в первые дни. Они очень быстро стали незаметны, и я попросту забыла об их существовании, но теперь.
— Откуда они у тебя, Ника? — присаживаюсь перед дочерью и заглядываю ей в глаза.
— Отпусти! — Ника шарахается от меня, как от прокаженной.
Вырывает руку, спрыгивает со стула и бежит прятаться за бабушкой. На дикий визг прибегает и Давид. Останавливается в дверном проеме, смотрит сначала на меня, затем на мать и на Нику. Сдвигает брови к переносице.
Повисает гнетущая тишина. Ника жмется к Наталье, у меня разрывается сердце, а Давид, кажется, теряет терпение, потому что вместо слов делает решительный шаг к матери.
— Не надо, — цепляю его за руку. — Не здесь и не сейчас.
Кивает, хоть и по-прежнему сопротивляется, собираясь подойти к матери. С силой надавливаю ему на грудь, толкаю. Наконец, почувствовав ослабление, выдыхаю и вывожу Давида в коридор, хотя саму при этом трясет. Хочется добраться до Натальи и скрутить ей шею, но нельзя. Если даже в такой ситуации Ника бежит к ней, то работа нам предстоит не просто сложная, а невероятно длительная и трудоемкая.
— Что случилось? — интересуется Давид, и я вдруг понимаю, что он не знает.
Когда вошел, увидел только то, что Ника спряталась от меня за спину «бабушки». И о причине он и не подозревает. Так что чтобы не вызвать новую волну гнева, я предлагаю выйти на улицу. Там, если что, у меня будет больше места для маневров, если он вдруг посчитает нужным сиюминутно «расквитаться» с матерью.
— Когда только Нику привели, в больнице на ее теле были обнаружены синяки. Небольшие, словно следы от пальцев. Я тогда не придала этому особого внимания, поскольку заметила родимое пятно. А теперь… сегодня я увидела синяки на ее руках, при том, что вчера их не было.
Давид сжимает челюсти, хмурится. Не бросается к дому и это уже хорошо, значит, есть шанс построить нормальный диалог.
Я начинаю сбивчиво искать причины синяков, перебираю все возможное, но выводы все равно напрашиваются вполне логичные и желаемые. И Давид тоже меня к ним подводит, когда показывает не свою руку, чуть выше кисти. Там — белые полосы шрамов.
— Мать оставила на память о счастливом детстве, — криво усмехается.
Во мне уже не просто тлеют подозрения, а разгорается уверенность, что эти отметины — дело рук Натальи. Не представляю даже, что хочу с ней сделать, но в одном уверена точно — ей не место здесь. Не место рядом с моей дочкой, даже если для этого придется долго и нудно завоевывать расположение Ники — я готова это сделать, лишь бы ей больше не было больно.
— Вижу, в тебе поубавилось решительности меня останавливать, — хмыкает Давид.
— Я просто… как так можно!? — восклицаю в сердцах, не то спрашивая, не то просто поражаясь.
От ответа отвлекает рев автомобиля, который тормозит прямо у ворот. Поворачиваемся вместе, будто по команде и оба сразу же замечаем того, кто приехал. Назар спокойно выходит из автомобиля, захлопывает дверцу и практически сразу видит и меня и Давида. Кривовато усмехнувшись, подходит к самим воротам. До них какая-то пара метров, так что я ловлю буквально каждую эмоцию на лице мужа — все же, мы прожили слишком много времени вместе.
— Откроешь? — интересуется, засунув руки в карманы.
Первое, что хочу сделать — воспротивиться. Не открывать и не разговаривать, потому что наша последняя встреча прошла максимально болезненно для меня. Он наговорил кучу гадостей в последнюю нашу встречу, обвинил в том, что я переключилась на другого мужика, как только он появился в поле зрения и ляпнул что-то о том, что если бы не тест ДНК, сделанный ранее, ему бы стоило сомневаться, что Ника — его дочь.
Те обидные слова до сих пор торчат ржавым ножом в сердце. Не представляю, как их можно было произнести женщине, с которой ты прожил столько времени. Так что появления Назара я как сильно ждала, так и опасалась. Боюсь, что он снова не сдержится и наговорит множество глупостей, когда поймет, что уступать я не намерена и возвращение семьи после его предательства невозможно.
— Я выйду к нему, — тихо проговариваю для Давида.
— Уверена, что это хорошая идея?
Он меня останавливает, будто всматриваясь. Не уверена, боже, конечно же нет, судя по тому, с каким настроением приехал Назар, ничего хорошего от него ждать не приходится. Но я все равно уверенно киваю, потому что не представляю, как признаюсь постороннему человеку, что боюсь разговаривать с собственным мужем.
Нажав на кнопку, жду, пока ворота отъедут и выхожу. Назар это замечает и криво ухмыляется, понимая, что я не планирую его впускать на территорию.
— Планируешь запретить мне видеться с дочерью? — начинает с наступления.
Я сглатываю. Не знаю, что отвечать. Я вообще не думала, какой будет наша дальнейшая жизнь. Что мы будем делать после развода, как разделим время, которое будем проводить с дочерью. Я не думала об этом, потому что на первый план вышли другие проблемы — как сказать ей, что я ее мама, как сделать так, чтобы она привыкла ко мне и перестала бояться. А развод и Назар… стыдно признаться, но на какое-то время я об этом напрочь забыла.
— Значит, не зря я нанял адвоката, — выдает таким тоном, от которого у меня мороз по коже.
И я даже не знаю, что ему на это ответить. Что пока он думал о разводе и искал адвоката, я полностью увязла в нашей дочери? Или спросить, где был он все это время и почему даже не поинтересовался ею? Впрочем… наверное, это в порядке вещей для него, учитывая, в каком состоянии была Ника. То, что она моя дочь, а не любовницы, мало что изменила в его к ней отношении. И это неожиданно сильно ранит.
Настолько, что хочется обнять себя руками и больше ничего не слышать от мужа, закрыться от его оправданий, хотя их почему-то не следует.
— Ты можешь видеться с Никой тогда, когда хочешь, — наконец, нахожу в себе силы ответить.
— Вот как… а с тобой? С тобой я могу видеться?
— Я ведь сейчас здесь.
— Как великодушно с твоей стороны, — буквально выплевывает.
— Назар… ты приехал ссориться?
— А я не знаю, зачем приехал.
