лицо Алены, а ее голос звучал в голове.
«Две беременности я прервала, лишь бы только быть с ним…»
Правда она так поступила или это было давлением на меня? Тихомиров знал? Хотя какая разница, он и мне четко сказал: беременность прерываем.
Зачем я об этом думаю? Какое мне до всего этого дело?
С каждым часом мое самочувствие ухудшалось. Психосоматика – перенесла ее рассказ на себя, и по мне это ударило. Организм начал реагировать.
К Глебу меня действительно влекло, он был мне интересен, я хотела увидеть его без маски. В те моменты, когда он кричал, был настоящим, но это прорывалась темная, властная сторона его натуры, а мне хотелось добраться до его света. После всего услышанного уже сомневалась, что мне это надо…
— Милада, что с тобой? — раздался встревоженный голос Глеба.
Я не заметила, как открылась дверь, и в приемную вернулся Тихомиров. Мне было сложно поднять голову со стола. Сколько я так пролежала? Бросив пиджак и портфель на кресло, он подошел ко мне.
— Ты вся горишь! Поднимайся давай. Мы едем к врачу, — жестким, не терпящим возражений голосом.
— Не надо к врачу, я хочу домой, — едва слышно.
— Сначала к врачу!
— У тебя скоро самолет…
Матом послав самолет и командировку, подхватил меня на руки и понес к лифту. Не хочу, чтобы он ко мне прикасался, не сегодня… но сил сопротивляться не было…
Милада
В больнице Глеб вел себя грубо с врачами и медсестрами. Привык везде командовать. Ему подавай немедленный результат обследования. На мои просьбы отвезти меня домой не реагировал. Развел панику, будто я умирать собралась. Своей суетой отвлек от размышлений о встрече с Аленой, о нашем непростом разговоре.
Врачи не обижались на его повелительный тон. Вообще вели себя так, будто такое поведение нормально. Или привыкли, или уже встречались с Глебом и ему подобными. У меня от его громкого командного голоса сильнее разболелась голова, но, с другой стороны, забота была приятна. Тихомиров не отходил от меня ни на шаг. Даже кровь у меня брали под его строгим контролем.
Когда в палату вошел врач и сообщил, что я здорова, Глеб усомнился в его компетентности. Доктор несколько минут пытался растолковать показания анализов, но Тихомирова это не устраивало и не успокаивало. Он требовал дополнительных обследований.
Прежде чем Глеб поднял бы на ноги всю частную клинику, пришлось его усмирять. Мне совсем не хотелось становиться подопытной, которую возят по всем кабинетам и пихают под все аппараты.
— Глеб, давай поедем домой, пожалуйста. Завтра мне станет лучше, — это не точно, но хотелось надеяться. — Со мной такое случается. Это психосоматика, — кутаясь в одеяло, тихо произнесла. Меня трясло так, будто зимой выбросили голой на снег.
Глеб после моей речи перевел требовательно-вопросительный взгляд на врача. Тот сразу сориентировался и начал объяснять, откуда у меня могла появиться температура. Глебу не нравилось то, что он слышал. Он все сильнее хмурился.
— Неприятные воспоминания?..
— Нервное?..
— Фантомная реакция организма?..
На каждый вопрос Тихомиров получал развернутый ответ.
— Милада, что произошло, пока меня не было? — присев на корточки у моей постели, поинтересовался он. Тело Глеба вибрирует от напряжения, взгляд прожигает до нутра. — Это ведь не из-за моего предложения? — кажется, что сильнее хмуриться нельзя, но у Глеба получается.
— Нет, — не выходит мотнуть головой для большей убедительности.
— Милада, скажи мне правду, после вчерашней ночи у тебя тоже поднялась температура? — всматривается в лицо, будто хочет понять, совру или нет.
— Со мной все было хорошо.
— Я не сделал тебе больно? Не напугал? Не обидел? — сыплется град вопросов, на которые я отвечаю очередным «нет».
Глеба это если и успокаивает, то не слишком. Он продолжает докапываться до правды, будто от этого зависит моя жизнь. Или его.
— Тогда что могло случиться за то время, пока я отсутствовал?
— Ничего. Я не знаю, — продолжая дрожать. Мне совсем не хочется нырять в ту грязь, из которой я с таким трудом выплываю.
— Кто-то звонил? Заходил? — на оба вопроса я мотаю головой.
— Милада, я проверю камеры, — продолжает следить за моей реакцией, но я даже в таком состоянии держу на лице маску.
— Никто, Глеб, — твердо и уверенно. Это должно его убедить. Не должен он проверять камеры. Хотя такое распоряжение может отдать Кириллу. — Я не люблю больницы, отвези меня домой.
«А сам уезжай в командировку…»
— Хорошо, — поднимется и, больше ничего не добавляя, выходит из палаты.
То ли допрашивать врача в очередной раз, то ли звонить на работу. Пусть лучше это будет врач. Не хочу я обсуждать Алену. Видимо, мой защитный панцирь не настолько крепок, как мне хотелось бы, есть вещи, которые способны сделать мне больно, вывернуть душу. Сложно постоянно носить броню и верить, что ее никто не пробьет.
Пробивают – и еще как. Если бы Глеб мне не нравился, до такого состояния слова Алены меня не довели бы. Осознавая все это, мне хочется отдалиться от Тихомирова…
— Я могу тебя забрать. Сейчас тебе сделают укол, и мы поедем домой, — в палату вместе с Глебом вошла медсестра, поэтому я не стала уточнять, что он имел в виду под словом «домой». Надеюсь, Тихомиров говорит о квартире Ваньки, к Глебу я ехать не хочу…
Милада
Мои опасения были напрасны. Ехали мы в сторону квартиры Ваньки. Глеб был задумчив, молчал всю дорогу, смотрел перед собой. Охрана ехала за нами, в машину он никого не пустил.
Все звонки он сбрасывал, даже не глядя на экран телефона. Что творится в голове у этого мужчины? Где он настоящий? Сейчас Глеб нацепил на себя маску, через которую не пробиться. Закрылся. В чем причина таких изменений, я даже думать не хотела.
Остановились мы у самого подъезда, согнав с бордюра спящую собаку.
— Я сама дойду, — попыталась оттолкнуть Глеба, когда, открыв дверь, он попытался взять меня на руки. На детской площадке сидели мамочки с детьми и с интересом разглядывали высыпавшихся из автомобиля охранников.
Наверное, понаблюдав за тем, как меня на руках несет Глеб, они бы долго могли обсуждать эту сцену. День прошел бы не зря и не так
