А сейчас она стоит передо мной в полной темноте, и только привыкшими к серым полутонам глазами вижу изгибы ее тела, на котором почти нет одежды, и во мне что-то сильно закипает, буквально, выплескиваясь через край.
— Зай, какое в жопу кресло? — осторожно, подавляя желание тряхнуть ее хорошенько, чтобы она, наконец, поняла, почему со мной не стоит играть в эти «кошки-мышки».
— На кухне, — зевает она. — Я сама там сплю иногда, оно правда удобное.
— Я тебе не твой малахольный, — делаю шаг вперед.
— Причем тут это? — Заяц делает большие глаза, кажется, только теперь окончательно просыпаясь. — Вам же руки чешутся меня трахнуть, Марк Игоревич. Ничем, увы, не могу помочь. Только креслом. Зато искренне.
— Ага, а еще накормишь блинами со сметаной и сделаешь чай из малинового варенья, хозяюшка ты моя заботливая. Хоть бы не обкончаться от счастья.
— Не рычите, Бармаглотище, а то будете спать без одеяла.
Я был спокойным минуту назад.
Ни хера такого вообще не планировал, хотел просто отвезти ее домой и убедиться, что она легла спать, а не начала с тоски искать приключения на пятую точку. Но Алиса, как всегда, забыла, что это я — злой и страшный серый волк, и не мне драпать от ее ужимок.
Нужно всего пару шагов, чтобы оказаться рядом с ней — вплотную.
Алисе нужно очень сильно запрокидывать голову, чтобы смотреть мне в глаза. Почему-то это пиздец как возбуждает — ее испуганный, но все равно «оторванный» взгляд.
Ты, Зай, трахалась уже со своим малахольным? Ну и как тебе? Все так пиздато, что от счастья крутишь жопой пред другим мужиком?
— Это слишком близко, — говорит мой Заяц, но не делает ни шага, чтобы разорвать расстояние между нами.
— Ну так беги, Зай, — озвучиваю альтернативу. — В комнату, запирайся на замок. Я не маньяк и не насильник. Но ты же, блядь, сама выпрашиваешь.
Она поджимает губы.
Щурится.
Пытается замаскировать частые удары сердца, но я вижу ее насквозь.
— Никогда и ни от кого не бегала, — злится она. — Тем боле — на своей территории. Вы знаете, Бармаглот, что, когда кошка «гуляет», ее нужно нести на территорию кота потому что на своей она не даст. И даже может его затравить.
— Ну попробуй меня затравить, Зай.
Я завожу руку ей за голову, на затылок.
Сгребаю в пятерню волосы.
Алиса жмурится, издает низкий длинный вздох.
А потом удивленно распахивает глаза.
Мгновение осознает, что произошло и начинает мотать головой, пытаясь вырваться.
Сжимаю пальцы крепко, второй рукой немного сжимаю ее щеки пальцами.
— Спорим, Зай, что ты уже мокрая?
— Нет, — отчаянно тихо сопротивляется она.
— И что если я вылижу тебя между ног, ты будешь орать так, что соседи скурят все, что найдут в доме, даже старые газеты.
— Нет, — еще тише.
Не замечает, что ее голос вибрирует от напряжения, а зрачки, как дурные, расплескиваются по радужке.
И меня туда так затягивает, что хоть сдохни.
— А потом поставлю раком и выебу. И на этом твоя беготня прекратится, Зай, потому что трахаться со мной тебе понравится.
— Ты — мудак, — кривит губы.
— А ты, Зай, выпрашиваешь.
Она сглатывает, мгновение медлит и еле заметно ведет головой. Это похоже на попытку согласиться.
Она сама кладет руки мне на ремень.
Дрожащими пальцами пытается расстегнуть сначала бляху. Потом пуговицу и молнию. Прикусывает нижнюю губу каждый раз, когда притрагивается к моему вставшему члену даже через одежду.
Толкаю ее к стене, сильно вжимаю лопатками и ставлю ладони по обе стороны ее головы.
Ни хрена не помогу.
Пальцем не пошевелю, потому что если дотронусь — мне окончательно сорвет крышу.
Заяц все-таки справляется с моей одеждой, тянет джинсы по бедрам.
Немного, чтобы выпустить член.
Проводит по нему ладонью.
