миллиарда долларов при условии, что он займет пост генерального директора… до дня своего тридцатилетия.
Мое тридцатилетие наступит через шесть месяцев. Разумеется, отец знал об этом; доверяй этому ублюдку, он даже в смерти может заставить меня плясать под его дудку.
Крики вокруг меня отступили перед натиском воспоминаний.
Мой последний разговор с ним. Карманные часы. Письмо.
Барабанный бой моего сердца прогнал тишину, когда я уставился на знакомый почерк матери. Она любила каллиграфию и настояла на том, чтобы я выучил скоропись, хотя ею уже никто почти не пользовался.
Я сидел рядом с ней, когда она вручную писала благодарственные открытки, поздравления с днем рождения и пожелания выздоровления, и выводил петли и завихрения на своем листе бумаги.
Некоторые люди находили ее почерк трудным для чтения, но я разбирал его без труда.
Дорогой Ксавьер,
Вчера я впервые встретила тебя.
Я много раз представляла себе этот момент, но никакие фантазии не могли подготовить меня к тому, чтобы заключить тебя в свои объятия. Увидеть, как ты смотришь на меня, потом заснуть вместе, потому что мы оба устали, и услышать, как ты смеешься, хватаясь за мои пальцы, когда мы выходили из больницы.
На момент написания этого письма тебе всего два дня, ты такой крошечный, что почти умещаешься в моей ладони. Но лучший подарок для родителей — это наблюдать за тем, как растет их ребенок, и я не могу дождаться предстоящего путешествия.
Не могу дождаться, когда ты впервые пойдешь в школу. Я, наверное, буду плакать, но это будут счастливые слезы, потому что ты начнешь новую главу своей жизни.
Мне не терпится научить тебя плавать и кататься на велосипеде, дать тебе совет насчет девочек и увидеть, как ты впервые влюбишься.
Мне не терпится увидеть, как ты откроешь свои страсти, будь то музыка, спорт, бизнес или что-то еще, чем ты хочешь заниматься. (Не говори своему отцу, но я болею за искусство). Однако я буду рада любому твоему выбору, и я говорю это от всего сердца. Мир достаточно велик для всех наших мечтаний.
В каждом из нас есть потенциал, и я надеюсь, что ты реализуешь свой до конца.
Твой отец говорит, что я забегаю вперед, потому что ты еще так мал, но к тому времени, как ты прочтешь это, тебе исполнится двадцать один год. Достаточно взрослый, чтобы учиться в колледже, водить машину и путешествовать самостоятельно. У меня сердце болит при одной мысли об этом, но не потому, что мне грустно, а потому, что я так хочу, чтобы ты познакомился с моими любимыми уголками мира и нашел свой собственный. (И если ты не можешь решить, куда поехать, выбирай место поближе к пляжу. Поверь мне. Вода исцеляет определенным непонятным нам образом).
Я не могу с уверенностью сказать, что ждет нас в будущем, но, рискну показаться банальным мотивационным плакатом, знай: жизнь — это приливы и отливы, и в ней всегда есть место переменам. Люди способны расти до тех пор, пока не покинут эту землю, поэтому никогда не думай, что уже слишком поздно выбрать другую дорогу, если тебя не устраивает та, по которой идешь.
Независимо от того, какой путь ты выберешь, я горжусь тобой. Надеюсь, ты тоже.
Гордись человеком, которым ты стал, и человеком, которым ты становишься. Даже если ты только что появился в этом мире, я знаю, что ты сделаешь его лучше.
Ты — моя самая большая радость, и так будет всегда.
Люблю тебя,
мама
P.S. Я оставила тебе особый подарок. Карманные часы передавались из поколения в поколение в моей семье, и настало время передать их тебе. Надеюсь, ты будешь дорожить ими так же, как и я.
Что-то капнуло на бумагу, размазав слова. Слезы. Первые, которые я пролил с момента приезда.
Дрожащей рукой я достал из ящика карманные часы и открыл их. Они были настолько старыми, что цифры потускнели, но выгравированное внутри послание оставалось разборчивым.
Величайший дар, которым мы обладаем, — это время. Используй его с умом.
— Ксавьер? Ксавьер!
Настоящее нахлынуло на меня приливной волной шума.
Я отмахнулся от воспоминаний, затуманивших мой мозг, когда в фокусе появилось лицо тети Лупе. Это был не тот человек, которого я хотел бы видеть при каких-либо обстоятельствах.
— Ну что? — потребовала она. — Что ты можешь сказать об этом завещании? Оно совершенно…
— Тетя? Заткнись, черт возьми.
Мне показалось, что я краем глаза заметил, как Слоан ухмыльнулась, когда тетя Лупе стала задыхаться от возмущения. Эдуардо издал странный звук, что-то между смехом и кашлем.
Я не обратил внимания на тетушкино бормотание и сосредоточился на Сантосе.
Отголоски маминого письма жили в моем сердце, как лезвие, застрявшее между ребрами, но сейчас я не могу позволить себе зацикливаться на прошлом.
Величайший дар, которым мы обладаем, — это время. Используй его с умом.
— Можете ли вы повторить условие завещания в двух словах? — спокойно спросил я. Я понимал, что оно означает, но хотел быть уверенным.
В комнате воцарилась тишина, все ждали ответа Сантоса.
Он встретил мой взгляд с непоколебимым выражением лица.
— Это значит, что если ты не займешь пост генерального директора к своему следующему дню рождения, то потеряешь каждую копейку своего наследства.
По библиотеке прокатилась коллективная дрожь.
Моя семья не хотела, чтобы я унаследовал миллиарды, потому что я их «не заслужил» (справедливо, хотя в чужом глазу они видели соринку, а в своих не замечали бревна), но они скорее умрут, чем будут наблюдать за тем, как все эти деньги уйдут за пределы семьи.
— Я так и думал, — моя рука обвилась вокруг ручки кресла. — Кто те члены комитета, о которых говорил мой отец?
— Ах, да, — Сантос поправил очки и снова прочитал завещание. — Комитет будет состоять из следующих пяти членов: Эдуардо Агилар… — ожидаемо. — Мартин Эррера… — Муж Марии Лупе. Менее ожидаемо, но он был самым справедливым и уравновешенным человеком в моей семье. — Мариана Асеведо… — Председатель совета директоров Castillo Group. — Данте Руссо… —
