И правда, мерзкий звук сирены нарастает, добавляясь к помехам в голове, мешая слушать разговор Макса и Дениса. Почему-то все, что вдали слышится четче, чем их голоса.
Чувствую, как чья-то рука убирает волосы с моего лица.
– Не трогай ее, – злится Макс. – Эта херня была забита песком для устойчивости. Перила вон пробило.
Где-то рядом раздается треск, похоже, Гордеев вымещает зло на перилах.
– Я дождусь, когда ее на ноги поставят, и убью.
– Дэн, девочка – героиня. Ей по касательной прилетело, тебе бы на маковку шлепнулось и все, прощай Вася.
– Ублюдок, он пожалеет, что на свет родился.
– Не ожидал от него. Скорее уж от Ольги.
– Ты плохо ее знаешь, она точно не станет таким заниматься.
Хочется приоткрыть глаза, но я подозреваю, что это плохая идея.
Напуганной мне сейчас кажется, что я ничего не чувствую, только в голове шумит. Гудит как перегруженные электрические провода.
Звук шагов, сопровождаемый запахом корвалола.
– Что с девушкой?
– На нее упало это… Дышит. На мой взгляд, в сознании. Почему молчит, не знаю, – кратко отчитывается Макс.
– В сознании? Молчит? – такого голоса я у Дениса еще не слышала. – Ксюш, Ксюша, золотко, идиотка моя, открой глазки.
Как устоять-то? Гордеев в панике. Попробую.
Открываю глаза, и в мозг вместе со светом проникает тупая боль, поэтому сразу закрываю их обратно, но успеваю заметить белое, как мел, лицо Гордеева.
– Девушка, говорить можете? Как вы себя чувствуете? Где болит?
– Могу, – разлепляю я губы, мне самой мой голос кажется оглушающим. – Голова болит.
– Как при мигрени?
– Нет… Слабее.
– Что вы ее пытаете? Не пора первую помощь оказать? Она лежит тут на холоде, – взрывается Денис. – Еле шепчет.
– Холод сейчас самое то, – флегматично отвечает медик. – Сейчас заберем. Кто скажет имя, фамилию, дату рождения?
– Вы издеваетесь? Это в машине сделать нельзя?
– Дэн, – Макс пытается урезонить Гордеева. – Они все сделают.
– Каринку я в больницу сразу отвез, и что?
– Кто с ней поедет? – усталый голос работника скорой, который явно и не с таким сталкивается.
– Я, – рявкает Денис.
– Дэн… Встреча, – напоминает Лютаев.
– Я отзвонюсь.
В этот момент, аудиотрансляция прекращается, так как меня поднимают на носилки, и голову мгновенно пронзает острая боль в месте ушиба. Я благополучно отключаюсь до самой клиники, куда по требованию Гордеева меня отвозят вместо четвертой городской.
Сейчас мы уже ждем выписки.
Коля бегает по кабинетам, Денис протаптывает коридор, я лежу.
Состояние какое-то странное: вялость, апатия, ничего не хочется. Глаза все время закрываются, а я таращусь в дверной проем, чтобы не пропустить, как мелькнет белая рубашка Гордеева.
Коля возвращается вместе с бумажками, и Денис с рыком прекращает свои телефонные переговоры.
– Домой, Ксюш, – помогает он мне натянуть пальто и сапоги. Мне кажется, он говорит это даже не мне, а себе. Его явно нервирует больничная обстановка. А еще он злится. И явно хочет рассказать мне, какая я дура, но почему-то сдерживается.
А! Ну да. Я ж героиня.
Не задумываясь, он подхватывает меня на руки, за что я ему очень благодарна, потому что каждый шаг сейчас дается тяжко, как сквозь толщу воды против течения.
В салоне приваливаюсь к Гордееву, от обезболивающего меня рубит. Вдыхаю знакомый запах и опять проваливаюсь в сон. Но неглубоко.
Сквозь дрему слышу тихий разговор.
– Денис Сергеевич, чего делать будете?
– Оставлю девчонку в покое.
– Я думал…
– Я тоже думал, Коль. Одумался. У нее скоро день рождения, это будет лучшим подарком.
– Девочка расстроится…
– Зато будет живая и здоровая, – обрывает Николая Гордеев.
Придурок. Бесчувственная скотина.
Не буду больше о нем думать.
Делаю вид, что во сне устраиваюсь поудобнее, чтобы вытереть об куртку Дениса выкатившуюся слезинку.