Я сжимаю зубы, уговаривая себя не поддаваться желанию толкнуть ее голову вниз и вставить член между этими немного искусанными губами. Вряд ли у нее получится с первого раза — ни у кого не получалось.
Но Алиса, заглядывая мне в глаза, вдруг говорит:
— Хочешь, подрочу тебе, Бармаглотина?
— Только попробуй не подрочить, — со злостью прикусываю ее шею.
— Будешь очень злиться? — Она сжимает мой член двумя ладонями, дрожит.
Проводит вверх и вниз, и у меня мгновенно поджимаются яйца.
В голове гуляют мысли о том, что я бы продал дьяволу душу, если бы в обмен Заяц встала на колени и мне отсосала.
Но она не справится.
Не в этот ебаный раз.
Глава сорок первая: Сумасшедшая
Не думать, Алиса.
Просто не думать, почему вдруг тебя так рвет от этого мужика.
Почему после шести лет флирта и безразличия он вдруг стал не просто «сексуальным другом папы», а Бармаглотом, от запаха которого у меня очень сильно кружится голова и колени дрожат, и слабость такая, что кажется — вот-вот упаду.
Я хотела, чтобы он просто провел ночь на кухне? Или нарочно провоцировала его?
Что я вообще делаю? Зачем?
Голова кружится.
Член у Марка большой — длинный твердый, перетянутый тугими венами.
Как такое вообще может поместиться в женщине?
В голове вспыхивает картинка меня, лежащей на кровати, приколоченной сверху этим мужиком. Он методично двигает бедрами, вколачивает меня в матрас, словно игрушечную, загоняет так глубоко, что от крика сводит гланды.
От этих мыслей рвется дыхание, и в какой-то момент вдруг понимаю, что от моих «грязных фантазий» ладони быстрее натирают его член.
Марк хрипло стонет, снова сжимает пальцами мое лицо и поворачивает, задирая к себе, чтобы мы смотрели прямо друг на друга.
Я хочу его?
Ощущение твердого член, который Бармаглот уже сам толкает бедрами, заставляет мысли путаться, лишает воли.
Мне хочется секса с ним?
Провожу ладонью вниз, сжимаю твердую мошонку.
Боже благослови этого мужика за то, что у него все идеально коротко…
Можно встать на колени, взять член в рот, облизать языком эту темную головку идеального размера и формы и сосать, пока не онемеют щеки.
— Сожми сильнее, — командует Бармаглот, и я крепче обхватываю его яйца, немного оттягивая вниз. — Зай, в следующий раз выебу тебя в рот, так и знай.
Я мотаю головой, и чтобы заставить его замолчать, сильно, до крови, прижимаюсь губами к его губам.
Боюсь любого его пошлого обещания.
Боюсь любого звука.
Любого намека на то, что секс с ним будет сильным, жестким — и что мои ноги потом будут болеть от того, как грубо он меня трахал несколько дней подряд.
То, что я делаю — неправильно.
Но я не могу остановиться.
Не теперь.
Марк жадно вталкивает язык в мой рот, двигает им точно так, как долбит членом в мои жатые ладони.
Я прикусываю его зубами, мы оба шипим, и в ответ Бармаглот сильно вдавливает мою голову в стену. Это не больно. Это просто граница, что главный здесь — он.
Моя связь с реальностью окончательно теряется, когда на его головке выступают первые тяжелые капли. Я размазываю их большими пальцами.
Какой он на вкус? Спортсмен и ЗОЖник, сладкий, потому что вечно пьет эти свои полезные коктейли и ест только свежие фрукты?
Да пошло оно все!
Я набираю еще немного этой влаги, отрываюсь от нашего звериного поцелуя и вкладываю пальцы себе в рот. Лижу языком. Пробую.
— Ты мелкая бесчувственная дрянь, — звереет Бармаглот, следя за тем, как я недвусмысленно сосу собственные пальцы.
— Мокрая в хлам, ты прав, — говорю шепотом.
— Убить тебя мало, Зай.
— Дай закончить, Бармаглотище, а потом делай что хочешь.
Я снова сжимаю его обеими ладонями.
Делаю несколько жестких движений по члену вверх-вниз.
Он подхватывает, вколачивая член так грубо и сильно, что головка бьется мне в живот.
