В ответ недоуменная тишина, и я чувствую негодующий взгляд Богдана. А что он сделает?
Пусть стоит и любуется, но у него, похоже, другие планы.
Он подходит к диванчику, и я открываю глаза:
— Я же сказала, — недобро щурюсь, — я останусь здесь или ты силой решил меня выгнать?
Богдан в ответ приподнимает бровь, медленно стягивая с плеч пиджак, которым он затем накрывает меня.
Я замираю.
Пиджак — теплый и пахнет еловой смолой с нотками кожи и полыни.
— Спи, — тихо отвечает Богдан, всматриваясь в мои глаза, — я тебе разве запрещаю.
У меня от его низкого голоса бегут мурашки по рукам и ногам, и сердце в груди пробивает три быстрых удара.
Не шевелюсь, когда он убирает с моего лба локон волос легким и быстрым движением. Кожи не касается, но я все равно чувствую тепло его пальцев.
Затем, будто смутившись моего взгляда, он резко на пятках отворачивается от меня и размашисто шагает к столу с прямой спиной, будто проглотил саблю.
Опускается в кресло, отодвигается немного назад и закидывает ноги на столешницу.
Подтягиваю его пиджак к подбородку, медленно и глубоко втягиваю горьковатый парфюм и закрываю глаза.
Раз я сказала, что вздремну, то я так и сделаю, а Богдан пусть сторожит мой сон. К тому же нам пора с ним побыть друг с другом в тишине и пообщаться на уровне более тонких материй.
Если я сейчас засну, то я все еще чувствую безопасно с Богданом. Значит, для сердца он все еще родной и любимый, а не чужой предатель.
Дремота обнимает меня мягкими объятиями и утягивает меня в теплые размытые грезы. На кожаном диванчике под задумчивым взглядом Богдана я засыпаю, и тревога о детях окончательно отступает.
Они справятся. Аркаша и Света у нас — хорошие и добрые, пусть иногда они и хотят потрепать нам нервы капризами и истериками.
Не знаю, к чему мы в итоге придем. К разводу или нет, но я точно могу сказать: наши дети не отвернулись от Богдана и не позволили исчезнуть детской привязанности и любви.
Они не отказались от прошлого, в котором Богдан был любящим, заботливым и терпеливым отцом, и приняли то, что он — живой человек со своими темными тайнами.
Я бы не хотела, чтобы мои дети жили с ненавистью к отцу за его обман. Она бы их разрушила.
Сквозь сон чувствую пинок в животе. Наш третий малыш будто подбадривает меня и соглашается с моими мыслями, что его папа хоть и козел, но любимый.
Да, любимый, и мне нет смысла переубеждать себя в обратном. Я не отказываюсь от этой правды.
Я люблю Богдана и буду любить даже после развода, и только любовь не позволила мне утонуть в гневе, ярости и обиде. Именно она заставила поверить в то, что в Богдане есть еще лучик света и что ему надоело жить во лжи.
Только любовь помогла мне увидеть в Доминике одинокую девочку, которая тогда при нашей встрече под оскорблениями прятала крик о помощи и о тоске.
Сквозь сон я сладко причмокиваю и с мычанием еложу головой по мягкому подлокотнику. Я
выныриваю из теплой и уютной дремоты и возвращаюсь в реальность.
Приоткрываю глаза. Богдан смотрит на меня и не моргает, будто вошел в какой-то наркотический транс, и меня это даже немного пугает.
— Сколько времени прошло? — хрипло спрашиваю я в попытке оживить Богдана, который сейчас похож на мрачную восковую фигуру. — Долго спала?
Богдан молчит около минуты, прикрывает веки и шепчет, ослабляя галстук на шее:
— Если бы не ты, все было бы иначе.... — сводит брови вместе до глубокого излома на переносице. — Я был бы другим человеком...
— Каким? — едва слышно спрашиваю я.
— Плохим человеком, — шумно выдыхает он. — И очень жестоким.
Он хочет сказать еще что-то, но в кабинет вваливается громкий Аркадий:
— Бросили нас и сбежали? Или это было стратегическое отступление?
— И кажется, — за ним показывается тихая и хмурая Света, — нас не ждали, Аркаш. мы помешали.
Глава 59. Мне больно
— Тогда пошли выпьем кофе, раз мы помешали, — Аркаша разворачивается и хочет торопливо ретироваться, но я не даю это сделать.
