— Теперь ты продаешь свое тело, да?
Она вызывающе поднимает подбородок.
— Это не твое дело.
Я сжимаю зубы, чтобы не закричать, что это, черт возьми, мое дело. Но она права. То, что та делает, не мое гребаное дело. Так почему же тогда я чувствую себя преданным?
— Я надрывал задницу, пытаясь вернуть тебе работу, — говорю сквозь стиснутые зубы.
— Да? Так вот чем ты занимался сегодня вечером? Надрывал задницу, чтобы помочь мне? — Девушка сжимает челюсть. — А та шикарная женщина, к которой ты прижимался — начальник отдела кадров?
Я вздрагиваю от такого намека.
— Не говори глупостей. Ты даже не представляешь, на что я пошел ради тебя.
Она пожимает плечами.
— Не беспокойтесь. — Опять этот вздернутый подбородок. — Я двигаюсь дальше.
— Да? — Мои губы изгибаются, обнажая зубы. — И ты счастлива пополнить свой банковский счет деньгами от траха, не так ли?
Выражение ее лица такое свирепое, она наклоняется вперед, находясь в нескольких сантиметрах от меня.
— Как ты смеешь судить меня. Ты ничего обо мне не знаешь!
Я хватаю ее за бедро и рывком прижимаю ее тело к своему. Когда зарываюсь лицом в ее шею, она ахает.
— Я знаю, каковы твои губы на вкус. И все еще чувствую твой сосок на своем языке. И знаю, какие пьянящие звуки ты издаешь, когда кончаешь.
Лиллиан отталкивает меня.
— Ты отвратителен! — Ее лицо раскраснелось, пульс бешено колотится в горле, а учащенное дыхание отдается в ребрах.
— Но ведь это то, чего ты хочешь, верно? Хочешь, чтобы я был в той же коробке, в которую ты поместила всю мою семью. Потому что, пока ты держишь меня в этой коробке, предполагая, что я худший из мужчин, тогда, возможно, у тебя есть шанс не попасть в мою постель.
— Ты действительно такой же, как они. — Лиллиан прищуривает глаза до щелочек. — Истинный Норт, во всех отношениях. — Она поворачивается так быстро, что я остаюсь с открытым ртом в поисках правильного ответа, но ничего не приходит.
Девушка проталкивается сквозь толпу и распахивает дверь с такой силой, что та с треском ударяется о стену.
Дюжина пар глаз устремлены на меня, и мне некуда спрятаться. Как бы мне этого ни хотелось, не стану ее преследовать. Мои руки трясутся, пульс неровный. Я не в лучшем расположении духа для разговора. Мне хочется крепко поцеловать ее и показать ей, насколько она ошибается. Удовлетворить ее языком и заклеймить зубами. Хочется дразнить ее, пока она не начнет умолять меня сделать ее своей. Только моей.
— Она — фейерверк.
Я смотрю на Трэвиса Эверфилда, сына нефтяного магната, когда он встает рядом со мной. Его взгляд перемещается от двери, через которую только что выбежала Лиллиан. Трэвис — прирожденный миллиардер, которому не пришлось работать ни дня в своей жизни. Он тусуется с Хейсом и, откровенно говоря, ведет себя так же, как он.
— Да. — Я изо всех сил стараюсь разжать челюсть. — Она такая. — И это одна из тех вещей, которые мне в ней нравятся.
Он потягивает свой напиток, который представляет собой что-то прозрачное со льдом, с оливкой.
— Некоторые люди не знают, когда нужно сдаться. — Его бриллиантовое кольцо на мизинце блестит на свету. Гребаный придурок.
— Что?
Он кивает в сторону двери.
— Она. Она не создана для этого бизнеса.
Все мое тело застывает, каждый мускул напряжен до боли.
— Жаль. Она горячая. Но чертовски фригидная. — Он усмехается. — Ее нужно сломать.
— Что за хуйню ты сейчас сказал?
— Просто констатирую очевидное. Я был с ней однажды. — Он качает головой. — Она сопротивлялась. Чопорные сучки не стоят той бумаги, на которой напечатана их зарплата…
У меня в голове что-то замыкает.
Слова Лиллиан в Седоне возвращаются ко мне с мучительной ясностью.
Избавлю тебя от подробностей. Оказалось, что эскорт не для меня.
Это все, что девушка сказала. Но я помню напряжение в ее теле и то, как она избегала моего взгляда. Вот почему Хейс чувствовал себя обязанным нанять Лиллиан. Вот почему Элли настояла на том, чтобы Хейс дал ей работу. Теперь все это обретает смысл. Но знал ли мой брат, что она подверглась насилию? Неужели он знал и все равно обращался с ней как с дерьмом?
