Мой сводный брат Эрик Кушнер. Шестое имя в моем списке.
Что ж, нахрен.
Глава 9
Эрик Кушнер живет в мак-особняке24, построенном по проекту строителей на тихой улице. На удивление, его дом самый красивый в этом квартале. Это трехэтажный белый колониальный дом с красной дверью и спирально подстриженными самшитами, обрамляющими большое крыльцо. Он даже добавил очарования своему американскому дому, установив лампочку с мерцающим пламенем в наружное освещение, чтобы оно выглядело как газовый фонарь.
Когда я впервые увидела его в возрасте одиннадцати лет, то была впечатлена.
Он выглядел таким милым местом. Когда я вошла и учуяла запах лимона и сахара от свежеиспеченных печений, то подумала, что он и пахнет как милое место. Мой сводный брат, мужчина по имени Тодд Кушнер, тоже выглядел милым парнем. Он был относительно молод, всего на шестнадцать лет старше своего старшего сына, и к тому же работал инвестиционным банкиром.
Семья Кушнер была моим первым опытом приемных семей, и была всем, о чем я когда-то мечтала. Я фантазировала о том, какой будет жизнь, когда я сбегу от матери, когда я наконец-то приобрету настоящий дом с людьми, которые любят меня, не ударят меня, которые будут покупать мне милые платья и дорогие игрушки.
На протяжении двух недель Кушнеры были всем, о чем я мечтала. Сначала я была расстроена, что для меня, Пен и Хизер больше нет фигуры матери. Но Эрик и Тодд были милы насколько могли.
Пока… они не стали.
Желчь подступила к моему горлу, когда я стояла на тротуаре, с ужасом смотря на дом площадью пятьдесят тысяч квадратных футов. Я едва выбралась отсюда, Хизер едва избежала этого места. Я не думаю о Пенелопе, не сейчас.
— Что мы тут делаем? — спросила я, пока Оскар поднимается по дорожке перед домом, словно владеет этим местом. Он показал мне следовать за ним, останавливаясь перед крыльцом и ожидая, пока я присоединюсь к нему. Не надо было быть гением, чтобы понять, что ключ в моей руке — от этого дома. Сглатывая воспоминания из прошлого, я потянулась и открыла дверь. Когда я колебалась, Оскар открыл для меня дверь и рукой указал, что я должна следовать внутрь за ним.
Я повернулся взгляд направо, обнаружив женщину, стоящую на лужайке перед домом, одна рука прикрывала ее глаза от солнца, наблюдая за мной. Ее дети возились у нее под ногами, один — на трехколесном велосипеде, другой — размахивает шлангом. Если я долго буду так стоять, то она вызовет охрану.
Я улыбнулась, сопротивлялась желанию послать ее, а потом по-обычному вошла за Оскаром, словно здесь мое место. В конце концов, я тоже была частью этой семьи. От когтистой хватки моей матери до разврата Кушнеров и безумия Хавок — неудивительно, что Вик называл меня прекрасным кошмаром. Все-таки мне никогда не разрешали мечтать.
Позади меня Оскар закрыл дверь на ключ. Не то чтобы это имело значения, учитывая, что мы припраковали Харлей Виктора прямо на дороге. Он чертовски яркий, сложно пропустить. Я не знала, что Оскар умеет водить мотоцикл, но, полагаю, он просто полон сюрпризов, не так ли?
— Кто-то из соседей расскажет Кушнерам, что мы здесь были, — сказала я, пытаясь сопротивляться дрожи отвращения, которое нашло на меня, пока я стояла в этом месте лжи, пока думала об Эрике, усаживающего меня на свои колени, о его горячем и несвежем дыхании у моего уха. Сначала, мне было нормально сидеть на них, не так, как было с Тингом. Я не боялась сидеть с Эриком, я была взволнована. Он может быть на десять лет старше меня, но он был моим новым братом, так?
— Тебе приятно, Бернадетт? — спросил он меня, скользя своей рукой по моей ноге. Я не могу забыть этот момент, как бы не старалась. Под новым платьем на мне были колготки, я нарядилась для школьного спектакля, который посетили Эрик и Тодд, сидевшие в первом ряду и снимавшие меня на свои телефоны, сияя от гордости не меньше, чем другие родители в зале. Эту вечеринку я не могу забыть, то, как Эрик улыбался мне, когда я выступала, какой счастливой я была. Это, и скольжение его ладони по моим колготкам. — Тебе бы понравилось, если бы я коснулся тебя немного выше?
