и жалости, и смотреть на это было невыносимо. Она отвела взгляд: посмотрела на смеющихся студентов, на крышки кофейных стаканчиков, сложенные рядом со стойкой, на наклейки на макбуке какой-то девушки… И убрала руку из-под его ладони.
— Тебе пора. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла неуверенной. — Заканчивать свою операцию.
Он не сводил с нее глаз.
— Я люблю тебя… Ань тебя любит… Ань предпочла бы тебя Джереми. И ты тоже нас любишь. Мы все заботимся друг о друге, и я вот никуда не делся. Я никуда не уйду.
— Это другое.
— Почему?
Оливия не потрудилась ответить и вытерла щеку рукавом. С Адамом все было иначе, и Оливия хотела от него другого, но она не могла… не хотела произносить это вслух. Не сейчас.
— Я не скажу ему.
— Ол.
— Нет, — ответила она твердо. Теперь, когда слезы ушли, она чувствовала себя намного лучше. Может быть, она была не той, за кого себя принимала, но она умела притворяться даже перед самой собой. — Я не скажу ему. Это ужасная идея.
— Ол.
— На что это вообще будет похоже? Как мне это сформулировать? Какие слова будут верными?
— Я думаю, тебе стоит…
— Сказать ему, что я влюблена? Что я думаю о нем постоянно? Что я втрескалась? Что…
— Оливия.
Насторожили ее в итоге не слова Малькольма, не паническое выражение его лица и не тот факт, что он явно смотрел куда-то выше ее плеча. Просто именно в этот момент Оливии на телефон пришло сообщение от Ань, и это привлекло ее взгляд к цифрам на экране.
10:00.
Десять утра. Среда. Оливия сидела в «Старбаксе» кампуса, в том самом «Старбаксе», где она проводила каждое утро среды последние несколько недель. Она резко обернулась и…
Она даже не удивилась, увидев Адама. Он стоял позади нее. Достаточно близко, чтобы — если только с момента их последней встречи у него не лопнули барабанные перепонки — слышать каждое слово, слетевшее с губ Оливии.
Ей хотелось умереть на месте. Ей хотелось выползти за пределы собственного тела и этого кафе, растаять в луже пота, просочиться меж плитками пола, просто раствориться в воздухе. Но это все на данный момент было вне пределов ее возможностей, так что она натянула слабую улыбку и снизу вверх посмотрела на Адама.
Глава 11
Гипотеза: как только я начинаю врать, все становится хуже в семьсот сорок три раза.
— Ты… ты слышал это? — выпалила она.
Малькольм поспешил убраться из-за стола со всеми своими вещами, натянуто пробормотав:
— Я как раз собирался идти.
Оливия едва заметила это, пристально следя за тем, как Адам отодвигает стул, чтобы сесть напротив.
Дерьмо.
— Да, — сказал он мягко и ровно, и Оливия почувствовала, что вот-вот распадется на миллион крошечных кусочков прямо тут, на этом самом месте. Она хотела, чтобы он взял свои слова обратно. Хотела, чтобы он сказал: «Нет, слышал что?» Хотела вернуться в сегодняшнее утро и перемотать все назад, весь этот ужасный беспорядочный день. Не проверять сообщения на телефоне, не дать Ань войти и увидеть, как она тоскует по своему фейковому парню, не изливать Малькольму сердце в худшем из всех возможных мест.
Адаму нельзя было знать. Просто нельзя. Он подумает, что Оливия поцеловала его специально, что она спланировала весь этот кошмар, что она манипулировала им. Он решит порвать с ней задолго до того, как получит какую-то выгоду из их соглашения. И возненавидит ее. Перспектива была ужасающей, поэтому она сказала единственное, что пришло ей в голову:
— Это было не про тебя.
Ложь слетела с языка, словно оползень: непродуманная, быстрая и разрушительная.
— Я знаю, — кивнул он и… даже не выразил удивления.
Казалось, ему никогда не приходило в голову, что Оливия может им интересоваться. Ей хотелось плакать — частое состояние в это дурацкое утро, — но вместо этого ее вырвало очередной ложью:
— Я просто… влюбилась. В одного парня.