— Не парься, парень.
Я смотрю на Трэвиса, на его зачесанные назад волосы, на его ехидную ухмылку, на его рост и мускулы. Господи, Лиллиан, должно быть, была в ужасе.
Он ухмыляется.
— Здесь полно легких кисок…
Мой кулак с тошнотворным треском врезается ему в челюсть. Он тяжело падает. Его тело обмякло. Несмотря на то, что Трэвис в отключке и не в состоянии защищаться, я пинаю его в живот. Отступаю назад для нового удара, когда две руки обхватывают меня сзади.
— Хадсон, какого черта!
Я отпихиваю того, кто меня схватил, и нависаю над телом Трэвиса.
— Еще раз тронешь ее, и я тебя на хрен прикончу!
Элли зовет меня по имени, но я игнорирую ее. Не могу говорить с ней прямо сейчас. Не после того, что узнал. Она — часть причины, по которой Лиллиан оказалась в такой ситуации.
Ударяю кулаком по кнопке вызова лифта, желая поскорее убраться отсюда. Убежать. Чтобы сжечь бурлящие внутри меня эмоции.
Мне нужно поговорить с Лиллиан.
ГЛАВА 14
Лиллиан
В лифте я написала Элли, что направляюсь домой. Уверена, что та видела мой торжественный выход. Девушка написала в ответ, что хотела бы уехать вместе со мной, но что она на работе и позвонит мне, как только сможет.
Я вызываю такси, быстро проходя через вестибюль. Не думаю, что Хадсон станет меня преследовать, но не могу отделаться от ощущения, что он идет за мной по пятам. Прохладный январский ветер напоминает мне о том, что я не взяла с собой пальто. Обхватываю себя руками, приготовившись ожидать такси, когда вижу Карину, сидящую в машине Хадсона.
Мы встречаемся взглядами, и я ругаюсь про себя, прежде чем сказать «к черту все» и пойти домой. Ладно, может, не до самого дома, но достаточно далеко от водителя Хадсона. Мой нос немеет, а холодный воздух жалит ноги, пока быстро иду прочь, пытаясь согреться. Вспоминая свою ссору с Хадсоном, я с каждым шагом злюсь все больше. И уже направляюсь по Парк-авеню к семьдесят второй, когда рядом со мной останавливается черная машина.
— Лиллиан, остановись! — Хадсон уже наполовину вылез из машины.
Я бросаю взгляд на Карину. Иуда. Она пожимает плечами, как бы говоря, что у нее нет выбора.
Даже зная, что у меня нет шансов обогнать Хадсона на этих высоких каблуках, ускоряю шаг. Он обходит меня, и я останавливаюсь, чтобы не врезаться в него. Прикосновение к нему было бы худшим, что я могла сделать. Одного его запаха достаточно, чтобы отбросить все рациональные мысли.
Я делаю большой шаг назад.
Он замечает это.
— Я не собираюсь причинять тебе боль.
— Чего ты хочешь, Хадсон? Мне больше нечего тебе сказать. Я просто хочу домой. — Я вздрагиваю от того, как сорвался мой голос на последнем слове.
Сострадание смягчает его черты.
— О, Лили, — мягко говорит он. — Мне так жаль. Это все моя вина.
Мне любопытно, но я колеблюсь. Нельзя забывать, кто он. Норты — отъявленные манипуляторы. Я не хочу снова попасться на его доброту и искренность.
Порыв ледяного ветра пронзает меня насквозь.
— Возьми мой пиджак? — Он уже снимает его.
— Нет.
— Пожалуйста, возьми его. — Он пытается накинуть его мне на плечи, но я отмахиваюсь и делаю еще один шаг назад.
В последний раз, когда тот дал мне свой пиджак, я обхватила его бедра ногами и засунула язык ему в рот.
Его карие глаза мерцают теплом.
— Ты замерзла. Могу я отвести тебя в более теплое место, чтобы мы могли поговорить?
— Мне больше нечего тебе сказать.
Он печально кивает.
— Я знаю. Но мне так много нужно сказать тебе. Умоляю тебя. Один час твоего времени, а затем ты избавишься от меня.
Умоляет? Норт когда-нибудь умолял?
— Карина может остаться с нами, если хочешь, — поспешно добавляет он в последней попытке. — Все, что тебе нужно, чтобы чувствовать себя в безопасности.
