Не говоря ни слова, я освободила от пыльной тряпки следующие картины. Пейзажи, портреты, снова пейзажи. На одной из картин был изображен Олег. На другой, — мужчина и женщина средних лет.
— Кто это? — спросила у тенью следовавшего за мной Громова.
— Родители Ани. Она любила рисовать друзей, родителей, меня вот, — поднял небольшую картину с пола. На ней был нарисован Олег, но совсем ещё молодой. Он улыбался мне с картины беззаботной улыбкой.
Я ощущала себя так, будто находилась на запретной территории, будто влезла в чужую жизнь. Именно здесь, на подёрнутом дымкой прошлого чердаке, а не в обезличенном доме, я остро почувствовала присутствие жены Олега. Аня… Захотелось бросить все и уйти. Оставить эти вещи тут, запереть их и больше никогда не подниматься в этот склеп памяти. Сколько всё это занимало места в её душе? Что значил каждый рисунок? Не зная ничего о той, кому принадлежали картины и, как я уже понимала, не только они, но и другое личное, я могла только строить предположения об этом, проводя параллель с коробками, которые нашла в собственной комнате квартиры, некогда бывшей моим домом.
— После того, как Аня заболела, и я понял, что ей необходима помощь, я убрал сюда все принадлежащие ей вещи. Думал, так будет легче.
— Ты сюда не поднимался все эти годы?
— Нет, — в руке Олега мелькнуло кольцо. Подойдя к единственному не покрытому тканью комоду, он выдвинул один из ящиков, достал шкатулку. Красивую, белую. Открыл и положил кольцо к другим лежащим там украшениям. Сделав это, Олег снова поднял голову и посмотрел мне в глаза. — Я любил её, Алин. Что бы ты ни думала.
— Когда ты сделал тест ДНК? — проглотив тяжелый ком, хрипло спросила я.
— Где-то месяц назад. Твои волосы были повсюду, поэтому мне не составило большого труда взять образец, — улыбнулся едва заметно и совсем невесело.
— Мама никогда не говорила, что у неё была сестра. Странно.
— Не странно, — тут же произнес Олег. Подошел ко мне, развернул и, проведя раскрытыми ладонями от плеч до локтей, придержал. — Твоей маме было пятнадцать, а Ане не было и года, когда они остались сиротами. Её отправили в детский дом, Аню — в дом малютки. А после…
— Что случилось после? — нахмурилась, почувствовав неладное.
— Я пришел с этим тестом к родителям Ани. — Отпустил меня Олег, но не отошел ни на шаг. Стоял совсем близко. — Они признались, что она не их родная дочь. Они удочерили её. Удочерили, но при этом не желали, чтобы кто-либо знал об этом. Тем более, она сама. Поэтому официально малышка умерла от двухсторонней пневмонии практически сразу, как попала в дом малютки.
— Не могу поверить, что все так… Зачем сейчас, Олег? Почему именно сейчас ты мне это показал! Рассказал?!
— Потому что потерять тебя не хочу, Лина. Я же вижу, что ты мне не веришь. Вернулась домой, но все равно окончательно ты мне не доверяешь. Так не должно быть.
Опустив голову, я поджала губы и шумно выдохнула. Помотала ею, не зная, что ответить. Скосила взгляд на картину с изображением Ани. На меня смотрела самодостаточная женщина, знающая себе цену. Я точно не она. Я жалкая. И разве может что-то измениться? Разве может Олег, привыкший видеть рядом с собой достойную его женщину, влюбиться в наивную студентку без гроша в кармане?
Аня все смотрела на меня будто бы с немым укором в глазах. Собравшись, я вскинула голову и ответила девушке с картины прямым взглядом, в который вложила свое превосходство. Какой бы эта Анна ни была красивой и уверенной в себе, она — всего лишь картина. А я, именно я рядом с Олегом сейчас и буду в будущем. Единственное, что мне было важно знать, что во мне он не видит её отражение. Что я для него — именно я, а не улучшенная и неизломанная версия той, которую он, как сам сказал, когда-то так сильно любил.
Глава 30
Алина
— Что с ней случилось? — спросила я, усаживаясь за стол в кухне.
Оба мы понимали, о ком я. Как оба понимали и то, что Олегу придется все мне рассказать, иначе… иначе к чему все это было? Чтобы снова играть в недомолвки? Нет.