Адам снова кивнул, на этот раз медленно. Взгляд его потемнел, а уголок рта дернулся — лишь на мгновение. Она моргнула, и выражение его лица снова стало пустым.
— Да. Я понял.
— Этот парень, он…
Она сглотнула. Что он? Скорее, Оливия, скорее. Иммунолог? Исландец? Жираф? Кто он?
— Ты не обязана объяснять, если не хочешь. — Голос Адама звучал немного необычно, но в то же время успокаивающе. Устало. Оливия поняла, что заламывает руки, и, вместо того чтобы остановиться, просто спрятала их под стол.
— Я… Просто…
— Все в порядке.
Он ободряюще улыбнулся ей, и Оливия… была не в силах смотреть на него. Ни секундой дольше. Она отвела взгляд, отчаянно желая найти какие-нибудь слова. Она хотела это как-то исправить. Прямо за окном кафе группа старшекурсников толпилась вокруг ноута, смеясь над чем-то и глядя в экран. Порыв ветра разметал стопку листов, и один из парней бросился их поднимать. В отдалении в сторону «Старбакса» шел доктор Родригес.
— Это… наше соглашение.
Голос Адама выдернул ее обратно. Вернул за стол между ними, к ее лжи, к тому, как мягко и тихо он говорил с ней. Добрый, какой же он был добрый.
Адам, когда-то я думала о тебе самое худшее, а теперь…
— Оно должно было помочь нам обоим. Если тебе это больше не нужно…
— Нет-нет. Я… — Оливия покачала головой и заставила себя улыбнуться. — Все сложно.
— Понимаю.
Она открыла рот, чтобы сказать: «Нет, ты не понимаешь». Он не мог ничего понимать, потому что Оливия только что все это придумала. Дурацкая ситуация.
— Я не… — Она облизнула губы. — Нет нужды прерывать нашу договоренность раньше срока, я все равно не могу сказать ему, что он мне нравится. Потому что я…
— Дружище. — Чья-то рука хлопнула Адама по плечу. — С каких пор мы встречаемся не у тебя в кабине… О. Понимаю. — Взгляд доктора Родригеса скользнул от Адама к Оливии и задержался на ней. Секунду он просто стоял у стола, удивленно глядя на нее. Затем губы его медленно растянулись в улыбку. — Привет, Оливия.
В первый год аспирантуры доктор Родригес входил в состав ее консультационной комиссии — довольно странный выбор, учитывая, что он не имел никакого отношения к теме ее исследования. И все же у Оливии остались в основном приятные воспоминания об общении с ним. Когда она запиналась на заседании комиссии, он всегда улыбался ей первым, а однажды даже сделал комплимент ее футболке со «Звездными войнами»… А потом напевал под нос имперский марш всякий раз, как доктор Мосс начинала критиковать методы Оливии.
— Здравствуйте, доктор Родригес. — Улыбка у нее точно вышла не такой убедительной, как ей бы хотелось. — Как дела?
Он отмахнулся.
— Ой. Прошу, зови меня Холден. Я ведь у тебя уже не преподаю. — Он от души хлопнул Адама по спине. — И ты имеешь весьма сомнительное удовольствие встречаться с моим старым, самым социально неполноценным другом.
Оливии пришлось постараться, чтобы не уронить челюсть на пол. Они друзья? Очаровательный, легкий на подъем Холден Родригес и угрюмый, неразговорчивый Адам Карлсен — старые друзья? Разве она не должна была знать об этом? Девушка Адама знала бы, ведь так?
Доктор Родригес — Холден? Боже, Холден. Она никогда не привыкнет к тому, что преподаватели — реальные люди и у них есть имена. Холден обернулся к Адаму, которого, казалось, не волновало, что его объявили социально неполноценным.
— Ты сегодня вылетаешь в Бостон, так? — спросил он, и манера его речи чуть изменилась: он заговорил глуше и быстрее, чуть более непринужденно. Они действительно были старыми друзьями.
— Да. Все-таки получится подвезти нас с Томом в аэропорт?
— Может быть, — ответил доктор Родригес.
— И от чего это зависит?
— Том будет лежать связанный в багажнике с кляпом во рту?
Адам вздохнул.
— Холден.
— Я позволю ему сесть на заднее сиденье, но, если он не будет держать
