— Лучше иди и скажи спасибо своей сестре. Она одним одолжением списала сразу восемьдесят процентов долга Мира.
— Поцелуем? — то ли не верит, то ли недоумевает Яр.
— Нет, им она как раз лишила себя двадцати процентов.
И всё. Серьёзно, хватит. Сегодня прям напасть какая-то на людей, желающих со мной поболтать, пока Лина удаляется всё дальше и дальше.
Однако Яр больше ничего не говорит, даже не оборачивается, когда иду, тараня его, чтобы отступил от выхода. Вылетая на улицу, уже сам не верю, что смогу отыскать Лину, но она оказывается передо мной. Почти. Между нами несколько лестниц, а птичка стоит спиной. В позвонок будто металлический прут вбили, насколько ровные её спина и плечи. Напряжены до предела. Ровно одно мгновение. Я вижу, как её плечики вздрагивают. Она чувствует, всегда чувствует — и это даже не объяснить ни одним законом вселенной. Думаю, она и сама не понимает, как это работает, но когда оборачивается, сразу обрушивает целую лавину льда, что излучают её глаза. Оказывается, я ещё ничего не знал, о её ненависти.
Твою мать…
— Лина, — начинаю издалека, но даже имени её договорить не успеваю, когда прямо перед ней паркуется чёрная тачка.
Это ещё что за нах?..
Ещё одну секунду глаза Лины не отрываются от моих. Она впитывает моё ошеломление, точно наслаждается каждой секундой, что разрывает мои лёгкие непонятными ядерными чувствами. А потом просто запрыгивает в машину. Как ни в чём ни бывало поворачивается к водителю и ему улыбается.
Улыбается — мать его — этому упырю, что ещё пару дней назад плевался кровью у моих ног. А теперь, с*ка, сидит рядом с моей птичкой и улыбается ей в ответ, как Лина неожиданно делает то, что к херам расщепляет мой мозг в щепки.
Она берет его за лицо и просто целует.
Коротко. Жестко. Поспешно.
Когда она откидывается на сидушку, я вижу только её взгляд.
«Выкуси, Кай, выкуси».
Глава 26. Лина
Господи.
Руки трясутся. Тремор в мышцах. А внутри всю лихорадит. Вцепилась пальцами в сумку, стоящую на коленях, и смотрю только вперёд. Машина едет куда-то, а я дороги перед глазами не вижу.
Только его последний взгляд.
Егор убьёт.
Меня. Диму. И каждого, кто сейчас окажется перед ним.
Я даже не ведала, что творю. Меня будто отключили от разума. Одни эмоции. Бурные. Гремучие. Едкие, что выжигали изнутри.
Сама не помню, как вцепилась в Крис. Одна темнота. И крики, свист. Громкое: «Вы, что творите!», «Охрану сюда!». И руки, оттаскивающие меня назад. Где-то на задворках разума я знала, что это Римчук. Он что-то кричал мне, просил успокоиться. И тут — они. Егор стоял с Крис так близко, так неоднозначно интимно, что меня просто в момент не стало.
Я сгорела. Буквально. Ревность выжгла меня дотла. Ту Эвилину, которой была всегда. Так стало больно, что хотелось выть. И снова из-за него. Всегда из-за него.
А потом Крис поцеловала его. Грубо, дерзко, с вызовом. И в этот момент во мне что-то умерло окончательно. Я больше не смогла терпеть этого. Издевательства. Втаптывания моих чувств в грязь. Егор же уничтожал меня. День за днём. И в этот момент я поняла, что уничтожил. Давно уничтожил. На самом деле, он уничтожил ещё в тот день, когда использовал меня на одну ночь. Всё остальное — моё собственное отрицания. Я ведь просто хотела, чтобы это была ложь. Ошибка.
Господи, я такая дура!
Накрываю лицо ладошками и буквально складываюсь пополам. Приходит откат, так много выброшенных эмоций, что ни психика, ни тело не справляются. Выть по-прежнему хочется. Но в первую очередь от бессилия собственной воли. Как бы ни хотела изгнать Егора из себя, не могу. Пропитана им, как отравляющим ядом. Знаю, убьёт, но где взять лекарство — не знаю.
Его просто нет.
Наверное, я сижу так какое-то время. Даже понятия не имею, сколько прячусь в собственном импровизированном укрытии, пока не чувствую, что больше не едем.
Дима…
Боже, что же я натворила.
