взять телефон… — шепчу еле слышно. — Там, на тумбе.
— Я знаю. Я бы принес его. — Мужской голос звучит приглушенно и пробирает до мурашек, но Богдан не спешит отпускать меня.
— Я… Я в порядке. Спасибо…
— Юлиана, — шепчет и утыкается в мои волосы.
— Богдан, нет. — Упираюсь руками. Я даже не представляю, как от меня сейчас пахнет, но явно не розами. — Я… Я тоже писала ему, но также не получила ни одного ответа. А потом перестала…
Наконец, Богдан отстраняется, но все равно смотрит мне в глаза. Настенное бра, которое я включила, когда проснулась, не дает много света. Лицо Богдана в тени, но я чувствую, как он хмурится.
— Ты мне не веришь?
— Верю, — отвечает, но при этом хмурится еще больше.
— Мне нужно умыться.
— Проводить?
— Нет. Я в порядке.
— Юлиана, я могу кое-что проверить в твоем телефоне?
— Да. На нем не стоит пароль, — отвечаю прежде, чем успеваю подумать, и даже не проверив входящие.
* * *
Добираюсь до ванной и сама пугаюсь своего отражения в зеркале. Лицо, шея, грудь, руки — все покрыто сыпью. Включаю воду и осторожно умываюсь. Стараюсь не смотреть на обезображенное лицо. Сейчас я похожа на жабу, и показываться в таком виде совершенно не хочется. Только выбора у меня никакого нет, и я выхожу из ванной.
Богдан разговаривает по телефону, и до меня долетает обрывок его разговора:
— Не знаю, Паш. Это вряд ли. Почему? Да потому что Юлиана уехала раньше. Вот почему! Не успела бы Дарья добраться до ее телефона. Нет, Паш, никакого черного списка у Юлианы нет… Да помню я, что и у отца ее номер тоже открыт… Посмотри еще раз. Так! Нет! Давай, я сейчас тебя наберу с номера Юлианы… Все. Отбой. Сейчас перезвоню…
Богдан отключает звонок и берет в руки мой телефон. Пока он снова звонит, тихонечко крадусь в большую комнату к своей малышке. Моя крошка спит как звездочка — широко раскинув ручки и ножки. На ее ручках надеты специальные рукавички антицарапки, явно большего размера, чем я покупала.
— Юлиана? — шепчет мама, проснувшись. — Тебе лучше?
— Да, мам, спи. Все хорошо.
Машинально касаюсь груди. Я не кормила грудью дочь, как слегла с температурой, и, боюсь, что молоко перегорело.
Осторожно прикрываю им дверь и иду в свою комнату. Сильнее запахиваю полы халата, чтобы не было видно сыпи на шее и груди, только лицо все равно не скроешь. Несмотря на то, что подошла я совершенно бесшумно, Богдан сразу поворачивается в мою сторону.
— Как себя чувствуешь? — спрашивает обеспокоенно вглядываясь в мои глаза, словно пытается увидеть в них ответ.
— Хорошо. Ты зачем Павла разбудил? Мог бы утром позвонить. — Отворачиваюсь от его пристального взгляда.
— Он еще не спал. Это здесь уже почти утро, а у нас… Там, — исправляет себя Богдан. — Еще, можно сказать, детское время.
— И все равно. — Опускаю лицо и прикрываю его рукой. — Не смотри, пожалуйста.
— Юлиана, не обращай внимания. Это всего лишь сыпь, которая скоро пройдет. Уже намного лучше…
— Лучше?! — переспрашиваю испуганно. Как же я тогда выглядела, если сейчас «уже лучше»?
— Намного. Держи… — Он протягивает мне телефон. — Я позвонил ему с твоего номера. Надеюсь, ты не будешь сильно меня ругать? — Пытается улыбнуться, но мне не до этого. — Завтра он еще раз встретится с твоим отцом и посмотрит его телефон.
Богдану удается привлечь мое внимание.
— Думаешь, ему добавили мой номер в черный список?
— Думаю, да. Но есть одна неувязочка.
Он кивает на мой телефон, который я опять не проверила на входящие. Все равно пока не готова решать рабочие вопросы.
— Какая?
— Тогда бы и он у тебя должен быть в черном списке.
— Почему?
— Потому что ты тоже не получала его сообщения, — повторяет Богдан.
— Значит, папа действительно мне звонил и писал?
— В том-то и дело, что звонил, Юлиана. Я бы не стал тебя обманывать, чтобы просто успокоить.
— Но я не блокировала его. У меня никого нет в черном списке, потому что очень много звонков по работе.
— Да, я видел.
За окном ночь, и я совершенно не знаю, как быть с Богданом. Вроде бы теперь я могу закрыть за ним дверь, но как сказать ему об этом, не представляю.
— Ты есть хочешь? — спрашивает у меня, и я понимаю, что не просто хочу есть, а голодна ужасно.
— Да. — Киваю.
— Идем. Разогрею.
Вскидываю брови, и мое удивление не остается незамеченным.
— Тетя Дана допустила меня до святая святых, «покормить ее сладкую Булочку». Так что экзамен я прошел. — Хвастается своими «достижениями» Богдан.
— «Тетя Дана»? — переспрашиваю его.
— Она сама себя так назвала. Вот и «приклеилось».
Я даже не представляю, что могла рассказать ему Данка.
— Не волнуйся, у тебя очень хорошая, а главное — надежная, подруга, — успокаивает меня Богдан, словно читает мои мысли. — Я столько раз руки никогда в жизни не мыл! Честное слово.
— Извини. — Не могу сдержать улыбку. — Данка она такая.
— Мировая тетка у Снежаны. — Богдан дает очень верную характеристику Аличевой.
— Это точно, — соглашаюсь с ним, но при этом чувствую укол совести, что не рассказала ему о дочери. Он тут же улавливает мое настроение, и между нами повисает напряженная пауза.
— Никогда не прощу себе, что пропустил ее рождение, — корит себя. Хотя в этом, наверное, больше моя вина, чем его. И вдруг хмурит брови. — Так это получается, что и твой отец ничего не знает о Снежане?
Отрицательно качаю головой, как никогда остро ощущая свою вину.
— Мне очень жаль… — Вздыхаю.
Но это просто слова. Они просто звук, и ничего более.
— Ты знаешь, мне кажется, что так было даже лучше, — как-то странно произносит Богдан.
— Как? — переспрашиваю, так как не уверена, что поняла его правильно.
— Что о рождении Снежаны никто не знал, — подтверждает мои опасения Богдан.
— П-почему?
Богдан молчит, и мне становится совсем не по себе.
— Богдан! — требую от него ответа. — Я должна знать.
— Не волнуйся. Я никому не позволю причинить вред Снежане, — произносит мягче, но в то же время с таким внутренним стержнем в голосе, что рассеивает почти все мои сомнения. — А если учесть еще и тетю Дану, то, я думаю, «волноваться» стоит за тех, кто косо посмотрит в сторону Булочки.
От услышанного от Богдана прозвища, которым Аличева наградила мою дочь за пухлые щечки, не могу сдержать улыбку. Моя маленькая, пухленькая, самая сладкая Булочка. Как же я соскучилась по ней!
— Юлиана, а почему именно Снежана? — спрашивает Богдан, прерывая мои мысли о том, как я затискаю свою дочь,
