чертовски красива в таком виде, — шепчет он, проводя большим пальцем по моей щеке.
Мое сердце сжимается от его слов. Я не знаю, как мы оказались здесь после всего, но это похоже на то, как будто все кусочки головоломки наконец-то встали на свои места.
Эмоции спутались в моей груди, и я затаила дыхание, готовясь подстроиться под его размер.
— Ты первый мужчина, который заставил меня кончить, а теперь ты будешь первым мужчиной внутри меня.
Роман не двигается. Ничего не говорит. Его глубокие карие глаза смотрят на меня, напряженные, как тихий шторм, готовый разразиться.
Из его уст вырывается низкое рычание, вибрирующее на моей коже.
— Не так, — заявляет он, отстраняясь от меня. — Когда я буду трахать тебя, это будет потому, что ты умоляешь меня об этом, а не потому, что я заплатил за эту киску. Ты отдашься мне, потому что не сможешь дышать, если я не буду зарыт на девять дюймов вглубь, — хрипит он. — Оставь деньги себе, они меня не волнуют. Когда ты будешь готова к тому, чтобы тебя оттрахали как следует, ты знаешь, где меня найти.
Разочарование тонет в моей груди, как кирпич.
Он серьезно? Неужели он не видит, как сильно я хочу его — деньги или не деньги?
Что-то подсказывает мне, что ничто из того, что я сейчас сделаю или скажу, не заставит его передумать, поэтому я закусываю губу и отпускаю его без лишних слов, оставляя запутанные чувства и безответные вопросы висеть в воздухе.
Лиза
Я смотрю в иллюминатор самолета, молча призывая пилота нарушить международные правила скорости, чтобы быстрее доставить меня домой. Напряжение в салоне зашкаливает, и не в лучшую сторону.
Только Роман и я, сидящие друг напротив друга. Мы оба украдкой поглядываем друг на друга, но потом резко отводим глаза.
Я бы хотела знать социальный этикет, когда кто-то впервые опускается на тебя, дарит тебе лучший оргазм в твоей жизни и почти лишает тебя девственности — той, за которую он заплатил хорошие деньги, — но останавливается из-за каких-то личных моральных принципов.
По крайней мере, я предполагаю, что дело именно в этом. Я не могу знать наверняка, потому что мы с Романом не разговаривали со вчерашнего вечера. И даже тогда наш единственный обмен мнениями сводился к моей просьбе улететь домой сегодня.
Между нами многое осталось недосказанным, но так даже лучше. То, что произошло в Лондоне, было безумием и, безусловно, единичным случаем. Учитывая, что Анатолий — его деловой партнер, Роман, вероятно, чувствует себя так же неловко из-за этого, как и я. Проще притвориться, что этого не было.
Что Роману вполне удается. Кажется, он погружен в работу, отправляет сообщения и смотрит в экран ноутбука. Чем бы он ни занимался, он не обращает внимания ни на меня, ни на телефон в моей руке, и я благодарна ему за это.
Я не могу перестать проверять свое банковское приложение, чтобы убедиться, что деньги действительно там. Что все это реально. Благодаря Роману на оффшорном счете, предназначенном для торговли, припрятаны крутые триста пятьдесят тысяч долларов. Превратить эти деньги в миллион долларов за три недели — амбициозная задача, но щедрая ставка Романа дает мне реальный шанс на свободу.
В груди нарастает боль. Прошлой ночью я могла сосредоточиться только на жале отказа, но при свете дня я вижу все по-другому. Что бы ни было между нами — а у меня, честно говоря, нет слов, чтобы назвать это, — это не может закончиться хорошо. Это никогда не станет чем-то большим, чем есть.
Может быть, он уберег меня от решения, которое всегда заканчивается крахом.
— Роман, — говорю я, еще не понимая, что делаю или спрашиваю. — Что случилось прошлой ночью?
Его лицо напрягается, и он выдыхает рваный вздох, как будто слышать мой голос — это слишком.
— Ты знаешь, что произошло. Но позволь тебя успокоить — никто никогда не узнает. Возвращайся к своему жениху и своей милой маленькой жизни, и ты сможешь похоронить этот секрет вместе со всеми остальными.
Металлический привкус крови наполняет мой рот, и я понимаю, что только что прикусила щеку. Сильно. Я должна быть в восторге от того, что он обещает молчать, но вместо этого все в этом моменте кажется неправильным.
— Ну, спасибо тебе за… — Господи, слова застряли у меня в горле.
У него звонит телефон, и я благодарна за то, что он отвлекся. Он опускает взгляд, чтобы посмотреть, кто звонит. Его ноздри раздуваются, прежде чем его глаза снова встречаются с моими.
— Это Анатолий. Ты разговаривала с ним после инцидента с твоей сестрой?
Трепет подкатывает к моему животу.
— Нет. Я написала ему сообщение, что останусь в Лондоне еще на один день. Вчера вечером я пропустила его звонок, но он даже не удосужился оставить голосовое сообщение.
Роман кивает, его взгляд обжигает мою щеку.
— Я разберусь с этим. — Его голос звучит глубоко и властно, когда он отвечает на звонок. — Privet. — В течение следующей минуты он больше ничего не говорит, скорее, прислушивается к тому, что говорит Анатолий. Что бы это ни было, лицо Романа напрягается от раздражения. — Плохая погода. Ты что, охренел? Груз должен был прийти завтра, а я только сейчас узнал об этой задержке?
Моя спина выпрямляется, когда губы Романа расходятся в рыке. Я не слышу, что говорит Анатолий, но могу разобрать его "успокаивающий" голос по линии; он пытается успокоить Романа.
— Мне плевать, что Северная Атлантика непредсказуема, — прорычал Роман. — Это была твоя работа — включить задержки в график. Ты же знаешь, насколько жесткое у нас расписание, чтобы доставить товар покупателям.
Наступившая тишина напряженная. Я никогда не слышала, чтобы кто-то так разговаривал с Анатолием, и я сдерживаю улыбку, как ни странно, довольная тем, что кто-то поставил его на место.
— Делай все, что потребуется, чтобы вернуть доставку в график, — рявкает Роман. — И держи меня в курсе. Я вернусь в Россию сегодня днем. — Он уже собирается повесить трубку, когда Анатолий говорит что-то еще. Роман поднимает глаза на меня. — Да, она со мной, — подтверждает он.
У меня пересыхает в горле. Я не готова к общению с Анатолием. Я собиралась притвориться больной, когда мы приедем домой, чтобы отложить встречу с ним хотя бы на несколько дней.
Выражение лица Романа становится жестким, когда он протягивает мне телефон.
— Он хочет с тобой поговорить.
Я набираюсь храбрости и готовлюсь к неизбежной конфронтации. Даже если Анатолий не перезванивал мне целый
