Керк мирно спал в моих объятиях, а я долго не могла уснуть, держа его голову у себя на груди и слушая стук дождя по крыше нашего крошечного укрытия. Я испытывала то, что, должно быть, чувствовала первая женщина, лежа рядом со своим мужчиной в освещенной светом маленького негасимого костра пещере безмятежность, наполценность и умиротворенность. Такое в моей жизни было впервые.
Утром джунгли потеряли устрашающий вид и превратились в место удивительной красоты. Но, может, дело было во мне? Ликование, которое я испытывала, отражалось сиянием всего, на что бы я ни взглянула.
Дождь уже прекратился и лучи солнца пробивались сквозь деревья. Капли влаги на листьях преломляли солнечный свет, как хрустальные призмы, — и все это дикое царство сияло удивительным разнообразием цветовых оттенков. Они варьировались от зелени листвы до красного цвета почвы, намытой дождями с гор, от лавандового цвета диких орхидей до желтых банановых гроздей. Неразличимо сливались с ними кусты, покрытые белыми, розовыми, розовато-лиловыми, желтыми, оранжевыми и пурпурными цветами. Над этими неподвижными островками многоцветья сновали птицы столь же ярких расцветок и огромные бабочки.
Было воскресное утро, время посещения церкви. Я никогда не бывала в таком красивом храме.
Керк поднялся первым и, пока я сидела в шалаше, впитывая в себя красоту, вернулся с завтраком. Разведение костра исключалось, так как мы все еще находились на вражеской территории. Но он принес достаточно фруктов, чтобы утолить наш голод, — бананов, рамбутанов — плодов с твердой скорлупой, покрытых, как и кокосовые орехи, ярко-красными волосками, и с прозрачной сочной пульпой внутри, ананасов. Я роскошествовала, поедая их восхитительную мякоть, и думала, что никогда в жизни не получала такого удовольствия от завтрака.
Однако вся эта роскошь лишь отчасти удовлетворила мой голод. Я ждала поцелуя или какого-нибудь другого знака внимания с его стороны, который бы подтвердил интимность наших отношений. Хватило бы даже ласкового взгляда. Но такого знака не было. Он лишь поздоровался со мной и надолго замолчал. Если бы минувшая ночь не представала в моем воображении так живо, я бы усомнилась в том, что он — тот самый мужчина, который так страстно любил меня, а потом спал у меня на груди. Спокойно завтракающий человек казался чужим.
Мне до смерти хотелось поговорить о прошлой ночи и таким образом еще раз пережить ее очарование. Очевидно, сказывалось мое прошлое. В нашем кругу о подобных вещах принято говорить открыто. Тем более что близость с Керком открыла для меня неизведанные прежде эмоциональные сферы, и мне хотелось убедиться в своих завоеваниях.
А Керк, вероятно, думал, что говорить не о чем. Свое затянувшееся молчание он прервал рассуждениями о каких-то отвлеченных вопросах, и мне стало ясно: он преднамеренно избегает волнующую меня тему. Как только последняя банановая кожура была отброшена в сторону, он поднялся и сказал:
— Ну, а теперь нам лучше уйти отсюда.
— Это так необходимо? — спросила я, предоставляя ему шанс.
— Мы должны. Мало того, что кто-то может идти по нашему следу, ведь еще и беспокоятся ваши друзья. — Керк взял нож, а мне предложил «стен». — Готовы?
Я была почти уверена, что он добавил «мисс Пауэлл», столь мало в его голосе было интимности. За завтраком он избегал произносить мое имя, хотя я была готова отдать все, лишь бы еще раз услышать из его уст нежное «Роксана». Но и у меня есть гордость, черт возьми! Я посмотрела Керку в глаза и ответила:
— Да, я готова.
Я шла за Керком по извилистой тропе, и во мне бушевал внутренний монолог. Секс — это любовь, согласна, но любовь — больше чем секс. Секс я знала и раньше, любовь — никогда. Может ли физический акт любви быть важным только для одной стороны? Наверное, может. Мужчина возбуждается и удовлетворяется быстрее, чем женщина, и не связывает себя с нею, тогда как она готова к привязанности. Керк, похоже, вовсе не связывал себя с Рокси Пауэлл. С чем же, в таком случае, оставалась я? Неужели все, что я пережила, — лишь обман плоти?
Керк в мгновение ока мог положить конец моим душевным терзаниям простым дружеским пожатием руки. Но он оставался молчаливым и замкнутым, подавая голос лишь в тех случаях, когда хотел предупредить об опасности. Нам не попадались ни тигры, ни другие крупные звери, но приходилось быть начеку, чтобы избегать более мелких хищников. Например, пиявок. Они кишели повсюду и, где бы мы ни останавливались, слепо ползли по земле по направлению к нам. Если бы им удалось проникнуть в обувь, например, через дырочки для шнурков, эти серые черви толщиной со спичку, присосавшись к телу, пьют кровь до тех пор, пока не становятся толстыми, как сигары. Их укус безболезнен, уверял меня Керк, главная опасность — инфекция. Узнав это, я скривилась от отвращения, и каждая передышка заканчивалась тем, что я прыгала, как индеец во время ритуального танца.
Однажды я непроизвольно пригнулась, так как что-то летало возле моей головы. Это была огромная бабочка.
— Ее привлекли ваши волосы. На солнце они блестят, как огонь. — Голос Керка смягчился и стал почти нежным, напомнив мне о прошедшей ночи. Но уже в следующее мгновение, как будто пожалев об этом, он резко поднялся и сказал:
— Если вы отдохнули, мы можем идти.
Он двинулся дальше, не оборачиваясь. Я последовала за ним.
Вскоре мы вышли к реке, впервые с начала нашего путешествия. Преодолев ее, мы оказались бы неподалеку от плантации. Но на пути к воде нам предстояло пройти самое трудное препятствие — болото. Оно не было болотом в традиционном понимании этого слова. На нем не было ни камыша, ни травы, ни открытых участков воды — лишь густые джунгли, растущие на бездонной илистой грязи. Деревья, поднимавшиеся из трясины, густо покрывал мох. Тропа в этом месте была делом рук человеческих: от дерева к дереву были проложены настилы из бревен. Смрадный воздух наполняли полчища насекомых. По обе стороны от настила миллионы лягушек возвещали мир о нашем появлении.
Я уже давно чувствовала себя грязной и потной, но после того, как позади нас осталось болото и мы вышли к реке, была готова броситься в ее бурные воды, чтобы хоть немного облегчить свое состояние. Но пришлось отказаться от этой затеи — Керк указал на крокодила, лежащего на противоположном берегу. Мы шли вдоль берега, пока не дошли до невысокого известнякового утеса, поддерживающего один конец подвесного деревянного моста. Мне не понравился его неустойчивый вид, Керк тоже был встревожен. Однако предметом его опасений был не мост.
