горячими волнами.
Мужские ладони нежно массируют и поглаживают, заставляя море внутри сладко покачиваться. Он снимает с меня лифчик, не разрывая не прекращающуюся ласку наших языков, и я, ахнув, стону в его рот, когда твердые пальцы касаются чувствительных сосков, налитых желанием.
Георгий отодвигается, тяжело дыша, смотрит в мои глаза и от одного его взгляда низ живота снова завязывается тугим морским узлом, а он, лизнув одну из напряженных горошин, накрывает ее ртом, порочно посасывая и катая языком, окуная меня в неведомое наслаждение, отчего я запрокидываю голову и не сдерживаясь, стону и шепчу:
— Дааа… Георгий…дааа…
Он выпускает сосок из приятного плена, и я не успеваю ощутить разочарование, как его рот тут же накрывает второй, даря ему те же дурманящие ласки, пока левая рука искусителя нежно скользит вниз по моему животу. Мои ноги покорно раздвигаются и его ладонь ныряет в трусики, где все настолько накалено, что от одного прикосновения я готова взорваться на маленькие звезды. Пальцы томительно и нежно изучают влажные складки, а затем накрывают набухший узелок, и мое тело, сомневаясь в правдивости голоса, извивается, моля его продолжить и помочь мне доплыть до тех коралловых рифов, куда раньше я умудрялась добраться только в одиночестве.
Мне неведомо, как ему это удается, но он словно считывает меня, зная, когда слегка коснуться, а когда закружить в бурлящем потоке, когда чуть надавить, а когда подразнить и я, закрыв глаза, полностью отдаю себя течению, позволяю уносить себя на самую темную глубину, а затем, набрав скорость, взлетать, вынырнуть, захлебнуться воздухом и вдруг оказаться в жерле вулкана, чья плавящая лава несётся по венам, превращая все тело в оголенное сознание, которое от новой ласки, изгибается, взмывается ввысь и блаженно улыбнувшись, взрывается, превращаясь в крохотные звезды, неспешно спускающиеся на кровать. Они медленно связываются вновь, обретая линии моего родившегося вновь тела и я, раскрыв веки, упираюсь невидящими глазами в потолок, ощущаю, как руки, отчаянно сминающие простыни, расслабляются, а вместе с ними напряжение ненужной дымкой слетает с моего тела, оставляя мне лишь тяжелое запутанное дыхание и хмельную улыбку очень простого, но настоящего счастья.
Чуть поворачиваю голову и ловлю взгляд проникновенных серых глаз, думая над тем, насколько они прекрасны и насколько прекрасен их обладатель.
— Твой оргазм слишком сладко звучит, — хрипло говорит Георгий, и мои губы улыбаются, потому что, кажется, я растеряла на время способность говорить или складывать из букв слова. — Поэтому мы сейчас его повторим.
Он аккуратно снимает с меня трусики, и быстро избавляется от спортивных штанов и боксеров. Шуршит презервативом. Мне хочется возразить и признать себя размякшим желе, но, когда я ощущаю твердое прикосновение внизу, а его губы снова сминают мои, тело моментально окликается, наполняется недавним томлением и взволнованно выгибается навстречу.
Шире раздвигаю ноги, не боюсь казаться порочной, не боюсь казаться бревном, хочу искренне и без утайки передать свое возбуждение. Но с одной стороны неистово желая, я безумно боюсь…
Боюсь, ведь знаю, что ничего не почувствую….
Боюсь его разочаровать…
Георгий, смазывая себя моей влагой, резко толкается и с глухим стоном заполняет меня всю. Ахаю и вцепляюсь в его плечи. По коже прокатывается дрожь, а по венам бьют молнии, потому что я… я чувствую его… Вот он снова аккуратно толкается, а я снова тихо стону и тянусь к нему сильнее, ощущаю каждое новое движение внутри, сладко отдающее в теле, обхватываю ногами, становлюсь с ним единым целым.
— Дааа…пожалуйста…дааа
Вновь сплетаемся языками, мычу, когда мужская ладонь вырисовывает узоры на соске и ловлю его порочное дыхание возле уха:
— Нравится, как я тебя трахаю?
Не знаю виной тому его вопрос или потерявшие нежный ритм толчки, но меня снова накрывает оргазм и все что я могу, это простонать ему в ответ:
— Да…. Очень нравится….
Глава 32
Впервые за долгое время я просыпаюсь с блаженной улыбкой на губах. Не от противного звука будильника или мохнатой лапы требующего внимания и еды Мороженки, не из-за тревожного сна или кошмара, в котором Наталья сжигает мои книги, не из страха опоздать на работу или не успеть сделать что-то поистине значительное, а просто потому что, несмотря на недолгие часы сна, я чувствую себя абсолютно выспавшейся и, наверное, глупо, но совершенно счастливой.
Все время ощущая себя неисправным инструментом, прочитав тонну литературы и, убедившись в невозможности увидеть рассвет при совместном плавании, я поняла, как все же был прав один из писателей, освещающих статью об аноргазмии, утверждая насколько большое значение для женщин имеет психологическая часть процесса, возможность преодоления излишней застенчивости и смущения, способность довериться и раскрыться перед партнером. Но, конечно, важен и сам партнер, готовый не наседать и не требовать мгновенной капитуляции, возмущаясь плохому звучанию выпавшего на его долю инструмента, а оказывающийся в состоянии неспешно подготавливать, распалять и будоражить, и, наконец, дотронувшись до раскаленных струн, породить самые честные и откровенные звуки.
Осознав, что лежу в постели чужого номера одна, испытываю секундный страх. Может ему не понравилось, и он ушел? Увидел, что нет во мне никакого таинственно чарующего женского секрета и горестно выдохнув, сошел с судна…
— Милочка! Хватит придумывать несусветную фигню! — раздраженно фыркает, возникшая на плече Римма Константиновна. — Фантазию свою полноводную и наполненную дремучими чешуйчатыми для книжек прибереги, не слышишь разве, вода в ванной льется? Моется мой сынулик с утра, пока ты дрыхнешь, а потом триллеры в голове наматываешь. Или думаешь, пошел с горя топиться в ванной после бурной ночки с тобой? — хмыкает вдруг вполне миролюбиво владелица Эры.
— Ах! — сладко вздыхает моя появившаяся миниатюрная версия, поправляя милое короткое платьице.
— Ты только посмотри на нашу фифу! Поздравляю с удачным выходом из холодного космоса, бывшая комбинезонша!
Дверь ванной открывается, и мои посетительницы тут же исчезают. Может в красноречивых взглядах Мороженки, транслирующих «посетила бы ты, мать, мозгоправа», присутствует доля обоснованности, но я обещаю себе подумать об этом завтра, так как появившийся передо мной мужчина, вокруг чьих бедер обмотано гостиничное белое полотенце, заставляет стук сердца набирать обороты, с легкостью стирает все нелепые мысли, без слов подходит, садится рядом на кровать, наклоняется