по подушке, позволив прямолинейное:
— Отпугиваю призрака.
И внезапно я стала приходить в себя, возвращаясь из темноты.
— Тебе не обязательно это делать.
Он бросил на меня быстрый взгляд, прежде чем снять ботинки.
— Знаю.
Я плохо себя чувствовала.
— Уверена, у тебя есть дела поважнее, чем нянчиться со мной. — Я закончила смехом, но он был скорее смущенным, чем веселым.
Дело в том, что, когда Вик решал что-то сделать, он это делал. Об этом не спорили.
Этот человек — герой моей собственной сказки — пришел за мной. Он думал убить моих драконов. Чтобы спасти меня. Но в глубине души я знала, что только одно может спасти меня. И это была единственная вещь, которую Вик никогда не предлагал.
Его сердце.
Подняв одеяло, он терпеливо взял меня за руку и подождал, пока моя голова коснется подушки, прежде чем натянуть одеяло до шеи. Какое-то время он просто смотрел на меня, а когда мои веки отяжелели, он нежно погладил меня тыльной стороной пальцев по щеке, прежде чем уйти.
Итак, он устроился на своем грубом тюфяке, лежа на спине, скрестив руки под головой, и грубо произнес:
— Ты есть и всегда будешь моим первым и единственным приоритетом.
Мое сердце сжалось, потому что, когда он говорил такие вещи, было легко поверить, что он любит меня.
К счастью, я знала лучше.
С полным, но тяжелым сердцем мои глаза закрылись, и я уплыла в сон без сновидений.
Вик
Я проснулся от запаха кофе, на моей груди лежала голова, тонкие руки обнимали меня, а стройная нога крепко втиснулась между моими собственными. И когда я ощутил все это, я улыбнулся про себя, потому что никогда не было ничего лучше.
Моргнув, глядя на женщину, которая чувствовала необходимость бороться в тишине, я всмотрелся в ее спящее лицо и вздохнул с облегчением, когда не обнаружил никаких признаков страдания.
Аккуратно отделив ее конечности от своих, я почувствовал себя самым большим мудаком, когда мой член болезненно запульсировал. Хотя это было не то, с чем я мог помочь. Нас просто производила на меня такой эффект. Она всегда так делала.
Зная, что ее беспокоило, я чувствовал себя комфортно, оставив ее спать в одиночестве. Дневной свет был безопаснее тьмы, и через несколько дней все это закончится.
Нас прижалась к нашей общей подушке. Должно быть, она выскользнула из постели посреди ночи и присоединилась ко мне на полу. Интенсивный защитный инстинкт сильно ударил по мне. Я ничего не мог с собой поделать. Наклонившись, я прижался губами к ее виску, молча надеясь, что это передаст все, что я чувствовал к ней, и даже больше.
Для меня не было никого важнее Настасьи Леоковой.
Бросив на нее последний взгляд, я с трудом зевнул, когда вышел из комнаты и направился на кухню как раз в тот момент, когда Мина подошла к задней двери с тарелкой в руках. Шок на ее лице, когда она увидела меня полусонным на кухне Нас, заставил меня ухмыльнуться. Вам никогда не приходилось угадывать, о чем думала Мина. Вы могли видеть все это прямо на ее лице.
Как только я открыл дверь, она осторожно вошла внутрь и протянула:
— Что ты здесь делаешь?
Сильный акцент на «ты».
Прищурившись от солнечного света, проникающего в окно, я подошел к паре кружек и наполнил их кофе.
— Нас нуждалась во мне.
Губы Мины скривились, когда она взяла предложенную кружку и села на стул у барной стойки.
— У нее нет вибратора?
Я закатил глаза, но смягчил это улыбкой.
— Не таким образом. Она проходит через какое-то дерьмо.
— Какое? — тихо спросила она.
Я не был уверен, что это мое дело, но Мина, возможно, переживала нечто подобное со Львом, поэтому я действовал осторожно.
— Ты знаешь, что такое реакция на годовщину?
Мина покачала головой, выглядя немного сбитой с толку.
— Помнишь, когда она рассказывала тебе о том, что происходило со Львом в детстве? О том, как бы никто никогда не узнал об этом, если бы Нас не пробралась в его постель и не получила предназначенные для него удары?
Выражение ее лица стало ледяным.
— Вряд ли забуду в ближайшее время.
Я объяснил как мог.
— Ну, с каждым годом, когда приближается дата, когда все это дерьмо случилось, Нас… сильно напрягается. — Из чистого любопытства я спросил: — А такое случается со Львом?
Мина пожала плечами.
— Я не замечала.
Ага. Лев был не из тех, кто открыто проявляет свои эмоции. Он хорошо умел прятаться.
— Ей, ммм, снятся кошмары. Она не может уснуть. Становится измученной и нервной. Раздражительной. — Я не говорил Мине, что Нас иногда видела гниющий труп матери. Это было не то, что ей нужно было знать. — Она борется.
Лицо Мины смягчилось.
— А ты за ней присматриваешь.
Я отхлебнул кофе, прислонившись бедром к стойке.
— Нет места, где я хотел бы быть больше.
Совершенно неожиданно Мина недоуменно спросила:
— Почему вы, ребята, не вместе?
Я задавал себе этот вопрос, по крайней мере, десять раз в день. Я был потерян без Нас.
— Спрашиваешь не того человека, вообще-то.
А потом Мина повторила:
— А ты здесь за ней присматриваешь.
Что она хотела от меня? Если это делало меня придурком, значит, я был придурком.
— Нет большей чести, чем стоять позади женщины и охранять ее спину. Если бы она позволила мне, я остался бы рядом с ней навсегда.
Пока смерть не разлучит нас.
Наступила уютная тишина, пока, наконец, Мина мягко не сказала:
— Я рада, что ты у нее есть, Вик.
И поскольку я не всегда умел говорить о своих чувствах, я дернул подбородком в сторону тарелки, которую она принесла.
— Что у тебя там?
Она показала буханку.
— Орехово-банановый хлеб Ады.
Из меня вырвался звук чистого восторга.
— Ну, дерьмо. Хватит тратить мое время и подавай его, женушка.
Мина мгновение смотрела на меня, и я не знал, что она увидела в моем лице, но, вероятно, это было больше, чем я предполагал. Она встала, и грустная улыбка скользнула по ее губам. Ее рука обвилась вокруг моей, быстро сжав, когда она проходила мимо меня, и страдание, которое я похоронил, поселилось глубоко в моем животе.
Глава 11
Настасья
Я