— Ирина! — вместо ответа крикнул Олег, и тут же, будто все это время наша домработница караулила за ближайшим углом, она появилась.
— Да, Олег Константинович?
— Сегодня вы можете быть свободны, мы, — кинул на меня быстрый взгляд. — Этим вечером мы с Алиной справимся без вас.
За минувшие с моего возвращения в дом Олега дни в наших с его новой домработницей отношениях почти ничего не изменилось. Понятия не имею, что было у неё в мыслях и кем она меня считала. Беспрекословно выполняя мои немногочисленные, в общем-то, просьбы, ориентировалась она исключительно на Олега и, если нам с ним, как сейчас, случалось находиться вдвоём, обращалась к нему. Большего от неё мне было и не нужно. С детства не привыкшая к тому, чтобы кто-то что-то делал за меня, я была даже благодарна ей за то, что она не навязывается с излишней заботой и попытками поговорить.
— Хорошо, — Ирина коротко кивнула и скрылась из вида.
— Я поняла, почему ты взял её на работу, — улыбнулась, когда Громов уселся напротив за стол.
— И почему же? — в уголках его глаз появились морщинки.
— Она не задает лишних вопросов, — выговорила со смешком, показавшимся мне самой несколько натянутым, но при этом всё-таки искренним.
— В отличие от тебя, — заметил он.
— Такая уж я, — наигранно вздохнув, пожала плечами. И тут же снова серьезно посмотрела на Олега: — Так что случилось с твоей женой? Расскажи.
Шумно выдохнув, он отвел взгляд, словно собирался с силами, а я… я ждала, покорно ждала, прекрасно понимая, как трудно ворошить болезненные воспоминания. До сих пор я никак не могла уместить в голове все, что рассказал и показал мне Олег. С момента, как мы спустились с чердака, я не проронила ни слова, пока мы не оказались в кухне, пока для самой себя мне не стало окончательно ясно — хочу знать все. Абсолютно всё.
Там, под крышей красивого, дорогого особняка, где двое собирались строить будущее, которого так и не случилось, я видела, что Олегу до сих пор больно от осознания, что некогда счастливая жизнь с любимой женщиной превратилась в пепел. В пыль, что покрывала зачехленные картины, фотографии, вещи, принадлежащие Ане. Понимала и принимала. Задушила на корню ревность, готовую взметнуться ярким пламенем. Он со мной. И я его не отдам. Потому, что хочу счастья. Для него и для себя самой, а в тянущемся за ним прошлом счастья больше нет.
Едва ладони Олега оказались на столе, я накрыла их своими. Почувствовала его жар, а когда взгляды наши встретились, так и вовсе голова пошла кругом.
— Аня не смогла пережить то, что случилось. Аварию. Вернее… — наконец услышала я. Качнув головой, он продолжил: — Не саму аварию. Поначалу все было хорошо, но примерно через месяц после выписки из больницы, она стала покупать детскую одежду. И это уже к имеющемуся в полностью готовой детской, которую она запретила разбирать, — печально усмехнулся и, поглаживая мои пальцы, заговорил опять так, будто в который раз просматривал кадры собственной жизни.
Подобно старой киноплёнке, надорванной и склеенной, поблёкшей со временем, они возникали перед ним и отражались во мне. Не так много слов, но его взгляд, голос, прикосновения… Ретро-кинотеатр, где на пыльном экране разворачивалось действо драмы для троих — нас с ним и женщины, бывшей когда-то главной героиней ленты, а сейчас — лишь памятью и автопортретом на чердаке.
— Дошло до того, что однажды она вернулась с целым ворохом барахла. Скупила едва ли не весь детский магазин, а когда я спросил зачем, посмотрела так, словно я был идиотом, — губы его тронула новая, теперь уже совсем мрачная усмешка. — Наверное, я действительно был идиотом. Чего-то ждал… Нужно было обратить внимание на всё это раньше, но я, черт возьми, чего-то ждал.
— Что она тебе ответила? — спросила я с осторожностью, не уверенная, что нужно делать это.
Олег долго всматривался в моё лицо. Мне хотелось отвернуться. Хотелось встать, отойти к камину, лишь бы спрятаться от его тяжёлого взгляда, но я осталась неподвижно сидеть на месте.
