Не снимая манто, она надела браслет и жемчуга. Потом долго сидела, съежившись, на кровати, держа на коленях сумочку. Его подарки — она испытывала почти физическое ощущение боли, когда думала о них. Постепенно, как будто по телу распространялась инфекция, ее стало охватывать раскаяние. Не столько из-за того, как она поступила, сколько из-за того, какой никудышный она человек.
Она поклялась никогда больше не запираться в своей комнате. Стать, наконец, взрослой. Научиться управлять собой. Но она понимала, что главное впереди.
Клэй искренне считал, что у него легкий характер. В сущности именно поэтому он так негодовал, когда Мэрион ушла от него и потом еще стала всем рассказывать, как она была с ним несчастна. У нее не было никаких оснований так его ненавидеть и отсуживать у него такие бешеные деньги.
Даже когда она вела себя из рук вон — скажем, заводила интрижку на стороне, оставляя столько торчащих концов, что и школьник бы догадался, или ела его поедом с утра до ночи, или пренебрежительно отзывалась о нем в присутствии детей — он никогда ничего не делал в отместку. За все эти годы он ни разу ее не ударил, не накричал, не переставал давать ей денег. Не в его характере было причинять женщинам боль.
Он действовал обдуманно, рационально: изо всех сил сдерживал ярость (а она пылала огнем) и старался поскорее выбросить Мэрион из головы. Этого он добивался, пускаясь в какую-нибудь рискованную авантюру с акциями, или, что бывало чаще, целиком отдаваясь завоеванию очередного женского сердца.
Поэтому, когда Синтия испортила Рождество и поставила его в неловкое положение перед детьми и вообще повела себя вопреки всем его представлениям о том, как следует держаться в присутствии всей семьи, он поступил как всегда: постарался быть выше этого и стал ждать, чтобы начался процесс забывания. Ему не пришло в голову ругаться с ней, лишать ее рождественских подарков или мелочно наказывать ее. Он даже ни разу больше не упомянул о том, что случилось. Наоборот, он тщательно следил за тем, чтобы говорить с ней ровно, без натяжки, не допускать взаимных упреков и старался не оставаться с ней наедине. Вечерами он сводил обмен репликами до минимума, первый ложился в кровать и, когда она приходила в спальню, притворялся, что спит.
Реакция Синтии на его уход в себя была в чем-то похожа на реакцию Мэрион. Она рассеянно передвигалась по квартире, словно чувствовала себя не у дел. Начинала говорить и, не закончив фразу, замолкала, и еще готовила превосходную еду. Так вкусно он не ел со времен жениховства. Он ни словом не обмолвился о том, что произошло на Рождество. По опыту своей жизни с Мэрион он знал: стоит только поднять вопрос о причинах этого бунта, как начнутся бесконечные обсуждения их семейной жизни, взаимоотношений и всех тонкостей эмоционального состояния обоих, то есть на самом деле обсуждаться будет его эмоциональное состояние — как она себе это представляет.
По его глубокому убеждению, ничего хорошего из этих супружеских «разговоров начистоту» выйти не могло, хотя психиатры и консультанты по вопросам брака усиленно их всем рекомендуют (не без корысти, будьте уверены: чем больше семейных пар вовлечено в бесконечные выяснения отношений, тем больше у них клиентов), — и если вовремя не остановиться, новые неприятные сюрпризы вам гарантированы.
Ему повезло: позвонил Джеральд и сказал, что одна известная инвестиционная фирма может устроить приобретение контрольного пакета акций государственной нефтеперерабатывающей компании, которая прежде считалась закрытой для частного капитала. Лихорадочная деятельность, вызванная этим важным сообщением, почти не оставляла ему свободного времени — нужно было срочно разобраться с собственным инвестиционным портфелем, шепнуть словечко кое-кому из верных людей в обмен на кое-какую ценную для него информацию и вместе с Джеральдом придумать, каким образом «не засвечиваясь» заполучить желанный контрольный пакет.
Помимо бурной деловой жизни, он дважды встречался с Сэнди Имис у нее дома. Его роман с Сэнди начался в 1974 году, и притом весьма бурно. Сэнди была славная грустная старая дева, примечательная своей застенчивостью и еще тем, что всегда за все благодарила, потому и он относился к ней по-доброму. Возможно их связь продолжалась бы не один год, если бы она сама не порвала с ним, объявив, рыдая, что выходит замуж за актера, в которого была безответно влюблена с двадцати трех лет.
Многие годы он считал, что Сэнди замужем, но вскоре после встречи с Синтией он столкнулся с ней на Мэди-сон-авеню и заметил, что она не носит обручального кольца. Она объяснила, что замужество длилось всего полгода; да, она по-прежнему работает в журнале для женщин заместителем редактора отдела косметики; нет-нет, она ни с кем не встречается. Клэй записал номер ее телефона и обещал звонить. Но не позвонил. Женитьба на Синтии, свадебное путешествие и разные неотложные дела заставили его на время выкинуть из головы саму мысль о том, чтобы повидаться с Сэнди. Но ее телефон был записан на первых страничках его делового блокнота. Он знал, что она существует, сидит в своей комнатушке в редакции журнала, где нормальные мужчины — те, кого интересуют женщины — встречались не чаще, чем «попугаи на Северном полюсе» (среди пишущей братии она славилась своими парадоксальными сравнениями), и от этого на душе становилось спокойнее, как от сознания, что у тебя в нижнем ящике письменного стола припрятана солидная пачка швейцарских франков — чем дольше лежат, тем дороже стоят.
Во время этих двух свиданий он встретил с ее стороны полное понимание: такой пылкой (если к ней применимо это слово) она прежде никогда не бывала. Впрочем, большинство одиноких женщин, по его наблюдениям, становятся легковозбудимыми и податливыми после долгих, возможно, проведенных в одиночестве, праздников.
Все это — крупная афера с акциями и неожиданные пароксизмы страсти у тихони Сэнди — помогло ему пережить безобразную выходку Синтии и даже великодушно простить ее. В канун Нового Года его уже снова к ней влекло.
Поскольку он считал, что скрывать друг от друга добрые чувства крайне неразумно, он постарался устроить так, чтобы в канун Нового Года остаться с ней наедине. Они собирались в гости к одному из тех приятелей, кому он шепнул о продаже акций. Перед уходом он предложил распить бутылочку шампанского. Сидя рядом с ней на диване, он говорил, что не стоит вспоминать про Рождество, гораздо важнее снова начать нормально общаться друг с другом и вернуться к прежним добрым и любовным отношениям.
