Ознакомительная версия.
– Господи, за что страдают такие малыши? Не за наши ли грехи?
Лида понурилась.
– Замечательная фотография. Даже хорошо, что не профессиональная, а с мобильника: сразу видно, снимок не постановочный, живой, резче забирает. Я завтра пиарщице нашей пробивной всю эту историю расскажу, она подскажет, где побыстрее изготовить баннеры. И с текстом поможет. Она расценки знает. Изображение на специальной клеенке печатают, в любой момент в рулон свернул, перенес, развернул. Я думаю, размер стоит сделать метра два на полтора, не меньше, на стойке закрепить. Стойки на складе точно есть, на них афиши наши пиарщики крепят. Ты оформи заявку, я подпишу, завхоз здания тебе все выдаст.
– Тогда я в холле на входе встану? По кабинетам такой здоровый плакат не потащишь? Может быть, еще сделать сменную надпись: «На сегодня собрано столько-то рублей» – и менять каждый день цифру?
– Точно, маркером будем писать, он с клеенки легко стирается. Ты целый день собираешься у входа стоять?
– Нет, конечно, понимаю – работа. Утром пару часов подежурю, пока основной народ идет. С девяти до одиннадцати, можно? Я вечером это время отработаю и на обед могу не ходить.
– С обедом не выдумывай, мне сотрудники здоровые нужны. Скажешь, сколько все будет стоить, я выдам деньги. Есть немного в загашнике, на представительские расходы.
Лида восхищенно смотрела на Горелого.
– Женя, спасибо… Я не ожидала…
– Не ожидала? Надеюсь, ты шутишь.
– Я не так выразилась: конечно, я даже не сомневалась, ты отзывчивый человек. Просто я сама раньше старалась не читать в газетах и в Интернете объявления «Спасти ребенка» или «Срочно требуется помощь». Перелистывала поскорее страницу. Боязно этим детям в лицо посмотреть, сглазить боишься: вдруг прочитаешь про чужую болезнь, пожалеешь постороннего человека, а она на тебя или на твоих близких перейдет. Глупости, конечно, суеверия, а все равно страшно… Родственники больных детей обычно несокрушимые аргументы приводят: в Москве проживают десять миллионов человек, если каждый отдаст один рубль, нужная сумма будет собрана. Вам жаль одного рубля? Вроде они правы. Но таких объявлений сотни! Да еще в метро два раза в день по вагону в инвалидной коляске мимо кто-то едет. Я почти никогда деньги не давала, старалась не смотреть на таких людей. Или молнии метала: мошенники, никакие они не инвалиды! Вроде и совесть чиста. А теперь, когда узнала про Лизу, стала думать точно так же, как родители несчастных детей: ведь всего по рублю, но каждый! И ребенок будет жив.
Лида то водила пальцем по краю стола, то теребила футболку, то принималась раскачиваться, словно старалась унять боль.
Евгений положил руку на ладонь девушки, крепко сжал:
– Лидочка, ну успокойся, ты ни в чем не виновата. Так устроена жизнь. Трудно искать справедливости в мире, в котором ее не существует. Никто от тебя не требует спасти всех страдающих! Ты при всем желании этого не сможешь.
Лида страдальчески свела брови, прочертила ногтем по клеенке длинную борозду и тихо спросила:
– Женя, как ты считаешь: чтобы добыть деньги ради спасения ребенка, можно пойти на преступление?
– Ты собралась ограбить банк? Слушай, вот в этом деле я тебе не помощник, у меня ни маски нет, ни револьвера, ни мешка для долларов, – шутливым тоном произнес Горелый. И добавил серьезно: – Лидочка, чтобы помочь девочке, ты должна сохранять спокойствие. Все будет хорошо, я тебе обещаю!
Девушка с благодарностью поглядела на Евгения.
– Мышонок, а кто малину доедать будет?
– Я! – вскрикнула Лида.
В четыре часа утра, когда задремал даже Крымский мост, Горелый нежно тронул Лиду за плечо:
– Ты не обидишься, если я сейчас уйду? Хочу быть дома, когда сын проснется, понимаешь?
Лида с облегчением выдохнула. Всю ночь она с ужасом ждала: под утро приедет ОМОН – и наденет на преступницу наручники прямо на глазах ошарашенного Евгения.
«Он не должен оставаться у меня на ночь, пока мы не соберем деньги Лизе. Одна я могу затаиться, не открою милиции дверь. А с ним? Честное слово, – пообещала девушка неведомому судье, – я отдамся в руки правосудия, когда уплачу за операцию. А пока…»
– Женя, я думаю, пока ты должен ночевать дома, с сыном. Для него наверняка ваш развод – настоящая драма. А если он решит, что папа променял его на чужую тетю… Понимаешь, тогда нам с ним будет очень трудно подружиться. Я для него навсегда останусь злой ведьмой, укравшей отца.
– Это ненадолго, Лидочка! Я вас обязательно познакомлю! И очень рад, что ты меня поняла. Ты – необыкновенная!
Лида отвела взгляд.
«Рассказать прямо сейчас, почему я уговариваю его ночевать дома? Признаться? Сказать всю правду?» – бессвязно думала девушка.
– Пока, мышонок, до встречи! Не вставай, я захлопну дверь.
Евгений поцеловал Лидины волосы, взял в охапку джинсы и футболку с длинными рукавами с надписью «Миру – мир!» и на цыпочках пошел в прихожую.
Лида послушала, как Горелый шепотом вызывает на кухне такси, и провалилась в сон.
* * *
Через два дня баннер был готов.
Лида привезла тугой рулон в студию, бросила сумку, сбегала к автомату за капучино, но не стала пить, поставила нетронутый стаканчик возле компьютера, торопливо сорвала жесткую прозрачную упаковку.
В центре студии, возле стола для переговоров, уже лежала на кресле складная стойка, тонконогая, как водомерка.
– Десять килограммов выдерживает, – заверила завхоз Лиду, с сомнением глядевшую накануне на хлипкую конструкцию.
Девушка развернула стойку, закрепила планки.
И с волнением раскинула рулон на столе.
Она видела будущее изображение на мониторе, когда заказывала баннер в рекламном агентстве. Но на экране оно было крошечным и, честно говоря, не очень впечатляло.
– В готовом виде по-другому будет выглядеть, – заверила дизайнер в рекламном агентстве.
Затем сходила куда-то, вернулась и смущенно подала Лиде конверт.
– Мы здесь, среди своих, тоже денег собрали. Правда, немного. Уж извините, коллектив небольшой…
У Лиды защипало глаза.
Она приоткрыла конверт, внутри лежали несколько сотенных и пятидесяток.
– Спасибо, – выдохнула девушка и сжала конверт в ладонях.
Вблизи, на столе, снимок казался расплывчатым, мятым зернистым пятном.
Лида расстроенно собрала резко пахнущий новой клеенкой и свежей краской баннер в охапку, влезла на стул и закрепила верхний край рулона металлическими кольцами.
Спрыгнула, отошла к стене, поглядела…
Сзади кто-то ойкнул.
Огромные, доверчивые глаза.
Припухшее личико.
Мишка с растрепанным ухом, крепко прижатый к животу.
И надпись.
«Лиза Гонсалес:
Ознакомительная версия.
