Я подпираю щеку кулаком, печально отправляя в рот последний крекер из моего недоеденного обеда.
Я бы никогда не поступила так с ним.
Возможно, да, не смогла бы ответить на звонок по разным причинам. Но я бы никогда не сбросила, не узнав причины, если бы видела, что он настойчиво звонит несколько раз.
Но, может быть, сейчас так не модно? Виноградов тоже регулярно прокатывает Танян, но она уверяет, что теперь это называется «борьба мужчин за свое право не быть средством». Но ведь я же не собиралась…
Телефон снова вибрирует, и на этот раз на экране имя Андрея.
Сначала хочется выключить телефон и заблокировать его номер как минимум до утра. Потом вспоминаю свой внутренний монолог, оттаиваю и отвечаю.
— Я правда очень занят, Алиса, — после приветствия говорит Март. Не могу понять — то ли раздраженно, то ли устало. И если раздраженно — на меня ли? — Что-то случилось?
Я прикусываю нижнюю губу, чтобы сдержаться и не ответить ничего слишком резкого.
— Просто… — смотрю в окно, — погода плохая. Я хотела узнать, все ли хорошо. Ты за рулем. Я беспокоюсь.
— Я еще на работе часа два.
— Угу.
— Спасибо, что волнуешься.
На прощанье говорит какую-то милую и романтическую вещь и обещает написать, когда доберется домой.
Еще несколько минут смотрю на телефон.
На всплывающее сообщение от Марка: «Выходи».
Он подогнал машину прямо к воротам, выходит, чтобы забрать у меня рюкзак и сумку, потому что сегодня — пятница, и я всегда забираю домой свою сменную одежду и обувь.
В салоне тепло. На подставке между сиденьями — большой стакан с логотипом «Старбакса» и бельгийская вафля с сыром и ветчиной.
— Спасибо, — беру все это, прекрасно зная, что Бармаглот расстарался для меня. Он же качок, у него ЗОЖ, ПП и прочие радости жизни, в которых нет места фаст-фуду и кофе из масс-маркета.
— Тебя к себе или?.. — Он вопросительно поднимает бровь.
Лицо вообще каменное, о чем думает — не угадать, даже если бы у меня, как у моей тезки из будущего, был миелофон.
Отворачиваюсь к окну и, не особо беспокоясь, слышит ли он меня, бубню:
— Не хочу домой.
— Я бы с удовольствием покатал тебя по городу, Зай, но погода нелетная.
Я киваю, втягиваю порцию горячего кофе.
Мне не то, чтобы больно или обидно.
Мне непонятно, почему так.
Почему Бармаглотина просто так, сам, как будто я правда что-то для него значу, звонит и приезжает, и его не нужно просить.
А мужчина, с которым я сплю и встречаюсь, даже не спросил, где я и как собираюсь добираться домой.
— Помнишь то кафе, где шоколадные фонтанчики? — Я дышу на стекло и в запотевшем островке рисую пальцем большой знак вопроса. — Поехали туда. Там пледы теплые.
— Ок, Зай. И возьми коробку на заднем сиденье. Сорян, что не под елку.
Даже не удивляюсь. Это же Миллер — он привозил мне подарки вообще без повода, а на День рождения и Новый год всегда что-то особенное.
В небольшой коробке с шелковым бантом — «яблочный» телефон последней модели. С защитным стеклом и фирменным чехлом милого светло-розового цвета.
Прижимаю это богатство к груди, и становится еще хуже.
Я продажная блядь, если принимаю дорогие подарки от женатого мужчины? Или это просто… знак внимания от друга моего отца, для которого это совсем ничего не значит, и просто безделушка?
— Бармаглот, а где ваша жена? — снова перехожу на «вы». Так безопаснее. Как в броне. Как будто вот тут грань, за которую он никогда не переступит. — Кто ее отвезет сегодня домой?
Глупый вопрос, конечно. У Милы есть собственный автомобиль. Кажется, даже два.
— Укатила загорать на острова. Восстанавливать душевное равновесие после общения с мудаком-мужем. И, Зай, давай без этого, ок? Не буду я тебя трогать. Клянусь, блядь.
— Ок, — с небольшим, но все же облегчением, соглашаюсь я.
