а как узнала, что я о тебе поговорить пришел, так переменилась в лице.
– Что она сказала?
– Сначала пыталась ехидничать, мол раз ты не придешь, то быть увольнению, но потом она передумала, – друг чуть слышно болезненно зашипел и стал разминать правое запястье. В голове мелькнули жуткие мысли, что Генрих мог из-за меня ввязаться в драку.
– У тебя болит рука?
– Немного. Когда ввязался с ней в перепалку, на эмоциях ударил со всей дури по столешнице. А дерево-то крепкое, вот и отшиб.
От переживаний, казалось, аж в груди защемило. Из-за меня друг еще и пострадал!
– Ох, не стоило тебе из-за меня…
– Перестань, я мелким и не в такие драки ввязывался, – отмахнулся Генрих, продолжив пить чай как ни в чем не бывало. – Зато разговор в итоге принес свои плоды.
– И какие же?
– Она сохранит за тобой место до полного выздоровления. Если все пройдет хорошо, то, может, дня через три-четыре уже снова вернешься в магазинчик.
Я вздохнула с облегчением и улыбнулась. Приятно было осознавать, что желанная работа осталась при мне, но при этом меня волновало самочувствие друга. Раз такой добрый человек, как Генрих, прибег к удару по столешнице, то разговор был явно не из легких. И почему же он так мучался ради меня?
– Ты рада? – полюбопытствовал друг.
– Кому ж не понравится со спокойной душой лечиться и при этом не терять работу?
– Тоже верно, – кивнул собеседник. – Что ж, тогда я рад, что смог вновь тебе помочь.
Дальше мы пили чай молча, лишь иногда обмениваясь мыслями о сегодняшнем дне. Я не произносила этого вслух, но поступок Генриха произвел на меня еще большее впечатление, чем раньше. При этом неловкость все больше грызла меня, как мышь мешок с крупой. Мысль о том, что люди были правы, говоря о моей никчемности, все сильнее наводняла разум. К счастью, дружелюбный голос друга вовремя вывел меня из раздумий.
– Спасибо, пирог очень вкусный, – похвалил меня Генрих, едва заметно облизнув испачканные вареньем губы. – Только не стоило тебе так утруждаться в твоем состоянии.
– Мне просто очень хотелось тебя порадовать, ведь ты столько для меня сделал, – попыталась оправдаться я, отведя в сторону растерянный взгляд.
– Порадуй меня своим выздоровлением, – его рука вновь коснулась моей. Нежными движениями он поглаживал мои тонкие пальчики и поигрывал с недавно подаренным мне браслетом. Неизвестное, но приятное чувство заставляло меня позабыть о проблемах и насладиться каждым мигом нашего уединения.
– Постараюсь. В конце концов, когда-нибудь нужно возвращаться на работу.
– Нет, – замотал головой Генрих. – Ты выздоровеешь ради нас с тобой. А с работой все приложится, не переживай.
Добрые слова друга отдались звонкой проникновенной мелодией в моих ушах, чем заставили меня улыбнуться. После стольких гадостей, что мне доводилось слышать в свой адрес, я никак не могла поверить, что все происходит взаправду. Казалось, что я вот-вот открою глаза, проснувшись на каком-нибудь сеновале, и продолжу влачить жалкое существование в попытках исполнить мечту…
Как-то неожиданно из моего рта вырвался протяжный зевок. Похоже, меня вновь разморило теплом.
– Кажется, тебе надо вновь отдохнуть, – Генрих мило улыбнулся, будто его нисколько не смутило мое поведение. – Ложись поудобнее и набирайся сил.
– А как же уборка? – вдруг опомнилась я, представив себе ту самую пенную лужу.
– Вот выздоровеешь, тогда и подумаешь об уборке, – друг положил мне на лоб прохладное мокрое полотенце. – Спи.
Сказав это, он задернул шторы, погасил пламя свечей и покинул комнату. Под чарующее пение птиц я закрыла глаза и стремительно провалилась в сон.
Последней моей мыслью были воспоминания о добрых поступках Генриха, и что надо ответить ему тем же. Скорее бы выздороветь! Так я смогу вернуться на работу, навести порядок в доме друга и отыскать себе жилье. Нельзя же, в конце концов, вечно оставаться у него и досаждать своим присутствием…
Остаток дня я пару раз просыпалась, чтобы поесть и принять лекарства. Генрих все это время был дома и занимался своими житейскими делами: то Зельде помогал, то дома что-то чинил, то отдыхал на кровати в соседней комнате. В гостиной, где я отдыхала на диванчике, имелась небольшая книжная полка, вокруг которой Генрих иногда разгуливал, с досадой касаясь книг и уходя прочь.
– Я вижу очертания страниц, и даже буквы немного, но вот оценить всю их красочность мне уже не дано, – с горечью ответил друг на мой вопрос, когда я в очередной раз застала его у книжной полки поздно вечером.
– Вряд ли тебя, конечно, это утешит, но зато ты прекрасный человек, – пыталась приободрить я парня. Улыбка у меня, правда, вышла странная: несмотря на то, что жар меня почти не мучил, легкая бледность кожи еще оставалась. Добавим сюда слипшиеся в мочалку волосы и великоватое, болтающееся на мне платье… И как только он меня не пугается?
– Не прекраснее тебя, – отвесил он мне в ответ комплимент, дружелюбно коснувшись моего плеча.
Я тихонько стояла, будучи не в силах пошевелиться, словно наслаждаясь его прикосновением. Часть меня хотела всегда ощущать его теплые движения, а другая все изъедала душу изнутри, намекая на мою ничтожность. Мысль, что я недостойна быть рядом с таким добрым мужчиной, никак не давала покоя. Даже в купальне, омываясь теплой водой из кадки, я ни на секунду не могла забыть о случившемся. А ведь издревле наоборот считается, что вода смывает все горести…
С наступлением ночи Генрих отвел меня в отдельную комнату, где моему взору предстала просторная кровать, застеленная чистым постельным бельем. В сравнении с приютской могла бы точно сказать, что здесь запросто бы уместились сразу двое.
– Прости, что не показал тебе эту комнату раньше, просто тут не убрано было, – друг неловко почесал темную макушку. – Думаю, в удобной кровати и выздоравливать легче будет. Залезай, накрою тебя одеялом.
Взволнованно сглотнув, я тихонько присела на свое новое место отдыха и покачнулась. Пружины на мягком матрасе легонько прогнулись, но не выскочили наружу. Убедившись, что спать здесь вполне можно, я залезла в кровать с ногами и позволила другу себя укрыть. Подоткнув одеяло, Генрих присел рядом и погладил мою пока еще слегка мокрую после мытья голову.
– Ну как? Удобно?
– Очень! – ответила я не колеблясь.
– Отлично, тогда засыпай и набирайся сил. Спокойной ночи!
Генрих как-то неожиданно склонился надо мной и замер, словно о чем-то раздумывая. Дыхание сперло от одной лишь мысли, что могло случиться дальше… Но, не знаю к счастью или к сожалению, он просто отстранился и покинул комнату.
Какое-то время сон
