— Да, явно упустил.
— Н-да… — приподнял мою ладонь. — Точно. — Посмотрел в глаза и сказал тихо, только для меня: — Обещаю любить тебя, как мужчина может любить свою единственную женщину. Только одну за всю жизнь.
— Сильно? — спросила срывающимся шёпотом сквозь слёзы.
— Очень сильно, Вика. Так сильно, как оно сейчас бьётся, — он приложил мою ладонь к своей груди.
Я почувствовала мощный стук его сердца, и слёзы потекли сильнее. Я шмыгнула носом.
— И я обещаю любить тебя. Так сильно, как бьётся оно, — взяла его руку и положила на грудь себе.
У меня плыла голова, ноги подкашивались, но я бы лучше умерла, чем остановила этот момент.
— Я обещаю, что буду верить тебе и только тебе, что буду верной тебе и только тебе. И… Если Вика — это победа, пусть я буду твоей победой.
Я прижалась к нему, ткнулась в грудь и прикоснулась губами.
— Люблю, — сказала тихо. — И если ты вдруг захочешь ещё одного сына… я… — всхлипнула. — Я постараюсь.
— А если я захочу дочь?
Взял меня за волосы и мягко заставил поднять голову. Посмотрел в глаза.
— Тогда придётся стараться вместе. Этот процесс… — шмыгнула носом. — Он не от одной меня зависит.
В уголках его губ появилась чуть заметная улыбка. Он поцеловал меня в висок, в переносицу и очень нежно — в губы. Потом в макушку. Вздохнул и невесомо провёл по спине.
— Моя победа. Да, Вика. Ты — моя победа. Над жизнью, над местью, над смертью. — Посмотрел на бегущих к дому детей. — И над самим собой.
Эпилог
Вика
В преддверии Нового года всё засыпало снегом. Ещё двадцать пятого декабря температура топталась возле нулевой отметки, а потом резко похолодало. За три дня выросли сугробы, деревья и кусты укрылись белоснежным одеялом, а у нас во дворе появился снеговик с тюбиком из-под крема вместо носа. Чья это была идея, выяснить я так и не смогла. Дети только смеялись и толкали друг друга в бок, а Захар отмалчивался. Хорошо хоть на голову вместо шапки не водрузили ему горшок.
— Ты её тащи, — раздалось из коридора.
— Нет, ты, — возразил Игнат.
— Я поймала, а тащи ты. Почему всё должна делать я?
— А я почему?!
Я с подозрением посмотрела на дверь и наспех одёрнула свитер. Со вчерашнего вечера в доме стоял кавардак. За ужином Захар объявил, что мы поедем на каток. И не просто на каток — будем кататься на Красной площади. Тут-то и началось.
Я проверила документы и, схватив рюкзак, пошла вниз. Инга и Игнат возились возле двери, пытаясь закрыть один из детских рюкзаков. От напряжения дочь даже кончик языка высунула.
Дверь открылась, и в дом вошёл Захар. На его пальто и в волосах лежали снежинки. Он провёл по голове и отряхнул руку.
— До сих пор валит. Если сегодня это не прекратится, придётся трактор вызывать, чтобы всё разгрёб. Иначе к дому не пройдём.
— А мы слепим ещё одного снеговика? — задрав голову, спросил Игнат.
— Держи, Игнат! — воскликнула Инга, схватившись за рюкзак.
Но тут на весь холл раздалось отчаянное мяуканье. Рюкзак открылся, и из него, как чёрт из табакерки, выскочила кошка. Ошалевшая, отбежала подальше и рьяно принялась облизываться.
— Вы с ума сошли?! — подошла я к детям. — Зачем вы её туда посадили?
— Чтобы она с нами поехала, — ответила Инга, сделав большие невинные глаза. — Она не видела Красную площадь. Папа вчера сказал, что мы всей семьёй поедем.
Не успела я ничего ответить, второй рюкзак задрыгался сам собой. Присев, я открыла его, и из появившейся дырки высунулась украшенная бантиком голова. Потом появились передние лапы. Глаза у Буси были больше обычного раза в два, а на морде отражалось недоумение всего мира. Она поспешно вылезла и прижалась к моим ногам.
— Почему ты её плохо закрыл? — возмутилась дочь.
— Это ты закрывала.
Игнат было потянулся к собаке. Та прижалась ко мне ещё ближе и сидела, робко повиливая хвостом.
— Так! — я подняла Бусю на руки. — Кошка и Буся остаются дома. Вы оба обуваетесь и идёте на улицу. Ясно?
