бесполезно, Ник… Амиран дал заявки на многие сайты по поиску донора. Я не знаю…
Слезы душат, горло схватывает болезненный спазм…
– А ваш отец, Злата Леонидовна? – осторожно произносит врач.
– Он в тюрьме.
– Он скоро выйдет, вот увидишь. Либерман его вытащит. Какая у него группа крови?
– Четвертая. Как у Никитки.
Никита.
Оставляю рассуждения при себе и киваю. Конечно, Белоцерковский может быть идеальным донором для Никитушки, если бы не одно «но»: шесть лет в тюрьме серьезно подорвали его здоровье… И я почти уверен, что человеку, перенесшему болезнь крови, противопоказано быть донором. Но я молчу… Впитываю тепло надежды, струящееся из глаз Золотко, и обещаю приложить максимум усилий, чтобы вытащить ее папу из тюрьмы.
Никитушка просыпается, когда врач покидает палату, оставляя нас наедине с этой новостью. Мы делаем вид, что ничего не случилось: собираем пазлы, рисуем, катаем колобков из пластилина. Но все это время я неотрывно думаю о поиске донора… Я найду его из-под земли, чего бы мне это ни стоило! Есть зарубежные банки крови – кто-то да подойдет нашему сыну.
– Злата, я попробую связаться со Стэнфордом. Будем искать доноров по всем базам. Перелет и проживание, медицинское обследование и прочие расходы я беру на себя.
– Спасибо, Ник. Я думала, это невозможно, – растерянно протягивает она. – Амиран подавал заявки только на территории России.
– У нас получится, слышишь? – легко сжимаю ее плечи и заглядываю в глаза, замечая бледность и обострившиеся тени. Златке надо больше спать и хорошо питаться… И я понимаю, что в нашей ситуации это невозможно. – Вы меня отпускаете? Пойду на работу и поручу всем своим помощникам заняться делом.
– Возьми у врача характеристики Никиты и требования к донору.
– Будет сделано, босс.
Вхожу в рабочий кабинет, усаживаюсь за компьютер и перевожу медицинскую документацию на английский язык. Русскоговорящим сотрудникам будет сложно общаться с представителями медицинских организаций, а вот Габи… Она точно сможет помочь, но вот станет ли…
– Габи, ты можешь зайти ко мне? – вызываю ее по внутренней линии.
Она выполняет мою просьбу тотчас – деловито входит в кабинет, стуча каблучками по мраморному полу.
– Неужели, я тебе понадобилась?
– Габи, мне нужна твоя помощь. Никитушка… Моему сыну срочно нужен донор.
– Вы же ездили с твоей выдрой в горы делать ребенка? Ты плохо старался, Ники? – язвительно протягивает она.
– Габи, мой сын умирает. Так понятнее? Прекрати язвить и выслушай меня, – отвечаю резко. – Я перевел на английский медкарту сына. Ты помнишь профессора медицины в Стэнфорде?
– Купера? Помню. Ты хочешь искать донора в международных сообществах? Неужели никто не подходит, Ник?
– Никто, – отвечаю хрипло. – Все близкие родственники и друзья сдали анализы, совместимость недостаточная для использования биоматериала. Я вынужден искать донора везде.
– Задачу поняла, Ник. Свяжусь с Купером, а сначала… – на лице Габи появляется странная задумчивость.
– Что?
– Ничего… Это я так, подумала о своем.
Я тоже думаю о своем… Впервые за многие годы я концентрируюсь на себе и своих близких на все сто. И живу теперь один. Снимаю квартиру с видом на море и перевожу туда вещи. Любуюсь разливающимся над морем рассветом, стоя возле большого, во всю стену панорамного окна. Страдаю, люблю, думаю, словно прозревший от долгого сна слепец. Незнакомые мысли и чувства новые – более глубокие и нежные, не те, что были в юности.
Габи выполняет мою просьбу с присущей ей аккуратностью… Как в прежние времена, когда она работала у меня ассистенткой. Теперь все международные базы знают о моем сыне и ищут подходящего донора. Дни летят, как осенние листья, взвиваемые порывом ветра. Кажется, вот только наступил декабрь, а уже скоро Новый год. Город сверкает иллюминацией, деревья украшают гирляндами, а в каждом доме появляется елка. Я обязательно выпрошу у лечащего врача Никитушки разрешение устроить праздник. Вызову аниматора с подарками для всех детишек в отделении, организую праздничный ужин с развлекательной программой. Для какого-то малыша этот Новый год станет последним, но я так не хочу, чтобы в этот список попал мой сын. Отчаянно не хочу… Оттого стараюсь сделать все для него. Все возможное, чтобы он жил долго и счастливо.
Смотрю на хмурое зимнее море через окно квартиры, заслышав, как звонит телефон. Черт… Похоже, я облажался. Пообещал Злате заехать вечером, но так закопался в работе, что потерял счет времени.
– Ник, привет, – произносит она нетерпеливо.
– Привет, Золотко. Прости… Я вас подвел. Не поверишь, только выполз из офиса. Я продвигаю один стартап, там ребята создали…
– Никита, я беременна, – произносит она чуть слышно.
– Золотко… Моя… И тебе так хотелось поделиться этой новостью, что ты не дотерпела до завтра?
– Вроде того, – хмыкает она. – Так что… наши старания не прошли даром.
– Я очень рад, Златка. Очень сильно, – вглядываюсь в приветливые огни маяка, чувствуя, как в душе разливается тепло. Моя женщина… Мои дети. Моя судьба, на какой бы край света меня ни занесло. Она не должна жить с Ириной Максимовой, хоть я и обожаю бабулю Златы…
– А я не знаю, рада ли я, – искренне отвечает она. – Либерман поможет папе?
– Завтра поедем в тюрьму. У Либермана есть доказательства невиновности твоего папы по обвинению в распространении наркотиков. Злата, я хочу, чтобы ты переехала ко мне. В мою новую квартиру, – резко меняю тему.
– Пока ты женат, нет. До завтра, Ник, – обрывает она вызов…
Никита.
Я скоро стану отцом во второй раз… Улыбаюсь своим мыслям, пытаясь прогнать щемящую боль, вмиг затопившую сердце… Как же у нас со Златкой все сложно… Или мы сами все усложняем? Она давно могла бы наплевать на мой брак и чувства Габи, но каждый раз, когда я пытаюсь сблизиться, указывает на них. Потому что Златка не такая, как все. А я дурак, заметивший ее достоинства слишком поздно…
Договариваюсь с Либерманом и устанавливаю будильник на шесть утра. Завтра важный день… Кажется, все вокруг замирает в благоговении, ожидая грандиозного события. Маяк дружелюбно подмигивает, а ветер успокаивается. Даже тучи расступаются, открывая взгляду повисший на небе месяц. Завтра все изменится навсегда… Знаю это, как и то, что всем сердцем люблю Злату…
Проваливаюсь в сон, как во спасение от беспокойных мыслей. Просыпаюсь от пронзительного звонка будильника и распахиваю тяжелые шторы. Иду в душ и быстро одеваюсь. Позавтракаем с Либерманом в дороге – с недавнего времени я заметил любовь Моисея Лазаревича к придорожным шашлычным. Запираю дверь и спускаюсь к машине, любуясь видом, открывающимся взгляду –
