как можно скорее, но слова Турчина снежной лавиной бьют в спину:
— Вспомни, Тася! А потом приходи — ещё раз расскажешь мне о своей ненависти!
* * *
— Дурацкий Ар! — кричу, стоя у самой кромки воды, но мой осипший от слёз голос тонет в беспрестанном оре озёрных чаек. Им, бестолковым, всё равно, что меня выворачивает наизнанку, что память продолжает играть со мной в прятки, а интуиция вопит, что Турчин прав…
— Ненавижу! — Топаю по мелководью, но легче мне не становится! Ар обладает уникальной способностью выводить меня из себя на долгое время. Чего только стоит эта моя истерика, затянувшаяся до самого заката солнца!
Я прибежала к озеру ещё утром, почти сразу, как унесла ноги от Турчина. Возвращаться домой было боязно: я не хотела разборок с матерью и для встречи с Савицким была чересчур не в себе. Да и где, как не здесь, не возле этого самого пирса, вспоминать о событиях прошлого? Но проклятая память молчит и просыпается только рядом с Герой — единственным, с которым я мечтаю забыться.
Я снова смотрю на пирс. Мысленно перематываю киноленту своей жизни к самому началу, но стоит добраться до моих шести, как всё засвечено, стёрто, смазано настолько, что ни черта не разобрать. Может, прав был Савицкий и это просто защитная реакция организма? Что, если эти воспоминания не принесут ничего, кроме боли? Что, если они разрушат меня? Но глупое любопытство куда проворнее здравого смысла, и я снова заставляю себя вспоминать.
В моих кедах безбожно хлюпает озёрная тина. Голые ноги давно искусаны комарами и все заляпаны песком и илом. Я как неприкаянная шатаюсь по периметру озера, не замечая ни рыбаков, ни времени, и только когда берег погружается в темноту, устало плетусь домой. Не чувствую голода, не обращаю внимания на вспышки молнии где-то там, вдалеке. Я настолько погружена в свои мысли, что даже не сразу соображаю, как умудрилась свернуть с тротуара на проезжую часть. И только встречный свет фар и оглушающий сигнал клаксона приводят меня в чувство, вынуждая отскочить на газон в самый последний момент.
— Ты в порядке? — Из приоткрытого окна притормозившей возле меня тачки выглядывает незнакомая девушка. Красивая. Нет, не так — идеальная в своей красоте!
Я зависаю, рассматривая точёные черты её лица, струящиеся нежным шёлком белокурые волосы, изящные пальчики с необычным маникюром, нервно постукивающие по обитому кожей рулю.
— Да! — киваю в ответ, а сама не прекращаю изучать незнакомку. Сколько ей? Девятнадцать? Двадцать пять? Тридцать? Даже при свете дня я вряд ли сумела бы ответить на этот вопрос, так что уж говорить о вечере?
— Вот и хорошо! А то ты меня напугала! —Девушка хлопает ресницами и обезоруживающе улыбается. Она не кокетничает, не пытается казаться лучше, нет! Её улыбка солнечная и тёплая, а взгляд медово-карих глаз искренний и добрый.
— Не подскажешь, к восьмому дому я правильно еду? — пользуется случаем незнакомка.
— Да! — отвечаю быстрее, чем успеваю сообразить, что речь идёт об особняке отчима. — Хотя нет! — энергично мотаю головой. — С этой стороны только служебный вход. Вам не нужно было съезжать с центральной улицы. А теперь придётся сделать лишний круг.
— Ясно! — лукавит блондинка, а сама в замешательстве кусает губы и потерянным взглядом смотрит по сторонам.
— Может, покажешь? — растерянно пожимает плечами и несмело кивает в направлении пассажирского сиденья, обитого, как и всё внутри салона, светло-бежевой кожей.
— Здесь сложно заблудиться! — смеясь, развожу руками, являя взору белокурой красавицы свои перепачканные ноги, а потом в деталях описываю, как добраться до парадного входа.
Сама же по привычке забегаю в дом через запасной. Переступив порог, сразу снимаю некогда белые кеды и, схватив возле бассейна махровое полотенце, прямой наводкой спешу в душ. Наспех смываю с себя озёрную пыль и никак не могу перестать думать о той блондинке, которую отчего-то принимаю за подружку сестры.
О своём просчёте я узнаю минут через двадцать, когда, переодевшись во всё чистое, выхожу к ужину. Я надеюсь застать незнакомку за общим столом, но всё, что успеваю — увидеть её уходящей из нашего дома в компании Савицкого…
— Кто это? — еле слышно спрашиваю Нику. Сестра спустилась в гостиную одновременно со мной и сейчас с не меньшим интересом наблюдает, как Гера подходит к машине блондинки.
— Думаю, та самая девушка, про которую говорил вчера Арик.
— Ты с ней знакома?
— Нет.
— Она красивая. — Со стороны звучит как комплимент, но на самом деле это не что иное, как признание моего поражения. Конкурировать с такой девушкой бессмысленно!
— Ага! — кивает сестра и странно косится в мою сторону. — Интересно, она в курсе, что Савицкий с приветом?
— Нормальный он! — осаждаю Нику, запечатлевая в памяти улыбку Геры, с которой тот открыто смотрит на незнакомку, прежде чем занять пассажирское место.
— Это я ущербная, — шепчу тихо, по-чёрному завидуя блондинке. Мало того, что она сказочно прекрасна, так ещё и сердце Геры всецело принадлежит ей. На неё Савицкий смотрит без опаски за своё душевное состояние, не прячась в темноте, не провоцируя внутренних демонов. И отчего одним достаётся всё, а другим — ничего?
— Ты что-то сказала, Тася? — хмурясь, прислушивается Ника. Сестра давно потеряла интерес к незнакомке и сейчас отчаянно сверлит меня взглядом.
— Ничего. — С тоской провожаю красные огоньки фар. — Просто…
— Он тебе нравится, да? — оживляется Ника. — Ты ревнуешь, верно?
— Ничего подобного! — отвечаю слишком резко и громко, подливая масла в огонь.
— Ну точно! — Ника возбуждённо прикладывает к губам ладонь и тарабанит тонкими пальчиками. — А я-то, дура, подумала, что ты на Ара глаз положила.
Так и хочу рявкнуть, что Ника, и правда, самая что ни на есть дура, раз держится за такого подонка, как Турчин, но вовремя замолкаю.
— И как это я сразу не догадалась? — продолжает она смущать меня своими подозрениями. — Ты же с детства с Савицкого глаз не сводила. Вечно заступалась за него, жалела, когда он сутками на своём чердаке пропадал.
— Ты всё неправильно поняла, — не оставляю попыток закрыть тему, но Нику не остановить.
— Эх, Таська! Да разве ж Гера посмотрит на тебя? Ты сама-то себя в зеркало видела?
Ника бесцеремонно начинает разглядывать меня с ног до головы.
— Ты же одеваешься, как пацанка! Бесформенные джинсы, футболки на десять размеров больше, а на голове что?
