я не видела ничего хорошего! Я переезжала из города в город, потому что папаша нигде не мог устроиться толком. Иногда мы ночевали на вокзале или в парке. Мы созванивались с тобой не так часто. Но ты постоянно ныла на свою скучную и серую жизнь.
Моника щёлкнула пальцами.
— Когда ты жаловалась на то, что мамочка собирает тебе тосты в школы с арахисовым, а не с шоколадным маслом, у меня живот прилипал к спине от голода. Я ела дважды в сутки, если было чем поживиться!
— Тосты? Ты это помнишь? — удивилась я.
Сестра ядовито рассмеялась.
— Я всё помню! Твои жалобы на не ту одежду или еду, на скучных подружек, на однообразные походы за покупками…
Ты ныла и ныла, ныла и ныла на свою ужасную жизнь постоянно! А мне твоя «серая мышиная» жизнь казалась раем!
Ты плакалась, что в пятнадцать тебя ещё не целовал мальчик?
А меня изнасиловали пьяные дружки папаши, когда его не было дома. Они вломились в дом, напоили меня и трахали по очереди. Мне ничего не удалось доказать. Папаше было плевать! У его дружков были связи с копами. У каждого оказалось алиби. А я считалась оторвой… Мне не поверили.
— Моника! — прошептала я.
Рассказ сестры меня поразил. Я наклонилась и взяла её руки в свои руки. Моника сердито вырвала свои пальцы.
— Но ты же ничего не говорила об этом! — воскликнула я. — Ты всегда была такой весёлой и рассказывала мне столько историй! Твоя жизнь казалась мне радугой!
— Ха-ха-ха! Я сама раскрашивала свою жизнь! Жаль, только в мечтах. Моя жизнь — это спуск в канализационную дыру, Николь! Всё ниже и ниже… Тебе скучно перебирать бумажки в конторе? Α мне тошно дёргать сиськами и делать минеты…
— Постой! Но это же твой выбор! — удивилась я.
— Выбор? — взвизгнула сестра. — Мой выбор? Моя семья не дала мне ничего! Я с пятнадцати лет работаю! Но знаешь ли ты, кем берут работать девок вроде меня? Официанткой в дешёвую забегаловку, где каждый вонючий козёл считает, что имеет право облапать тебя! Как-то меня обокрали в тёмном переулке. Порезали немного, вырвали из рук сумку. Хорошо, что не изнасиловали… Я оказалась без денег и документов. Я спала на складе на работе, боясь, что об этом узнает хозяин заведения. Я нищенствовала! О да, потом я встретила парня!
Он показался мне хорошим! Он пригласил меня жить к себе. У него был симпатичный домик и своё ранчо, вдалеке от города.
Он обещал помочь мне с восстановлением документов. Я согласилась. Но только счастье длилось всего несколько дней.
Этот урод превратил меня в рабыню! Я мыла, скребла и чистила его огромный дом! Он любил поднимать на меня руку.
Он наказывал меня за плохо выполненную работу или невкусный ужин. Рассказать, как он меня наказывал?
Я отрицательно покачала головой.
Но Моника продолжила говорить. Она будто не могла остановиться. Она слишком долго держала боль, злость и ложь в себе. Сейчас её словно прорвало. Моника захлёбывалась словами…
— В наказание «хороший парень» запирал меня в подвале своего дома на двое-трое суток. Он приводил дружков, чтоб я обслуживала их. За еду. За разрешение помочиться сидя на унитазе, за разрешение помыться… Однажды я не выдержала.
Я прикончила этого ублюдка, когда он потерял бдительность.
Я сбежала с его деньгами. В большом городе было легко спрятаться, легко достать поддельные документы…
ГЛАВА 41. Николь
Я была шокирована рассказом сестры. Моника перевела дух и продолжила:
— Но знаешь, что, милая? От дерьма не отмыться. Когда на тебе наляпано столько дерьма, оно начинает преследовать тебя. В итоге я пришла к тому, от чего хотела убежать. Стрип…
Мужчины, считающие, что деньги могут позволить им всё. Я хотела вырваться из этого круга. Но только не с моим именем.
Только не с моей историей…
— Мне больно слушать! — всхлипнула я и попыталась обнять сестру, но она зашипела, как кошка.
Моника отошла от меня, смотря на меня как на заразу.
— Я танцевала стрип в одном клубе и обслуживала мужчин.
Иногда вылавливала мужчин на одну ночь в другом клубе. Я бывала там под видом обычной скучающей девицы, но профессионалку видно в деле, не так ли? Иногда я обчищала карманы или просто спала с мужинами за деньги. Я корчила из себя овцу вроде тебя, а в постели была секс-бомбой. Мужики от этого тащатся. Им нравится, когда ты смотришь на них глазами невинной пятилетки, а потом сосёшь, стоя на коленях, и просишь трахать в задницу почаще…
Я покачала головой. Жизнь Моники была не сладкой. Но у меня складывалось ощущение, что она плыла по этому течению. Ненавидела его и всё равно плыла.
— Ха! Осуждай меня, давай! — выкрикнула Моника. — Но когда я встретила Φрэнка Голдмана, которого зацепил мой образ невинной овцы с вечно мокрой щелью, я поняла, что нужно держаться этого образа. Твоего образа! Ему нравилось… О!.. Я неплохо играла роль.
— Нет! — перебила я сестру. — Ты сыграла меня отвратительно!
Я не была шлюхой. Но благодаря твоей подставе, со мной обращались, как со шлюхой!
— Тебя трахали — делов-то! Голдман в этом плане — просто бог, да? Мне было даже жаль… немного. Но я твёрдо решила начать новую жизнь. Мне нужны были деньги. Голдман начал доверять мне. Ему нравилось трахать меня у себя в кабинете. Я всегда якобы сразу засыпала на диване под его пиджаком, а он работал. Но я смотрела и ждала, я наблюдала за его сейфом.
Постепенно я узнала весь код…
— Почему нельзя было просто взять и уйти? Зачем было впутывать в это меня?!
— Потому что незадолго до этого я имела несчастье напороться на Брэдли Мак-Эвоя, того самого копа.
Оказывается, полицейские нашли мёртвого парня с ранчо и возбудили дело. Кто-то смог составить мой фоторобот. Меня объявили в розыск. Брэдли Мак-Эвой поймал меня на мелкой кражė. Но коп узнал в
