есть шанс на любовь и настоящие отношения!
Все его слова – ложь! Абсолютно все! Даже то, что я ему нужна!
Недослушав их разговор, спешу в свою комнату. Хватаю необходимое для душа и бегу в него. Не хочу, чтобы Марк видел мои слёзы и понял всё то, что у меня сейчас болит из-за него. Не хочу доставлять ему и грамма удовольствия от созерцания моего состояния.
Пусть катится к своим бабам! Ни мне, ни моему ребёнку такой человек рядом не нужен! Пусть другую дуру заводит, которая будет готова родить ребёнка и быть нелюбимой!
Спустя полчаса выхожу из ванной комнаты и, переодевшись, уже со лживо-спокойным выражением лица и кровоточащим сердцем иду на кухню, где Лапины уже допили кофе. Марк успел даже уже одеться в офис.
– Всем привет! – бросаю, натянув лучистую и счастливую улыбку. – Доброе утро!
– Доброе, – отзывается дядя Алим и, встав, обнимает меня, даря каплю любви. Но её явно не хватит на то, чтобы залечить раны. – Прекрасно выглядишь!
– Спасибо! – благодарю и иду к кофеварке.
– Садись, – командует Марк. – Я сам тебе сделаю кофе. Но вообще тебе лучше перейти на чай. Травяные очень хорошо пойдут. Вечером по дороге сюда заедем в чайную лавку и купим, какой тебе понравится, – тараторит, вновь включив в себе гиперзаботу к очередному проекту в виде нашего ребёнка.
– Не стоит так напрягаться, – не удерживаюсь от колкости.
– Ну что, Аурора, – начинает Алим, когда я, сделав кофе, опускаюсь перед ним. – Зачем тогда мне соврала, что между тобой и моим сыном ничего не было? Мириам меня вчера оповестила, что я скоро дедушкой стану.
– Прости, – искренне извиняюсь, потому что перед ним действительно стыдно. И за ложь. И за свою любовь. И за свою наивность. – Я боялась. Боялась того, что если скажу тебе, то ты не поможешь мне с работой. И вообще, не хотела в твоих глазах выглядеть распущенной девушкой. Но Марк меня тогда покорил, и всё получилось как-то само собой. Прости!
– Покорять он умеет, – вздыхает, недовольно взглянув на сына. – Покорялку свою только в штанах держать не может.
– Я думала, что наша близость может как-то помешать всему, – продолжаю объясняться перед ним. – Да и Марк не помнил обо всём этом. Я думала, ну, раз он не помнит, то ничего между нами и не было. И всё. А оказалось…
– А оказалось, что ты меня дедом сделать решила, – продолжает за меня с тяжёлым вздохом.
– Не нравится? Рано пока, да? – с сомнением спрашиваю.
– Почему не нравится? – удивляется. – Я с радостью готов дедом стать. Детей я люблю! Да и годы у меня уже подходящие. Скоро пятьдесят, как-никак. Главное теперь, чтобы мой оболтус дел не натворил, и ты не сбежала от нашей семейки, как от своей.
– Всё будет хорошо, – обещаю ему, чувствуя облегчение. Не злится. Простил! Ура! – В случае чего у вас всё равно будет внук и связь с ним.
– А у меня? – спрашивает Марк и садится рядом.
– А на твоё поведение мы ещё посмотрим, – отвечает вместо меня Алим, с которым я сейчас полностью согласна.
Аурора
Весь день тружусь как пчёлка и без остановки думаю о произошедшем утром. Точнее, об услышанном. Принимаю тысячу решений и тысячу раз их меняю. Выстраиваю новые линии поведения и отменяю их, считая глупыми или попросту нерабочими.
Но всё же мне удаётся принять одно взвешенное, но очень тяжёлое решение. Решение, которое разобьёт мне сердце вконец, но… по крайней мере, я сделаю хоть что-то, чтобы спасти себя.
После работы выхожу из офиса без Марка. Он ещё часа два назад уехал по делам, о которых не оповестил ни меня, ни своего секретаря, и так ещё и не вернулся.
Работу, которую я доделала, оставила ему на столе, чтобы когда он вернётся в офис, то принял решение касаемо макетов и моих поправок. Могла бы и дождаться его, но нет никакого желания с ним сегодня говорить.
Мне больно! И чем чаще я его вижу, тем больше плакать хочу.
– Аурора! – окликает меня мужской голос с парковки офиса, и я инстинктивно оборачиваюсь, встречаясь взглядом с Марком. Мужчина стоит около машины с небольшим, но невероятно красивым букетом цветов в руках.
– Я? – смотрю на него и указываю пальцем на себя.
– А ты знаешь ещё одну Аурору? – переспрашивает, отделяясь от машины. – Я лично нет.
– Ладно, – соглашаюсь и, ловя на себе косые взгляды, приближаюсь к нему. Сейчас ещё решат, что у нас роман, и завтра весь офис на ушах будет. – Что случилось? – интересуюсь у него.
– Это тебе, – вручает мне букет алых роз, целуя в щёку на глазах у половины офиса, у которой машины на этой парковке. – Садись в машину.
– Зачем?
– Садись, говорю, – настаивает, взяв за руку и усадив в автомобиль.
– Хорошо, – соглашаюсь, обещая ждать, пока он сам сядет в машину. Обойдя автомобиль, Марк усаживается на водительское место. Тянется к панели и берёт с неё продолговатую бархатную коробочку.
– Это тоже тебе, – протягивает новый подарок, который сам же и раскрывает, предоставляя моим глазам аккуратный тоненький браслетик с подвеской в виде сердца и маленького в нём с гравировкой «Baby». – Это символизирует твоё сердце и сердце нашего ребёнка в нём. Круто я придумал? – спрашивает, довольный собой.
– Мило, – бросаю, с трудом сдерживая слёзы.
Ну почему он такой милый и козёл одновременно? Почему он дурачит мне голову, говоря такими подарками о любви, хотя сам со мной ради ребёнка? Зачем он так со мной играет? За что? Разве я заслужила такое отношение к себе?
Смотрю на украшение и руки тянутся к подарку, но я себя сдерживаю, чтобы не взять и не примерить. Браслет такой лёгкий, аккуратный и утончённый, что глаз завораживает. А подвеска так и вовсе умиляет. Особенно эта гравировка.
Он был бы идеальным мужем и отцом, но судьба решила поиздеваться надо мной и разъездить нас.
– С работы пришлось пораньше уехать, чтобы его купить, – рассказывает, по-прежнему довольный собой. – Только в одной месте была такая подвеска. Ручная работа. Хотел сделать тебе приятно на начало наших отношений.
– Марк, не надо всего этого, – произношу и возвращаю ему и браслет, и цветы. – Мне это не нужно. Сегодня я приняла решение, что возвращаюсь во Францию, – ошарашиваю его заявлением. – К матери и отчиму. Беременной они меня замуж уж точно не выдадут. Дождусь срока, когда делать аборт будет уже противопоказано, и вернусь к ним. Заживу своей жизнью и буду счастлива дома. Я пыталась, но Россия мне