Голос старого человека звучал устало; он говорил, как будто с трудом ворочая языком, но упрямо продолжал беседу, не позволяя Мартину уйти.
– Не каждый раз удается поболтать, потому что, как правило, Уискенс… Уикенс… как его имя?.. везет меня на такой скорости… что все разбегаются с дороги. Но сегодня мы дали ему выходной… и о, какая разница… когда кресло везет Кэтрин… медленно… моя очаровательная Кэтрин. – Старик взглянул на нее. – Но все равно я беспокоюсь, что вам придется толкать меня в гору… Если бы Чарльз знал, он бы этого не одобрил.
Кэтрин рассмеялась и слегка покраснела. Но ее взгляд остался совершенно спокойным, в ней не было ханжества.
– Я ожидаю ребенка, Мартин, и хотя он родится не раньше июля, мой муж и свекр уже опекают меня.
– Миссис Ярт, это радостные новости, – сказал Мартин. – Пожалуйста, примите мои поздравления. Но разрешите мне сказать, что я разделяю их опасения. Если мистер Ярт позволит, я довезу его остаток пути и обещаю делать это медленно. Нет, для меня это вовсе не беспокойство. Это доставит мне огромное удовольствие, уверяю вас.
Мартин покатил кресло, и все вместе они неторопливо проследовали по тихой части города до дверей Сейс-Хаус, огромного здания, стоящего чуть поодаль от дороги за высоким забором с чугунными воротами.
Кэтрин всегда была частью старого дома в Ньютон-Рейлз, и Мартину было трудно представить ее живущей в другом месте.
Внутри дом был уютным и роскошным, и здесь, так же как в Рейлз, во всем чувствовалось присутствие Кэтрин. Мартин, сидя с ней и ее свекром в богато обставленной гостиной за чаем, заметил, с каким тактом и вниманием она относилась к страдающему человеку, с каким удовольствием и любовью его взгляд часто останавливался на ней.
– Мой сын счастливый человек, мистер Кокс, потому что у него такая жена, и я тоже счастлив, что у меня такая невестка. Я едва мог сказать два слова… после удара… но появилась Кэтрин… и взялась за меня, она учила меня и подбадривала. Мой голос ослаб, я думаю, вы заметили это. Но я отдохну немного… и он восстанавливается. Это все благодаря ей. О да! Она вернула мне речь. Этот дом стал лучше, потому что здесь теперь Кэтрин. И мне легче переносить мою беспомощность… потому что она теперь проводит со мной дни.
– Да, я уверен в этом, – согласился Мартин. – И я рад за вас, сэр. – Затем, повернувшись к Кэтрин, он сказал: – Грустно, однако, что то, что приобрел этот дом, другой потерял. Интересно, каким теперь стал Ньютон-Рейлз, потеряв свою хозяйку.
Кэтрин улыбнулась.
– Теперь хозяйка Рейлз Джинни, и я думаю, что ей это нравится. Но почему бы вам не поехать и не посмотреть самому? Прошло уже более пятнадцати месяцев, как вы покинули классную комнату в Рейлз, и еще ни разу там не были. Конечно, я понимаю, вы очень заняты теперь…
– Это не причина, почему я держусь в отдалении.
– Держитесь в отдалении? Значит, это намеренно? А у вас есть причины? – спросила она.
– Да. Вы все были очень добры и внимательны ко мне, и я не хочу злоупотреблять этой добротой.
– Но ни мой отец, ни близнецы не рассматривали это как злоупотребление. Ни на мгновение.
– Другие люди могут расценить это так.
– Вам мнение других людей важнее нашего?
– Нет, но я не могу быть равнодушным к нему. И у меня есть еще причины, их трудно объяснить.
– Постарайтесь.
– Ну, Рейлз это такое место, от которого трудно держаться в отдалении, если узнал его… Я хочу доказать себе, что могу.
– Акт самоотречения?
– Да. В каком-то смысле.
– И как долго вы будете придерживаться этого, прежде чем убедитесь в силе своей воли?
– Я сомневаюсь, что этот вопрос вообще возникнет. Жизнь людей все время меняется. Они идут разными дорогами.
– Не настолько разными, ведь мы живем в одном маленьком городе, вы и я, да и Рейлз лишь в двух милях отсюда. Тем не менее я не буду ни дразнить вас больше, ни упрекать. Я пренебрегаю своими обязанностями хозяйки, ваш чай давно остыл. Мартин, вы не позвоните вот в этот колокольчик? Нужно принести свежий чай.
В начале следующего года Нэн вышла замуж за Эдварда Клейтона, и они обосновались в доме на Морган-стрит. Предсказание отца Эдварда о том, что в этом городке будет много работы, сбывалось, и Эдвард был сильно занят. Другие фабриканты последовали примеру Ярта, и поскольку все восхищались новой фабрикой Хайнолт, компания «Клейтон и Сын» была засыпана заказами. У других строителей тоже было много работы, и вскоре заказы на камень стали такими, что каменоломне Скарр опять потребовалось расширение.
Строительная горячка была характерна не только для Чардуэлла, она распространилась по всей Долине; и в феврале 1847 года Мартин взял в аренду каменоломню на Клинтон-Хилл, рядом с Уимплетоном, намереваясь развернуть там работы. Камень там хотя был и не так хорош, как в Скарр, но обладал двумя преимуществами: он был устойчив к морозам и не требовал такой долгой обработки. Мартин начал переговоры с рабочими и заказал необходимое оборудование от «Уэттла и Сына».
Благодаря своей активной деятельности и растущему благосостоянию Мартин стал объектом интереса в Чардуэлле. И хотя некоторые презрительно усмехались, вспоминая плохо одетого мальчика, некогда ездившего на телеге, в которую была запряжена полуголодная кляча, большая часть горожан была рада принять его в свое общество. В воздухе носился дух прогресса и предпринимательства, и Мартин, благодаря своему бизнесу, был в центре событий. Он считался молодым человеком с хорошим будущим; он находился под опекой Сэмсона Годвина, который с радостью принимал его у себя; его сестра была замужем за Эдвардом Клейтоном, сыном преуспевающего строителя. Почти все горожане с готовностью беседовали с ним на улицах, а матери дочек на выданье старались познакомиться с ним.
– Ты становишься очень важным, хотя тебе всего лишь восемнадцать, – сказала Нэп, а Эдвард заметил, что он должен быть очень осторожным, а то какая-нибудь мисс поймает его в силки.
– Я тебя предупреждаю, потому что такое случилось со мной.
– Ужасная перспектива, – сказал Мартин. – От женитьбы ты уже растолстел.
– Ты просто сердишься, что я отнял у тебя твою хозяйку, вот и все. Но если то, что я слышал, правда, то ты можешь с легкостью заменить ее, выбрав хорошенькую девушку из целого ряда желающих, включая малышку Эми Годвин.
– О, не говори ему этого, – сказала Нэн, – а то он так возгордится, что его трудно будет переносить.
Но Нэн, хотя и шутила, была горда братом; горда тем, как он выглядел, как говорил; она гордилась его работой, и больше всего тем, как он общался с людьми. Он всегда был красив и мог теперь добиться большого успеха. Он носил одежду высшего качества, каждый день менял белье, его прямые темные волосы были тщательно уложены. Он держался очень прямо и, гуляя по улицам города, выглядел преуспевающим человеком.