[1] Небольшие самолеты, которые используются для индивидуальных гражданских перевозок
Глава тридцать девятая: Сумасшедшая
В этом кафе я была с Марком уже дважды.
Первый раз еще лет в двадцать — он забрал меня, вот как сегодня, но тогда я топталась на крыльце библиотеки в сильный майский ливень, одетая очень не по погоде, после ангины и вообще почти поставила крест на своей жизни. Миллер столько раз предлагал свою помощь, что позвонить ему казалось нормальным. Он приехал сразу и повез меня сушиться в место для сластен.
Второй раз в шоколадницу мы ходили в прошлом году, просто так.
Потому что он позвонил и предложил, а я как раз страдала после тяжелых душевных травм, потому что впервые в жизни крепко поругалась с Танян из-за ее Сёмочки.
Мне правда нравится это место.
И нравится, что вроде как мы ходим сюда вдвоем, только друг с другом.
Но совсем не нравится думать, что это может что-то значить.
Нам дают столик в уголке возле большой стойки с разными крафтовыми сладостями.
Я заказываю, кажется, половину меню. Знаю, что не съем и десятой части, но хочу попробовать все, просто хотя бы надкусить каждую конфету и взять по ломтику десерта. Марк ограничивает чашкой крепкого кофе. Только посмеивается, сверкая своими серебряными глазищами, потому что у официанта удивленно вытягивается лицо, когда я озвучиваю весь заказ.
— И ворчать не будешь? — спрашиваю, когда остаемся одни.
— Понаблюдаю, как в тебя все это влезет, Зай.
— Я стану толстая, у меня появится целлюлит и вылезут прыщи. — Делаю печальное лицо. — От таких «красоток» сбегают даже верные Бармаглоты.
— Давай ты не будешь решать за верных Бармаглотов, от кого они сбегают, — миролюбиво предлагает Миллер.
Я плотнее кутаюсь в теплый плед, наслаждаясь тем, что в шоколаднице удобные кресла и никому нет дела до того, что я снимаю обувь и забираюсь в кресло с ногами. Совсем как дома. Потихоньку, сопя от усердия, вставляю симку в новый телефон. Делаю первые настройки, краем глаза наблюдая за тем, как официант приносит первую порцию заказа.
— Простите, Бармаглотище, что я скучная зануда и не развлекаю вас глупой трескотней. Плохая из меня сегодня компания.
Марк немного склоняет голову к левому плечу, задумчиво проводит пальцем по нижней губе.
— Зай, мне не нужен клоун.
— А что нужно? — В самом деле — зачем все это, если я для него просто девочка для настроения?
— Блядь, Заяц, мне правда вообще ни хера не нужно. Грейся, отдыхай, балуйся новой игрушкой. Например, заблокируй меня снова. Кажется, это твое любимое развлечение.
— А от злопамятности прыщи на носу появляются, — непроизвольно хихикаю я.
Не собиралась же.
Но губы растягиваются в улыбку, и я наспех, пока он ни о чем не догадался, делаю пару его снимков. На одном он особенно удачно получился: расслабленное лицо, небольшие морщинки в уголках глаз, пара выпавших из «пучка» светлых прядей.
Я добавляю это фото к его контакту и, немного исправив имя, показываю результат Марку.
Теперь он «Бармаглотище».
С маленьким рогатым смайликом в конце имени.
Миллер тоже достает телефон и, как бы я не пыталась закрыться или хотя бы принять выигрышную позу, делает фото. Оно одно, и оно ужасное: у меня синяки под глазами, бледный вид и не самая опрятная прическа.
— Я страшнее страшного кошмара, — прикладываю ладонь к лицу, нервно смеясь.
— Зай, — Бармаглотище тоже что-то делает в телефоне, — хватит нести хуйню.
Он тоже показывает «результат»: теперь вот такая некрасивая и без фильтра я у него в телефоне.
Подписана просто: «Зая».
Мне становится очень грустно.
И даже попытка заесть шоколадом это внезапное дурное настроение с треском проваливается, хотя десерты в этой шоколаднице, кажется, самые вкусные из всех, что я пробовала.
Просто все совсем не так, как должно быть.