— Стоять, — зеваю и прикрываю рот ладонью. — Рассказывайте.
— Да было бы что рассказывать, — Аркаша разводит руки в стороны. — Света и Доминика сначала посрались, а потом обе разрыдались.
— Заткнись, — шипит Света.
— Потом Доминика раз десять назвала папу козлом, — Аркаша чешет висок, — раз пять повторила, что ненавидит его и что он будет гореть в аду, потом опять сцепилась со Светой и опять были слезы.
Света скрещивает руки на груди и смотрит перед собой заплаканным глазами.
Богдан сжимает переносицу:
— И что в итоге?
— Потом и мне прилетело, — Аркадий пожимает плечами, — и опять свелось к тому, что ты козел и урод.
— Понятно, — сдержанно отвечает Богдан, — и да, справедливо.
— Потом опять слезы, когда Света написала ей на бумажке свой номер телефона...
— Ты дала ей свой номер телефона? — удивленно кошусь на Свету.
— Да, — на меня не смотрит и хмурится.
— Зачем? — интересуется Богдан.
— Не знаю! — рявкает на не Света. — Что ты пристал?! Настрогал мне сестру, а теперь спрашиваешь, зачем ей мой номер телефона?! Чтобы звонила мне! Жалко мне ее стало! Дура такая! — брызжут слезы из глаз. Прижимает ладони к лицу, — и еще...
— Да, она ее на свадьбу пригласила, — вздыхает Аркаша.
— Что? — Богдан медленно и недоуменно моргает.
— Да! — Света опять в гневе смотрит на него. Сжимает кулаки. — Вырвалось, блин!
Не знаю зачем! Так получилось! Вы-то сбежали!
— Только Доминика отказалась, — Аркаша скрещивает руки и вальяжно приваливается к стене.
Смотрит на Богдана, — потому что там будешь ты. Она тебя явно невзлюбила, пап.
Богдан массирует переносицу:
— Ожидаемо.
— Пригласила Доминику на свадьбу? — сажусь. — И не обсудила это с Андреем?
— хмыкаю. — Ему вряд ли это понравится.
— Мам я знаю что он тебе звонил, — света переводит на меня сердитый взгляд, —и знаю, что разговор у вас не задался. Да, ему не нравится, что объявилась Доминика, но... ему некуда деваться. Он даже хотел сегодня со мной пойти, но... короче, мам, еще пара дней и он примет то, что у меня есть сестра.
— А ты сама этот факт приняла? — тихо интересуюсь я.
— Я это факт можно не принять? — усмехается она. — Принимаю я или нет, но Доминика была и будет. А он, — вскидывает руку в сторону Богдана, — ее отец.
Лучше бы, — вновь она смотрит на меня, — ты мне сестру родила, но увы и ах.
— Я тоже ей дал свой телефон, — Аркаша тяжело вздыхает, — типа... если в школе обижают, то я же типа старший брат... Тут она не выдержала и убежала со словами, что мы ее достали и что пошли мы в жопу, — разминает шею с хрустом, —а Света за ней.
— Я посадила ее в такси и отправила восвояси, — Света вытирает слезы. — Меня опять назвали дурой, но я все равно попросила написать, когда она будет дома.
И тут раздается короткая вибрация. Света лезет в карман пиджака, достает телефон и бегло пробегает по экрану взглядом.
— Она дома, — Света прячет телефон обратно в карман пиджака и вновь смотрит на Богдана, — я не думаю, что она сможет тебя простить, пап.
Глаза Богдана темнеют, а я опускаю взгляд. Я согласна со Светой. Доминика, возможно, с возрастом отпустит эту ситуацию, но Богдана не простит и не поймет детской частью души. Он никогда не станет для нее отцом.
— Я знаю, — глухо отвечает Богдан.
— И что ты об этом думаешь? — Света сглатывает и по ее щекам опять текут слезы.
— Присоединяюсь к вопросу, — тихо отзывается Аркаша. — Что ты об этом думаешь?—
Чувствуешь, — с трудом выдавливаю я из себя.
Богдану надо разобраться не в мыслях, а в чувствах. Он должен принять свою боль, вину и даже страх перед Доминикой.
Да, он ее боялся все эти пятнадцать лет, потому что она могла разрушить его семью и его репутацию, но вот она вынырнула из тени, а его дети и жена рядом.