Я поцеловала его.
Медленно выпрямляюсь, но смотреть на него не спешу. Не могу, духу не хватает, потому что стыдно. Потому что чувствую эту мерзлоту, что витает в салоне. С двух сторон лес, машина стоит на обочине, а мы сидим в тишине. Скашиваю взгляд, сначала аккуратно, боюсь напороться на то, что увижу в его глазах, но Дима не меня тоже не смотрит. Сидит как неживой и глядит куда-то вдаль дороги, выражение лица нечитаемо, но такое отстранённое, что дрожь по позвонку скатывается.
— Ты его любишь? — вдруг заговаривает он.
А я теряюсь от недоумения.
— Что?
Конечно, я знаю, о ком он. Но вот, чтобы так — прямо, да ещё и парень, которого поцеловала не больше пятнадцати минут назад. Это больше, чем землетрясение.
— Этот поцелуй, он — для него, — и поворачивается, чтобы посмотреть на меня.
В упор. А у меня от холода его взгляда под ложечкой сосет. И мерзко. Боже, как же мерзко. Потому что ответить нечего.
— Понятно, — кивает Дима и отворачивается обратно, когда так ничего и не говорю.
Но я то хочу. Хоть что-то сказать, чтобы не видеть, как на лице парня, который столько для меня сделал, отражается такое едкое разочарование.
— Послушай, — пытаюсь заговорить, но Дима мотает головой. — Нет, правда, послушай, пожалуйста. Я не отрицаю, потому что сама не знаю, что это. Всё так сложно, что…
Горло сдавливает эмоциями, и я беру секунду, чтобы вдохнуть и унять дрожь в голосе.
— Дима, — протягиваю, вкладывая всё сожаление, чтобы он посмотрел на меня. И пусть не сразу, но он всё-таки поворачивается, а я вдруг говорю, чего сама от себя не ожидаю: — Мне очень жаль, правда. И если ты не хочешь меня больше видеть или общаться со мной, я пойму и…
Дима целует меня.
А я даже растеряться не успеваю, как меня затягивает в воронку этого головокружительного безумия. Нахальный, дерзкий и смелый — его поцелуй такой страстный и жадный, что сама не понимаю, когда начинаю отвечать ему. Во мне столько эмоций, столько недосказанных слов и неисполненных действий, что этот поцелуй для меня, как спасение. Хочу вложить в него всё. Хочу, чтобы Димина рука на моём затылке притягивала меня ещё ближе к нему. Мне так не хватает сильных объятий. Чтобы мной упивались, желали.
Неумолимый голод.
Вот только… не к нему.
И несмотря на подлость моих действий, всё равно не отстраняюсь от парня. Не останавливаю его, а наоборот — позволяю и отвечаю, как одержимая и безумно нуждающаяся в том, что никогда не получу от того, о ком все мои мысли. Ещё и тянусь вслед за Димой, когда он отстраняется сам, чтобы вновь утонуть в ощущениях, не желая возвращаться в реальность, но его губы только шепчут в мои:
— Прости, но я должен был проверить.
Он прижимается лбом к моему, и я открываю глаза, чтобы увидеть, как он смотрит на меня невероятно значимым взглядом. От него так тепло и дыхание перехватывает.
— И? — не могу дождаться ответа.
— Я думаю, у нас с тобой очень даже неплохие шансы.
Не знаю, этого ли на самом деле хотела, но почему-то его ответ вызывает у меня улыбку.
— Но нам определённо нужно избавиться от твоего брата, — добавляет он, но что удивительно, это не заставляет моей улыбке исчезнуть. — Если ты, конечно, по-прежнему этого хочешь.
Я даже не думаю.
— Я хочу. Очень.
И нисколько не лукавлю, потому что это единственный выход избавить собственное сердце от Егора.
Дима же на мой ответ улыбается, ещё раз коротко целует меня и отстраняется насовсем, чтобы повернуться обратно к рулю и завести мотор.
— Значит, прямо сегодня этим и начнём заниматься.
Глава 27. Лина
Давненько в столовой Каймановых не стояло такого напряжения. Ужин подан давно, но за последние минут пятнадцать никто не обмолвился и словом.
Я сижу, как обычно, напротив Егора. Справа — глава семейства, а слева — его будущая хозяйка, которую ровно пятнадцать минут назад Эдуард представил нам, как свою невесту — Олесю. Надо ли предполагать, что встретила я её холодным взглядом?
