— У тебя не было причин сомневаться, — говорю я, пытаясь утешить ее.
Через мгновение, когда она позволяет своей новой реальности войти в резонанс, она спрашивает:
— Кто это сделал?
— Исполнитель, — честно отвечаю я. — Никто из тех, кого ты знаешь. — Тот же самый исполнитель, который поставил клеймо на моей груди. — В любом случае, он уже мертв. — Первая жизнь, которую я забрал. Убийство, которое возвело меня в ранг посвященного члена мафии.
Она тяжело вздыхает.
— Что мне теперь делать? — Я обхватываю ее за шею и приближаю ее лицо к своему.
— Мы все исправим, — говорю я, давая ей клятву.
Я нежно целую ее в губы, а затем отстраняюсь и отхожу в сторону, чтобы вылезти из воды.
— Куда ты идешь?
Я вытираюсь полотенцем, размышляя о том, как много еще ей открыть.
— Мне нужно уехать по работе, — говорю я. — Пока меня не будет, ты будешь ездить в танцевальную труппу днем. Мэнникс будет сопровождать тебя, а ночью ты будешь оставаться здесь.
Смущение напрягает ее мягкие черты, и я подавляю желание подойти к ней и разгладить жесткую линию между ее драматическими бровями.
— Я не понимаю.
— Когда я забрал тебя, — объясняю я, — я отправил уведомление твоим инструкторам. Насколько они и все остальные знают, ты болела мононуклеозом.
Она разражается шокированным смехом. Суровые черты лица смягчаются, и она улыбается мне ангельской улыбкой.
— Не смотри на меня как на святого, Кайлин Биг. Я сделал это, потому что это был самый простой способ отвлечь ненужное внимание от твоего внезапного исчезновения. — Сказанное ей мало помогает смягчить ее облегчение. Я набрасываю полотенце на шею. — Мэнникс защитит тебя, и я дал ему мобильный телефон, чтобы он передал его тебе. — Это скорее для моего блага и спокойствия, чем для ее. Мне нужен способ поддерживать с ней прямую связь, а не полагаться на своих людей.
Когда она продолжает молчать, я говорю:
— Я вернусь как раз к свадьбе. — Выражение ее лица застывает.
— Значит, договор остается в силе, — вопросительно говорит она.
На самом деле она спрашивает, планирую ли я по-прежнему мстить ее семье.
— Ничего не изменилось, — честно отвечаю я.
Воюющие в ней эмоции становятся очевидными, когда она вытягивает ноги из бассейна и обхватывает руками колени — действия неуверенной в себе девушки.
— Хорошо, — говорит она.
Я вдыхаю тяжелый воздух, наполняя легкие вяжущим запахом хлорки, который мало чем может очистить огонь в моей груди. Я мог бы держать ее в неведении. В каком-то смысле это было бы менее жестоко.
Теперь она разрывается между верностью своей семье — той, которая предала ее, которая разорвала ее жизнь на части, — и чувствами ко мне. Которые не обязательно должны привести к браку. Особенно для девушки ее возраста, не принадлежащей к Коза Ностре. Но поскольку я эгоистичный маньяк, который скорее настроит ее против семьи, чтобы сохранить ее для себя, чем рискнет ее потерять, я не против прибегнуть к психологической войне.
Брак скрепляет союз, да, но он также привязывает Виолетту ко мне.
Страх — сильный стимул для таких мужчин, как я. То, что мы выкованы в аду и облачены в самые толстые доспехи, не означает, что мы не боимся потери.
Страх потерять статус. Страх потерять империю. Страх потерять власть.
Страх потерять тех, кто помогает нам оставаться людьми.
Именно из-за страха потери мы убиваем быстро и безжалостно.
Этот страх соперничает с гораздо более сильными людьми, чем я, а любовь способна уничтожить самых сильных.
Маленькое пламя разгорается под сжатыми мышцами моей груди, подталкивая меня к ней. Я опускаюсь на корточки и просовываю палец под ее подбородок, поднимая ее лицо вверх. Мой взгляд переходит на кольцо на ее пальце, прежде чем я встречаюсь с ней глазами.
