кровати, оделась, прошла на кухню и увидела, что Феликс раскладывал яичницу по тарелкам.
— И чем моя яичница была плохой? ― вместо приветствия спросила Лика и села за кухонный стол. Феликс хмыкнул.
— От тебя хочу блины.
— Только блины? А, ну раз так, да пожалуйста, ― кокетливо ответила Лика. Стащив со стола сочную клубнику, эротично откусила спелую ягоду. Феликс немигающим взглядом уставился на ее соблазнительный рот. Облизнул губы и подвинул к ней тарелку с ее порцией завтрака:
— Ешь, Лика.
— Почему блины? ― задала вопрос, который волновал ее с первого дня, с того момента, когда он озвучил свою необычную просьбу.
Феликс долго молчал. Будто решал, делиться с ней важной информацией или нет.
— Мама готовила. Когда маленьким был. Хорошее воспоминание, ― объяснил Феликс.
— А шрам на щеке откуда? ― спросила Лика.
— Это плохое воспоминание.
Больше ничего не добавив, Феликс принялся за завтрак. Готовил он, кстати, неплохо. Лика с удовольствием уминала яичницу, видимо, сказались дни, когда кусок в горло не лез. Сейчас же организм брал свое.
— Балет, значит… ― вдруг произнес Феликс.
— Да, но это было в прошлой жизни, ― с горечью хмыкнула Лика.
— Я хочу посмотреть, ― заявил он.
— Сходи в театр оперы и балета. Там вроде бы “Щелкунчик” сейчас идет.
— Нет. Я на тебя хочу посмотреть, ― уточнил Феликс.
— Вчера, значит, не нагляделся? ― вопросительно подняв одну бровь, Лика цинично ухмыльнулась и потянулась, чтобы его поцеловать.
— Лика… ― остановил ее Феликс. — Я хочу посмотреть. Что последнее танцевала?
— Стриптиз у тебя на коленях, забыл? Неужели настолько незапоминающимся танец был? ― нарочно пытаясь оставаться серьезной, спросила Лика, пересаживаясь к нему на колени. ― Может, стоит повторить, раз с первого раза не удалось тебя впечатлить? ― Лика провела пальцем по его щеке, намеренно заигрывая с ним.
— Я серьезно … ― ответил Феликс, убирая ее руку с лица.
— И я серьезно.
— Лика, последнее что было? ― спросил Феликс, вновь поцеловав ее руку.
То, с каким благоговейным трепетом он касался губами ее ладони, действовало на Лику каким-то магическим образом. Ее убийственные попытки флирта во избежание неприятной для нее темы с треском провалились, оставляя место только для неподдельной искренности. И именно с этим мужчиной. Его отношение к ней срывало с нее маску раскованной роковой красотки, обнажая в ней другую личность, давно забытую Ликой: обычную женщину. Настоящую. Ту, которую в себе ото всех прятала. Ту, которую даже не смела выпускать на волю.
— “Жизель”, ― тихо прошептала Лика.
— Значит, будет это.
— Феликс, я уже лет сто не танцевала. Я уже все забыла. Даже как на пуанты стать, не помню, ― рассмеялась Лика.
— Ты станцуешь, ― заявил он.
— Да у меня и пуантов нет. И для этого тренировки нужны. Нет, я не могу, ― Лика затрясла головой и попыталась встать с его колен.
Станцевать партию “Жизель”? Ему? Да он сумасшедший! Во-первых, она уже ничего не помнит. Во-вторых… нет! Снова вернуться к болезненным воспоминаниям? Лике не хотелось. Да и зачем? Это все в прошлом. Зачем ворошить то, что давно кануло в Лету?
— Я сказал, ты станцуешь, ― сказал Феликс, не давая ей отодвинуться от него и вновь закрыться.
Феликс привез ей балетный станок и пуанты, еще и специальную одежду для тренировок. Даже установил ей в отдельной комнате несколько больших зеркал, чтобы ей было удобнее заниматься. Никакие вполне логичные аргументы не возымели на упрямого и твердолобого мужчину никакого эффекта. Лика злилась на Феликса со страшной силой! Вот он так решил, и чтоб разразился гром, а все должны неукоснительно исполнить его указания! Неоднократно слышала, как он разговаривал с кем-то по телефону, раздавая приказы. Всегда тихим тоном, не терпящим возражений! Сущий диктатор!
Лике ничего не оставалось делать, как приступить к ежедневным репетициям. Даже с учетом ее физической подготовки, это было нелегко. Лика давно потеряла балетную форму. Она погрузнела. Чтобы танцевать стриптиз, ей пришлось набрать мышечную массу, ведь известная истина гласит: мужики не собаки, на кости не бросаются. Каждому хочется лапать аппетитную задницу, а не плоскую жердь. А в балете нужна легкость, грация, воздушность. То, что теперь напрочь отсутствовало у Лики. Более того, выворот ноги уже не тот. Ей пришлось переучиваться, чтобы танцы на пилоне ничем не напоминали балетные па. Все надо было начинать заново. Даже подолгу стоять на пуантах. Еще и вспоминать хореографию партии. Что и зачем следует.
Жизель, юная доверчивая девушка, умирает во время празднеств, узнав, что ее возлюбленный женится на другой и никогда не сможет сдержать свое обещание. Умирая, Жизель повторяет свой предрассветный танец начала первого акта. Тогда она еще не знала о предательстве любимого. Во втором акте Жизель также должна танцевать, заманивая в любовные сети мужчин.
Насколько помнит Лика, Жизель постоянно парит в воздухе или стоит на пуантах. В первом действии балета она бегает, летает, прыгает по сцене подобно влюбленной газели. А во втором действии под ее ногами больше нет земли, больше нет точки опоры! Она пронзает воздух, словно ласточка, она качается на тростнике, она склоняется с верхних ветвей деревьев, без преувеличения, чтобы бросать цветы обманувшему ее возлюбленному. Она уже не принадлежит миру живых. Жизель стала одной из виллис: чувственных и соблазнительных существ, основное занятие которых — обольщение.
Юные невесты, умершие до свадьбы, не насладившись любовью мужчин, воплощают свои эротические желания в безумном вихре пляски, заставляя танцевать несчастных до изнеможения и смерти. Мужчины, лишившие юных дев плотских наслаждений, осуждены на смерть в жестоких объятиях любовного танца.
Земная сущность виллис в плане хореографии передается арабесками, плие и небольшими прыжками, которые, вместо того чтобы передать их легкость и воздушность, наоборот, подчеркивают их стремление броситься в бездну. Земная сущность Жизели передается большими и маленькими прыжками, повторяющимися быстрыми, яркими и чувственными grands jetés и entrechats.
Во втором акте виллисы и Жизель постоянно, почти навязчиво используют арабески, которые наряду с апломбом подчеркивают полет. Виллисы, таким образом, находятся между миром живых и мертвых,