Мои руки сжались в кулаки, пока Оскар оценивал качества места, делая заметки в iPad. Предполагаю, что вся его работа связана с облаком. Мы не говорили об iPad, который я бросила в зеркало, или о том факте, что я уверена, у него все еще есть доступ к этому ужасному видео. Сколько раз он его смотрел? Я решила, что не хочу знать ответа на этот вопрос.
— Я рассчитываю, что соседи расскажу им, — сказал Оскар, резко улыбнувшись. Его очки сверкнули, когда он повернулся, чтобы посмотреть на меня. — Что они скажут? Два ребенка на мотоцикле зашли в дом, а потом ушли, но при это ничего не было нарушено? — он на мгновение остановился, словно размышлял. — Что ж, полагаю, ты можешь украсть несколько маленьких вещей, чисто для забавы.
Я прищурилась, когда Оскар пошел вниз по коридору, в направление спортзала и ванны, которая служила раздевалкой для наружного бассейна. Мои ноздри раздувались. Пен и мне было так весело, когда мы плавали там. Мне и в голову не приходило, что Эрик снимал нас в наших купальниках по любой другой причине, кроме как для потомков.
Ха.
И в одиннадцать лет я подумала, что стала закаленной, что опыт суицида моего отца, абьюза моей матери, ярости Тинга… я думала, что это вещи научили меня видеть зло. Как же ошибалась.
Я ждала Оскара, стоя в открытой кухне-гостиной со слабым запахом идиотского одеколона Эрика «Straight to Heaven»[25], витающем в воздухе. От этого запаха, словно темный ром и пачули, мне становится плохо, поднимая старые воспоминания, которые лучше бы сгорели.
Когда Оскар вернулся и направился к лестнице, он замирает, держась одной изящной, татуированной рукой за перила. Когда он посмотрел вниз на меня, я могла видеть вызов в его горящих глазах.
— Идешь? — пошутил он, а затем продолжил подниматься по лестнице, словно он действительно не ожидал, что я последую за ним, словно подумал, что я струшу. Полагаю, он не знает меня так хорошо, как считает.
С длинным вздохом я начала подниматься наверх, останавливаясь на площадке, мои глаза сконцентрированы на двери в комнату, что когда-то была моей.
Однажды ночью, после недель дискомфорта, когда Эрик касался и обнимал меня неуместным образом, он пришел в мою комнату на ночь. Он прилег рядом со мной и стянул мою ночнушку через плечо, касаясь губами моей кожи. Я тут же проснулась, мое тело застыло, когда его руки скользнули вниз между моих ног.
Знаете, у него все еще остался шрам там, где я ударила его старой игрушкой пожарной машины, которая украшала прикроватный столик. Эрик чуть не потерял глаз. С того момента я каждый день желаю лишить его зрения, как он лишил многих девушек чувства безопасности.
Сжимая губы в решимости, я последовала за Оскаром, шаг за шагом поднимаясь по извивающейся лестнице, этот звук отдается эхом в широком пространстве дома Кушнеров. Моя рука скользит по перилам, поглаживая металлические прутья, вспоминая, как я бежала вниз по этим ступенькам в ночнушке с кровью Эрика на руках.
Я бежала по улице и не остановилась, пока мои ноги не начали кровоточить, а тело — болеть. На следующее утро я позвонила работнику по делам несовершеннолетних — Корали Винсет — по телефону из антикварного магазина. Она тут же приехала, но по прибытии не была на моей стороне. И близко нет.
Я остановилась на верхней площадке, осматривая коридор с рядами дверей по обеим сторонам. Оскар достал из кармана отдельный ключ и открыл одну, словно он был здесь раньше несколько раз.
— Откуда у тебя этот ключ? — спросила я, держась в стороне, ненавидя темную волну подозрения, что накатывает на меня. Я должна доверять Хавок, доверять их извращенному видению мира. Я заплатила им, честно и справедливо. Я — одна из них.