Глава 46
– Ксюш, у тебя дома есть кто?
Разлепляю словно засыпанные песком глаза.
– Что?
– Спрашиваю, дома сейчас кто? – терпеливо переспрашивает Гордеев.
– Мама или на работе еще, или у Лешки. Нет никого там.
– Тогда давай ключи.
– Я сама… – вяло сопротивляюсь я.
– Досамакалась. Я беру тебя, Коля – ключи.
– В кармане пальто, – вспоминаю я, и Денис, похлопав меня по карманам, выуживает связку.
Перемещение мое в квартиру выглядит крайне странно и сильно напоминает внос новобрачной, но я стараюсь об этом не думать, потому что есть вещи, которые никогда не случатся. В целом, мне настолько паршиво, что даже плевать, если увидят соседи и настучат маме. Все равно мое состояние от нее не скрыть.
У меня в квартире Гордеев ориентируется прекрасно, будто каждый день на чай приходит, а не влезал один раз в темноте по балкону.
– Пить хочешь? Про есть не спрашиваю…
Да уж, при мысли о еде мне становится совсем дурно.
– Воды можно, – решаю я поэксплуатировать Ящера, раз выдалась такая возможность.
Денис не мелочится. Он достал с верхней полки графин и сервировал мне тумбочку возле кровати.
– Сейчас доставку привезут, я дождусь, – говорит, а сам на меня не смотрит. Если его взгляд падает на меня, желваки на его скулах начинают ходить.
Я все жду, когда он примется меня распекать, но то ли передумал, то ли решил понял, что умного ничего не скажет.
У него вообще с мозгами беда. Одумался он. А о чем думал до этого? Почему не сказал? Теперь и не скажет. За меня все решил. Значит, не сильно-то и задумывался. Слезы подступают к глазам.
– Ты чего, Ксюнь? – замечает мою мокроту Гордеев. – Болит? Где?
Болит. Еще как болит. Идиот. Проваливай в свою Москву!
Только посиди со мной еще…
– Прошло уже, – шмыгаю я.
Мне становится себя жалко.
Из кресла, на которое Денис бросил мою сумку, раздается звонок мобильника.
– Дать?
– Угу, – а то вдруг мама.
Он достает телефон, вижу его мельком брошенный на экран взгляд, и трубку мне передать не спешат.
– Ну давай сюда, – канючу я.
Помедлив, Гордеев все же отдает мне мобильник. Звонит Арзамасов.
Вон чего у нас зубы скрипят. Ясно. Да, теперь я могу отвечать на его звонки, и встречаться, и к Лешке ездить, и вообще на свидание с ним пойду, если позовет!
– Алло?
– Ксения? Ксюша, здравствуйте! Хотел уточнить, сможете на консультацию подойти завтра?
– Завтра? Вряд ли… Я немного приболела, но можно по скайпу…
– Приболела? Что-нибудь нужно? Я на машине быстро привезу.
Гордеев, которому прекрасно слышно весь разговор, выходит из комнаты. «Консультация, блядь, у него!» – шипит он.
Его откровенная злость бальзамом проливается на мое раненое самолюбие. А нечего. Все. Мы в расчете.
– Нет, спасибо, – максимально нежно отвечаю я. – У меня все есть. Давайте я вам завтра напишу.
В коридоре становится тихо.
Но окончание моего разговора и прощание с Константином тонут в звонке домофона.
– Лежи, – заглядывает в комнату Денис и максимально громко озвучивает: – Я сам все сделаю.
От Арзамосова я уже отсоединилась, но последняя реплика явно предназначалась ему.
Появление курьера вновь вносит суету. Моются фрукты, нарезается лимон, чтобы быть добавленным в графин, раскладываются лекарства, поправляется подушка.
Когда все видимые дела переделаны, говорю ему:
– Дверь захлопывается.
– Выгоняешь? – серьезно смотрит на меня.
– Посиди со мной, пока я не усну, – наступив, собственной гордости на горло, прошу я. Плевать какие у него там дела. Мне плохо. А, когда он уйдет, станет совсем погано.
– Если ты пообещаешь мне никогда так больше не делать, – веско говорит Гордеев.
– Обещаю, – это легко. Я ж и в этот раз не собиралась. Оно само как-то вышло. – А что это было? Я так понимаю, эту тыкву столкнули…
Денис устраивается на моей постели в ногах. Уставившись в одну точку, он механически поглаживает мое колено, укрытое пледом.
