же замужем!
— Месяц и я свободна, — хохочет та и садится на стул, приглаживая блузку на груди. — А если подшаманю, то и через час.
— У тебя серьезная соперница, — Родион, отпрянув от меня, поднимается на ноги и ослепительно улыбается Варваре Антоновне. — Польщен вашим вниманием, но увы, поздно.
Та смущенно поправляет волосы, закусив губы, и утыкается в монитор, пунцовая и счастливая оттого, что чужой жених под носом невесты обратил на нее свое королевское внимание.
— У тебя совесть есть? — зло интересуюсь я у Родиона.
— В чем я опять провинился? — он изумленно вскидывает бровь.
— Ну, я даже не знаю, — я ставлю размашистую и злую подпись на заявление хлипкой ручкой на пружинке, что тянется к подставке у монитора.
— Я, кажется, говорил, что намеков не понимаю.
Вот павлин. Хвост перед женщинами распустил, очаровал их и теперь делает вид, что ничего не понимает.
— Подписывай! — придвигаю заявление к нему и протягиваю ручку. — Не тяни кота за хвост!
— О, кто-то заволновался, — Родион треплет меня за щеку и медленно вытягивает из моих пальцев ручку. — Ревнуешь?
— Если так?
— Тяжело тебе будет, — он с улыбкой аккуратно выводит подпись. — Я всегда нравился женщинам.
— И они тебе, да? — я же знаю, что он меня провоцирует, но я все равно заглатываю его наживку.
— Я не буду отвечать на твой провокационный вопрос, Яна. Я в курсе, это ловушка, — Родион откладывает ручку и протягивает заявление Надежде.
— Поздравляю, — она широко и воодушевленно улыбается.
— Рановато, — я грациозно встаю и веду плечом, глядя в умиротворенное лицо Родиона, — у нас еще есть месяц, а за месяц может произойти все что угодно.
— Думаю, что месяц тут ничего не решит, — Надежда пробегает глазами по заявлению и откладывает его в сторону. — Вы заинтересованы в торжественной регистрации брака?
— Мы заинтересованы? — спрашивает меня Родион.
Что за глупый вопрос? Я обиженно поджимаю губы и отворачиваюсь от него:
— Нет.
— Мы заинтересованы, — Родион устало вздыхает. — Очень заинтересованы.
Я содрогаюсь от внезапного приступа тошноты и пускаюсь наутек, прижав ладонь ко рту.
— Поздновато убегать, Яночка, — кидает мне в спину Родион.
— Где уборная?! — в ярости мычу я.
Одна из сотрудниц машет рукой, и через минуту я жалобно всхлипываю над унитазом, прощаясь с завтраком. Сплевываю кислую слюну и шею обжигает удавка.
— Гадина, — слышу клокочущий ненавистью голос Сергея. — Тварь.
В глазах темнеет, я в ужасе царапаю шею ногтями и с беспомощными всхрипами открываю рот. Я в спешке не заперла кабинку, но вряд ли хлипкая дверь защитила бы меня от обиженного и обезумевшего бывшего, который решил, что лишь моя смерть его теперь порадует.
Слабые руки тяжелеют и повисают безвольными ветками вдоль тела, и меня затягивает в черный омут. Это нечестно. Я ведь решила жить до глубокой старости, в которой я и Родион сидим морщинистые с очаровательными пигментными пятнами на обрюзгших лицах и сухих слабых руках и ссоримся по нелепой причине. Я даже вижу в предсмертных галлюцинациях, как я непослушными и опухшими из-за артрита пальцами клацаю спицами и вяжу ярко-желтые носки.
— Ах ты, мразина, — рычит позади моей сгорбленной спины морщинистый и полысевший Алекс.
Огромный склизкий слизняк в гнойной луже у моих ног верещит голосом Сергея, и судьба этого жалкого существа предрешена. Спица захватывает желтую нить, вывязывает петельку, и свет перед глазами меркнет.
Хуже смерти только чудесное воскрешение, которое вспышками и обрывками разрозненных видений пробуждает сознание. Меня сотрясает в холодной панике, я пытаюсь вырваться из загребущих лап и отмахиваюсь от черной тени, что обеспокоенно шепчет:
— Я рядом, тише.
И шепот этот скребет перепонки когтями, и я жалобно мычу, а затем перед глазами проясняется, и я замираю в мелкой и холодной дрожи, уставившись в лицо мрачного и бледного Родиона. Он вполне мог бы быть привратником Ада и пугать грешников только одним взглядом.
— Я жива? — хрипло спрашиваю я и морщусь от боли, что сдавила горло.
— Жива. Чуток придушили, — Родион ободряюще улыбается, но я вижу в его глазах черный огонь ярости, — так на несколько секунд отключилась.
— На несколько секунд? — разочарованно похрипываю я. — Серьезно?
Оглядываю туалетную кабинку мутным взглядом и печально вздыхаю. Эти несколько секунд в сознании растянулись на пару часов, в которых, по моим ощущениям, я отчаянно боролась за жизнь, а я всего-то потеряла сознание.
Родион сидит на полу, привалившись к хлипкой стенке кабинки, а я разлеглась у него на коленях. Места тут маловато, поэтому между моих бесстыдно раздвинутых ног расположился унитаз. В воздухе витает запах аммиака, хлора и плесени, от которой меня начинает вновь подташнивать.
— Так, — я неуклюже приподнимаюсь с колен Родиона.
— Лежи, — он требовательно давит на плечи.
— Это очень мило, но меня сейчас вывернет прямо на тебя.
— Понял, — он кивает и помогает мне подняться на колени, а затем аккуратно и со знанием дела собирает мои волосы на затылке.
— Что ты делаешь?
— Ну, это очевидно же, Яна, — бурчит Родион и хмурится.
Вместо ответа, что мне ничего не очевидно, я с нечеловеческим клекотом склоняюсь над унитазом, оперевшись руками о холодные бортики.
— Не держи в себе, — ласково мурлыкает Родион, приподняв мои волосы.
— Замолчи… Я тебя очень прошу…
Мне уже нечего держать в себе кроме желудочного сока и слюны, но моему организму виднее. Он решил, что время для токсикоза и он выжмет из меня все, что во мне осталось, и начхать, что я чуть не умерла несколько минут назад.
— Как же я девять месяцев выдержу? — жалобно и гулко говорю в унитаз и сажусь, откинувшись на стенку кабинки.
Родион заботливо платком промакивает мои губы, но его глаза все еще черные от ненависти, но причина этой яркой и деструктивной эмоции вовсе не я, а мой бывший муж.
— Где он? — я устало моргаю.
— Это больше не твоя забота, Яна, — Родион вкладывает платок в мою ладонь и садится передо мной, обхватив колени руками.
— Я против того, чтобы
