разу не опускаются к моим губам.
Глава 30
Георгий
Сдержанность — мое тотемное слово дня.
Не наброситься на Славу сразу же, как только она переступает порог моего номера, оказывается намного сложнее, чем я ожидал. Но я отчётливо вижу неуверенность в ее глазах, улавливаю скованность в движениях — именно такую, какую она сама мне описывала, пока мы лежали в ее кровати, обнявшись.
Нельзя, говорю себе и внутренне бью свои порывы изголодавшейся собаки.
Мой друг в штанах вчера едва сдержался, обезумев в её жарких объятиях и ещё более жарких признаниях, воспевающих мой идеальный образ холодного вампира. Если смог вчера, значит получится и сегодня. Необходимо всё сделать правильно. Идеально. Привести её к чувству спокойствия, комфорта и полного расслабления рядом со мной, а ещё нежно и неспешно разогреть в ее теле желание, чтобы она пригласила меня в номер не из-за голоса магической водки, а по собственному и твердому побуждению.
Ни одна женщина не была со мной так откровенна, как этот нежный цветочек. Её очарование не портил даже пьяный заплетающийся язык, рассказывающий о том, почему Гекельберри Финн ей симпатичнее Тома Сойера. Очень серьезно, кстати, рассказывала.
Когда мы долго целовались, и я не мог контролировать свой язык, она уверяла, что так головокружительно её никто и никогда не целовал. И это её милое:
— Как жаль подобное забывать, ах.
Она просила пойти с ней дальше, уверяла в осознанности и трезвости намерения и обещала никогда не жалеть. Грозилась дать расписку.
Мой верноподданный друг в штанах долбился в своём безупречном согласии и молил меня следовать девичьим желаниям, убеждал отречься от морали и вломиться в её податливое тело, а затем гневно запугивал остаться навечно камнем обломинго, когда я остался глух к его искушающим речам.
Я слишком эгоистичен, чтобы позволить ей не запомнить наш первый раз.
И в этот первый раз я заставлю её кончить далеко не один раз.
Но стоит вспомнить ее мудака бывшего, как гнев мчится по венам. Роман, если я тебя однажды встречу, ты получишь в челюсть. Без лишних слов и пререканий. Как мужчина мужчине.
Довести свою девушку до того, чтобы она убежденно искала проблему только в себе и своем теле, считала себя бракованной и неспособной к чувственной близости с мужчиной… и уязвленно сокрушавшейся, что ее грудь чересчур чувствительна…
Милые женщины, я никогда не смогу вас понять. Даже Слава, рассказавшая мне, казалось бы, сокровенные вещи, стала еще более загадочна, чем была.
Но зато теперь я знаю про ее заветные мечты и мне хочется сделать все возможное, чтобы помочь ей их реализовать.
Глава 31
Мы подходим к моему номеру, держась за руки. Рядом с ним мне бесконечно хорошо и комфортно, но почему-то, когда наши ноги останавливаются у двери, внутри на большой скорости проносится поезд с покачивающимися вагонами возбужденных нервов.
— Спасибо за прекрасный день. — говорит Георгий и пристально смотрит мне в глаза. Настолько пристально, что лишает способности спокойно дышать. И я то лишаюсь кислорода, то захлебываюсь им, не понимая своих желаний.
Хочу ли я, чтобы он вошел…
Хочу ли почувствовать на своем теле прикосновения его рук…
Хочу ли ощутит вкус его языка…
Да. Да, я хочу. Очень. Чересчур. Слишком сильно и непроглядно остро.
И от этого страшнее всего. Я никогда не испытывала ничего столь отчаянно и пронизывающе по отношению к Роману…
Да, я знаю, нельзя сравнивать и сопоставлять, это нехорошо, неправильно и банально невежливо… но я не специально. Сопоставление у меня происходит на некоем подсознательном уровне.
Георгий был нежен, заботлив и участлив, но ни разу за весь день не поцеловал меня в губы. Роман же при первой возможности сделал это, протаранив меня своим языком.
Сейчас сын владелицы Эры скользит глазами по линиям моего рта, заставляя желать его все сильнее, но опять же не делает ни одного шага навстречу…
— Это тебе спасибо. — смущенно отвечаю и тайно жду. — Тогда, доброй ночи, Георгий.
Он чуть хмурится, или мне кажется?
— Доброй ночи, цветочек. — наклоняется, целует в щеку и шепотом, в котором появилась хрипотца, добавляет. — Я подожду.
Закрыв за собой дверь, я сползаю на пол, ощущая в сердце тяжелый мешок затхлого разочарования. Скидываю, сидя попой на коврике, туфли, еще и заталкиваю их грубо ногами, вымещая на погрустневшей от моего неделикатного поведения обуви разочарование на саму себя.
Почему он поедал глазами мои губы, но не предпринял ни единой попытки распробовать их вкус вживую. Они не оправдали его визуальных ожиданий? Привстав на колени, подползаю к висящему зеркалу и придирчиво изучаю сначала верхнюю губу, затем нижнюю. Не тонкие, довольно пухлые, Юлька любит иронизировать, говоря: «Повезло тебе, колоться не надо».
Вот теперь я сомневаюсь, повезло ли, может ему нравятся по тоньше и по субтильнее… А не мои пельмень-варень…
Встаю, скидываю одежду и направляюсь в душ. Под водой тщательно тру себя, пытаясь вытолкать окутывающее меня чувство неудовлетворения, но более деликатно прохожусь по лицу, желая зафиксировать его прикосновения.
«Я подожду….
Я подожду….
Я подожду…»
Упрямо отзывается в теле.
Неужели он имел в виду, что…
Обмотавшись полотенцем, выхожу из ванной, беру сумку, достаю сотовый и начинаю набирать Юльке сообщение. Затем стираю и решаю, что позвонить — быстрее и надежнее. Но минуту таращусь на Юлькину аватарку и сомневаюсь в правильности предстоящего поступка. Вспоминаю любимую книжную героиню… Разве она бы спрашивала чужое мнение? Разве делать важный для себя шаг нужно исходя из слов, которые выйдут из уст другого? Не важно, подруга, брат, сват … Разве выбор дан как раз не для того, чтобы мы сами его делали?
Мне двадцать пять лет, а я смущаюсь собственных желаний, боюсь быть отвергнутой и еще сильнее боюсь обжечься снова…
Быстро надеваю чистые