— Я хочу тебя, Виолетта. Насколько я понимаю, ты уже моя, и контракт не имеет никакого отношения к этому утверждению. Я всегда буду хотеть тебя. Ты всегда будешь под моей защитой. Но я зашел слишком далеко в своем стремлении исправить то, что совершила твоя семья.
Я признаю все, что говорю… я все еще сдерживаюсь. Потому что то, что я чувствую к ней, взяло верх, и это пугает меня до мозга костей.
Я начинаю отпускать ее, чтобы она не почувствовала яростную дрожь в моей руке. Прежде чем я отстраняюсь, она прижимается щекой к моей ладони, растапливая сковавший меня лед, этот огонь принадлежит только ей.
— Я понимаю, — говорит она. — Я хочу тебя, Люциан. Что бы это ни значило для завтрашнего дня, я принадлежу тебе. Я с тобой.
Ее слова так же хороши, как клятва — одна из тех, что соединяют ее со мной вопреки ее собственной крови. Но в том, чтобы пойти против своей семьи, есть опасность, которую она не понимает.
Я связан с ней, чтобы защищать ее.
Она будет первой.
Поднеся обе руки к ее лицу, я захватываю ее губы в сокрушительном поцелуе, почти отчаянно желая укусить ее и пустить кровь, чтобы скрепить клятву. Но в этот момент мне достаточно ее слов. Я принесу эту клятву на крови в нашу брачную ночь, после того как она возьмет мое имя, а потом я перебью всех Карпелла в Пустоши, пока не ослаблю змея настолько, что смогу взять его голову.
Загружая сумку в багажник «Ауди», я невольно вспоминаю о конверте, засунутом в карман пиджака, — тот самый, который я получил на венецианском маскараде. Руины существует среди преступных синдикатов, чтобы поддерживать систему сдержек и противовесов.
Мне причитается услуга, и я собираюсь ее получить.
Закрыв багажник, я смотрю на Мэнникса. Он стоит позади Виолетты на каменных ступенях моего семейного дома. Я жестко киваю ему, напоминая, что доверяю ему защиту своей подопечной. Он отвечает кивком в знак подтверждения.
Перед тем как уйти, я провожаю Виолетту взглядом, повторяя огненную интенсивность ее взгляда. Я позволяю жгучей боли поглотить меня, выжигаю ее в своей сетчатке. Затем я уезжаю, не оглядываясь, так как сосредоточился на своей цели.
Поручив мне это конкретное задание, Карлос пытается заставить историю повториться, испытывая меня самым унизительным образом. Еще один скандал, связанный с его конкурентами. Только на этот раз вместо того, чтобы просто убрать двух обидчиков, он требует в отместку лишить жизни всю семью.
Видимо, босс считает, что совершил ошибку, оставив мальчика в живых в первый раз. Теперь он намерен не оставить ни одного свободного конца. И что может быть лучше, чем заставить меня доказать ему свою преданность, потребовав, чтобы я сам совершил злодейский поступок.
Убийство семьи — отца, матери, двух невинных детей — наверняка проклянет ту часть моей души, которая у меня осталась. И вот что от меня требуется, вот моя дань, чтобы добиться союза с la famiglia, с самим Дьяволом.
Ради мести дону Карпелла я уже продал свою душу. Я поклялся, что пройду по широкой тропе до самых врат ада, лишь бы забрать его с собой.
И это все еще моя цель.
Но я больше не тащу себя в глубины ада ради мести.
Я делаю это ради нее.
Глава 17
Короны и клятвы
Виолетта
Той девушки, которой я была до того, как вошла в этот собор, больше не существует. Стоя перед богато украшенным напольным зеркалом, ее отражение — чужое.
Единственное сходство — диадема на моей голове. Я попала в новый темный подземный мир, надев ее — ту, что принадлежала наивной балерине, недавно назначенной руководителю труппы, которая, заблуждаясь, верила, что жизнь, свободная от организации, ей по плечу.
Я провожу пальцами по красивым камням на диадеме, украшающей мою голову, и понимаю, что это может быть еще одной формой оков…
Или же она может все изменить.
Люциан отсутствовал четыре дня, и за это время мы переписывались, но поговорили всего один раз.
Телефон, который он мне подарил, лежит на туалетном столике, завладев моим вниманием. В последнем сообщении он подтвердил, что будет здесь, что ничто не помешает ему жениться на мне сегодня.
