села я на своего любимого конька.
— Марусь, не начинай. Ученых и без меня хватает.
— Военных тоже.
— Считаешь, в армии мозги не нужны?
— Считаю, есть более подходящие области применения для твоих.
Он вздохнул. А потом поднял наши сцепленные кисти и обнял мое предплечье.
— Я бы хотел… — пробормотал он тихо, — жить поближе к тебе… Не расставаться больше так надолго…
— Тем более. Я тоже, Глеб. Но если ты уедешь по контракту куда-то далеко…
Он прикрыл глаза и поджал губы.
— Ладно, Манюсь, пойдем? Тебе спать пора… — он освободил мою руку и погладил меня по волосам.
— Сейчас, еще немножечко… — попросила я, потерлась щекой о его мускулистое плечо и минут десять посозерцала звезды. А потом благополучно уснула.
Мне снился Глеб. Почему-то он был взрослым, а я — маленькой девочкой. Он держал меня на руках и покачивал, одновременно шипя и бормоча что-то убаюкивающее, а я обнимала его за шею, и растекалась по нему, и дышала им, чувствуя себя в полной безопасности. От него сладко и тепло пахло земляничным мылом и чем-то мужским — кажется, уверенностью в себе и спокойствием…
Проснулась я в собственной постели, одна, и долго не могла вспомнить, как тут оказалась. Мы с Глебом смотрели на звезды, а потом… что было потом? Хорошенько подумать мне об этом не дали: забежала мама, сказала, что они с дядей Сергеем уезжают, и тут же исчезла, бросив напоследок:
— Пожалуйста, следи за братом! Не выпускай из виду. А мы привезем вам что-нибудь… в подарок.
Не успела за ней закрыться дверь, как проснулся Киря и принялся пищать. С трудом разлепив непослушные веки, я взглянула на телефон. Семь утра. Вот черт! И не выспалась, и йогу пропустила…
Пришлось встать, умыться, покормить брата. Прибрав на кухне, я повела его на улицу. Во внутреннем дворе у Кири была целая площадка, сооруженная его рукастым папой: горка, песочница, веревочные качели. Пока мелкий изготавливал куличики, я решила хоть немного позаниматься сама. Чуть-чуть размялась, потянулась и стала отрабатывать вчерашнее новоприобретение — ту самую позу лягушки-гирлянды.
Неожиданно сзади — с соседского огорода — послышалось веселое фырканье:
— Манюнь, ты чего это, учишься складываться в три погибели?
Примерно в середине фразы прозвучал негромкий треск, и голос стал приближаться.
— Это маласана! — фыркнула я намного презрительнее, чем Глеб, не без труда выбираясь из позы.
— А по-русски?
— Поза гирлянды.
Он покачал головой:
— Не похоже. Гирлянда — она длинная и… гибкая. А это лягушка какая-то.
Глаза его сияли радостью, а загорелый обнаженный торс смущал меня до такой степени, что тяжело было смотреть. Он подошел ко мне совсем близко, вплотную — так, будто хотел обнять, но кисти рук его остались зажаты в задних карманах шорт.
— Как тебе спалось, полуночница? — спросил молодой человек, с нежностью рассматривая мое лицо.
— Хорошо… а как… я оказалась у себя в постели?
— Я тебя отнес.
— Но окно…
— Выяснилось, что вы не запираете на ночь дверь. Это довольно опрометчиво!
— Спасибо, Глеб… — мне по-прежнему неловко было смотреть на его торс, но и в лицо — я тоже смущалась, поэтому мой взгляд остановился в районе его яремной впадины. — За вчерашнюю экскурсию по ночному небу и… за твою заботу.
— Всегда пожалуйста, — прошептал он хрипло и замер в молчании.
Совсем смешавшись и залившись краской, я подняла глаза. Взгляд Глеба гулял по моему лицу, но создавалось ощущение, будто он гладит меня им. Моментально накатила волна мурашек, а сердце из рыси пустилось в галоп. Чтобы хоть немного снизить эти сжигающие меня ощущения, я принялась молоть все, что приходит в голову:
— Название этой позы связано с положением рук в ней… ну, в идеале, они должны обхватывать тело, как гирлянды… Просто я… пока так не могу.
— И зачем она нужна? — выйдя из оцепенения, поинтересовался Глеб.
— Эмм… она… улучшает… хм… кровообращение..? — я говорила так неуверенно, что получился вопрос.
— Где?
Если бы я помнила! Но от его взглядов из головы вылетело абсолютно все…
— Хм… в теле.
— Понятно, — хмыкнул Глеб. — А мне кажется, ничто так не улучшает кровообращение, как заготовка сена для скотины…
— Намекаешь на то, что я бездельница и лентяйка?
— Нет, я не думаю, что ты лентяйка. Ты ведь прилежно училась и… в институт поступила. Уж я-то знаю, что это непросто. Но вот эта… странная физкультура…
— Служит для оздоровления тела и духа.
— Ну ладно. Пусть. Тебе можно.
— Разрешаешь?
— Я имею в виду, что для мужчины было бы странно заниматься такими вещами.
— Смотря для какого. Очень многие мужчины занимаются йогой.
— Хмм…
Я заметила, что Киря принялся дегустировать свои куличики, и кинулась к нему — запрещать.
— А у тебя какие планы на сегодня? — бросил Глеб мне вслед.
— С мелким сижу. Родители уехали по делам на весь день.
— Вечером вернутся?
— Угу.
— Ну… я зайду. Да?
— Только попробуй не зайти! — я улыбнулась и изобразила, будто стреляю в него из пальца.
Он поднял руки вверх и повалился назад, но в последний момент ловко извернулся и убежал.
***
Часов в 11 мы с братиком опять вышли подышать свежим воздухом. Не то чтобы он был очень свеж — скорее горяч и плотен, как свежесваренный кисель — но домашние развлечения уже себя исчерпали, и я решила немного почитать в тени деревьев, а Кире для веселья вынесла таз с водой и игрушками, которые можно мочить.
Сначала — дело, потом потеха. Я открыла Джейн Остин в оригинале и стала сосредоточенно вгрызаться в витиеватый английский текст. Но продлилось это недолго: от калитки меня окликнул нежный девчачий голос. Я подняла голову — Аня и Лена, Глебины сестры.
— Привет, Маша! — пискнула младшая и помахала мне тонкой ручкой.
Я сразу подскочила и пошла к ним.
— Привет, девчонки! Как поживаете?
Старшая — Аня — очень внимательно рассматривала меня. В ее лице не читалось ни осуждения, ни восхищения — скорее, какое-то задумчивое удивление.
— Хорошо! — бойко отвечала Леночка. — А у тебя? — но ответа ждать не стала, а сразу перешла к делу: — Маш, мы с тобой посоветоваться хотели. Знаешь, у Глеба ведь день рождения скоро. Совершеннолетие! — она старательно и с гордостью выговорила это длинное слово, будто в возрасте ее старшего брата была и ее личная заслуга. — Через три недели. И, вот, мы хотели ему подарить что-нибудь этакое, чтобы ему понравилось и запомнилось… но вот ума приложить не можем, что бы это могло быть… понимаешь, он же с нами не откровенничает, мы ж мелкие, а у вас с ним такая дружба…
