Сергей Сергеевич сел попрочнее и, работая всем корпусом, принялся откручивать проволочку на бутылочном горлышке. С последним поворотом проволоки пробка выстрелила – прямо в лоб Сергею Сергеевичу. Он откинулся на спинку дивана и театрально застонал.
– Сражен! – закричал он и тут же захохотал. – Вы не верите? Я сражен и сейчас я вам это докажу.
Сергей Сергеевич встал, распрямился и снял с себя пиджак. Шагнул к Кате. Та испуганно отошла в сторону. Она совсем не умела разговаривать с пьяными («Беседа с пьяным – это игра в одни ворота», – объясняла всегда она), поэтому Катя с самого начала решила молчать, ничему не удивляться и не поддаваться на провокации.
Молчать ей с трудом, но удавалось. А вот не удивляться было выше ее сил.
Неужели это и вправду Сергей Сергеевич? А Катя думала, что он ни на что не годный чурбан! А он вон что откаблучивает! Да, Сергей Сергеевич в таком виде был ей очень симпатичен, но пусть он все-таки держится за кого-нибудь другого, когда будет снова падать.
Сергея Сергеевича между тем внесло в кухню, где он снял с себя рубашку, потом его вынесло обратно в прихожую, где он оставил один ботинок и один носок. Второй ботинок полетел в ванную, туда же отправились штаны. В одном носке и в трусах Сергей Сергеевич отправился в путешествие по Катиной квартире.
– Эта садовая лавка все-таки очень жесткая, – доверительно объяснил он. – Мне надо прилечь на что-нибудь помягче. Годы, годы уже не те! – воскликнул он и счастливо расхохотался. – Да, а подушка была прекрасная, вы ее возьмите и носите за мной, пока я не найду, где тут помягче.
Тут Сергея Сергеевича внесло в спальню, где он снял последний носок, закинул его на люстру и повернулся к Кате, взявшись за резинку трусов.
– Там есть еще одна… бутылка! – строго сказал он. – Выкатите ее из портфеля! Будьте любезны! Портфель под лавкой – его тоже выкатите оттуда, пожалуйста!
После этого он нырнул головой вниз на узкую девичью постель Кати.
– А трусы-то! Забыл снять! Вы мне не поможете? – возвестил он оттуда.
Катя зажмурилась, выскочила из комнаты и плотно закрыла дверь. Стремглав понеслась в кухню, по пути закрывая все двери, и, только оказавшись на кухне, согнулась пополам и расхохоталась. Смеялась она долго, пока на глазах у нее не выступили слезы. А раз выступив, они уже покатились по щекам и долго не могли остановиться.
– Если бы это был Макс! – шептала Катя, размазывая по щекам слезы. – Если бы только это был Макс! Вот это было бы на самом деле смешно и на самом деле весело. Потому что это то, чего я хочу на самом деле…
Катя еще некоторое время шептала что-то неразборчиво. Потом вытерла слезы, встала и сказала громко:
– К чертовой матери! Ну их совсем! Жила же я без них совсем и ничего. А теперь даже салат не могу сделать, потому что у меня ножи падают. Новый год, новая жизнь! Все будет хорошо. Но начать, однако, надо с салата.
Катя включила погромче музыку и принялась готовить.
– Почему голодранец? Ну почему ты так решила? – кричала Тина.
– Это не я решила, а ты, – равнодушно отвечала Катя, – передай мне, пожалуйста, вон тот голубой домик.
Катя украшала новогоднюю елку, стоя на небольшой деревянной лесенке, а Тина стояла рядом – чтобы доставать из коробки и передавать Кате игрушки. Но Тина очень часто забывала, зачем она здесь стоит, и тогда Катя ей напоминала.
– Таких надо хватать и держать, а не ругаться с ними! – Тина кричала уже давно, и у нее немного сел голос. – Мало того что Макс красив, как бог, так еще и успешен.
– Главное, он – очень веселый, – покивала головой Катя, – но, конечно, ты права: еще он красив и богат.
– Ну? Хватать и держать! Или тебе непременно надо, чтобы сначала он разорился и сделал пластическую операцию? – Тина прижала к груди огромную золотую звезду и не собиралась ее отдавать.
– Было бы, конечно, очень здорово, если б он не был так красив и так богат, – Катя немного оживилась, – тогда у нас появились бы хоть какие-то шансы. А так… – Катя махнула рукой. – Это, Тина, была шутка. Шутка богов. Когда я состарюсь, буду всем рассказывать, шамкая ртом, какое у меня случилось приключение с молодым богом, а все будут качать головами и говорить друг другу: ну, совсем выжила из ума старая… Главное, чтобы я сама не поверила, что я все это придумала. Дай мне, пожалуйста, звезду.
– Ты не можешь так думать! – взвилась Тина, прижимая к себе игрушку еще крепче.
– Могу, Тиночка. Осторожнее, звезда еще дореволюционная – очень хрупкая. Давай повесим звездочку?
Катя разговаривала с ней, как с ребенком!
– Надо бороться! – решительно заявила Тина.
– Тин, дай звезду!
– Надо решать, что тебе нужно, и брать это!
– Ну и много ты набрала?
Тина так растерялась, что выпустила из рук звезду, Катя потянулась со звездой в руке к макушке елки и… стала падать. Катя падала, Тина ее ловила, и все это происходило так медленно, что, падая, они успели подумать, что сейчас они свалят елку и тогда уже совсем не будет никакого праздника, потому очень смешно прижимали к себе руки, стараясь ненароком не зацепить елку. В результате этого долгого падения обе оказались на полу: Тина снизу, а Катя сверху, бережно прижимая к себе драгоценную звезду.
Катя засмеялась, а Тина заплакала, хотя обычно все случалось наоборот.
– Здравствуй, попа, Новый год! Вот что это такое? Вы спрашивали, мы отвечаем! Вот что это такое! Это – попа-Новый-год! Тина? Тиночка? – Катя, конечно, не сразу заметила, что Тина плачет. Потому что последний раз Тина плакала в классе шестом. И вообще, как уже было сказано, есть такие вещи, которые невозможно себе даже вообразить. Плачущая Тина относилась как раз к этому разряду.
– Тина? Ну что ты? Прости, что я так сказала… Зачем тебе кого-то брать или собирать? Ты сама богатая и успешная. И красивая, – быстро добавила Катя (самое главное она все время забывала).
– А дальше что-о-о-о? – рыдала, распутив рот, Тина. – Ничего-о-о-о! Я думала, это только начало! Развелась, дура! Решила, что все самое интересное теперь только начинается, а самое интересное уже было! Не будет, а былоо-о-о-о! И никто мне не сказа-а-а-ал!
– Ты поэтому меня сейчас ругала, да? – догадалась Катя. – Ты решила, что надо вовремя сказать?
– А вот ты мне скажи, подруга жизни! – Тина рывком села на полу и вытерла слезы. – Скажи, я похожа на добрую самаритянку?
– Я должна знать, чем мне это отольется, прежде чем ответить на твой вопрос, – ответила Катя.
– Сообщаю тебе официальную версию: ни фига я не добрая самаритянка! Ни разу! Я вообще ненавижу благотворительность!