— Но почему дома? — заканючила Инга.
— Да, — подхватил Игнат. — Они тоже хотят с нами.
— Они остаются дома, — отрезала я.
Захар не лез. Я посмотрела на него с недовольством и успела заметить усмешку, которую он попытался скрыть. Отлично, ему ещё и смешно! Мне бы тоже было смешно, если бы Кошка завопила в рюкзаке на середине пути. Вот бы было весело!
— Надевай, — взяв шапку, вручила Инге. — Ты тоже, — отдала Игнату. — Или я вас должна одевать? Вроде, взрослые уже.
— Мам, смотри, Снежинка с нами хочет.
— Она не Снежинка. Она Белка.
— Она — Кошка, — подала им куртки. — И она с нами не хочет. Она хочет свой мячик и спать.
— Кстати, почему Кошка? — наконец отмер Захар.
— Потому что никто из вас не может определиться, как её зовут. Поэтому она Кошка.
Словно в подтверждение, кошка мяукнула. Буська подбежала к ней и ткнула носом. Лизнула и отчаянно замахала хвостом. Кошка боднула её и побежала в гостиную, Буська за ней.
Я мысленно взмолилась, чтобы они не разнесли там что-нибудь. Поправила шапку Игната. И дочь, и сын уставились на меня. Две пары совершенно разных и абсолютно одинаковых глаз. Погладила Игната по голове. Несколько месяцев назад я думала, что они с Ингой полная противоположность. Так оно и было, но только на первый взгляд. Если дочь выражала эмоции бурно и сразу, Игнат, как истинный мужчина, держал их при себе. И поддавался сестре, но только потому, что ему было интересно. Если же он начинал упрямиться, никакие её требования, поддёвки и уговоры не действовали.
— А ты Лёшу взял?
— Взял.
— Кто такой Лёша? — напряглась я.
— Мама! — воскликнула Инга едва ли не с гневом. — Ты что, не помнишь? Это муж моей Лизы!
— М-м-м… Да, прости. Конечно, помню.
Я чувствовала насмешливый взгляд Захара. Выразительно посмотрела на него. Хвостатая братия выскочила из гостиной и метнулась в кухню, едва не сбив с ног Алёну. И тут же что-то зазвенело, Буся залаяла, и звон стал громче.
Пока не выпал снег, с этими двумя было на много проще. Но я уже не представляла другой жизни. К Алёне и к той привыкла.
— Я тут кое-что с собой вам приготовила, — подошла она к нам. — Здесь вода и несколько бутербродов, если захочется перекусить.
— Спасибо, — Захар забрал у неё пакет.
— Алёна, а ты на коньках не поедешь? — спросила Инга, пока я поправляла ворот её куртки.
Я застегнула последнюю пуговицу, запоздало подумав, что зря. Всё равно в машине придётся раздеваться. Но Игнат уже нетерпеливо топтался в дверях.
— Инга, ну давай! — поторопил он. — Идём!
Дочь забыла и про Алёну, и про рюкзак. Опомнилась в последний момент, и то, я уверена, причиной тому была её любимая кукла. Удивительно, как она ещё была цела с учётом, что Инга таскала её с собой везде.
Дети скрылись за дверью. Я ещё раз продумала, всё ли взяла и сделала. Вроде, всё. Бросила взгляд на тумбочку и увидела две пары детских варежек. Нет, не всё. Заодно взяла свои и мужа. Молча подала ему. Вместо простого «спасибо» он приобнял меня.
— Что бы я без тебя делал?
— Понятия не имею, — ответила, глядя в серые, как мягкое небо, глаза.
Захар быстро поцеловал меня и отпустил, но я не отошла. Я всё ещё не могла пережить последнюю встречу с Юрой. Страх потерять Захара время от времени поднимал голову, и когда именно это случится, заранее предугадать было нельзя. Как сейчас. Оставшиеся на спине шрамы напоминали, какая на самом деле жизнь хрупкая. Как просто можно лишиться того, кого любишь. И что тогда? Ссоры, пустые слова, недосказанность: всё превращается в пустоту.
— Я тебя люблю, — сказала я просто. — Спасибо, что ты есть.
— Что с тобой?
— Ничего. Просто я тебя люблю.
* * *
Это была наша вторая вылазка на Красную площадь, не считая той, когда у нас появилась Буся. Я предпочитала вспоминать тот день именно так — день, когда у нас появилась Буся. Потому что страх остался в прошлом и, каким бы тот день ни был ужасным, хорошее в нём тоже было.
