Я разворачиваюсь на негнущихся ногах. И пока иду по длинным коридорам, у меня в ушах звенит его голос: «И заметь: это в рамках правил. Она останется последней и согласно контракта подпишет брачный договор».
И другая его фраза, сказанная таким же тоном, всплывает в памяти: «Ты уверен, что Вики помогут эти деньги? Тогда я не так уж много и прошу: твоя девушка будет жить, а ты просто будешь работать на меня».
Как и прошлый раз, он не оставил мне выбора. Но в этот раз он не оставил выбора и Еве. Впрочем, она ведь его уже сделала. И выбрала не меня.
Глава 26. Ева
Я не знаю, что случилось, но смотреть на него страшно.
Всегда ровный, доброжелательный, очаровательный Адам словно кого-то похоронил. Сейчас я первый раз увидела то, о чём мне говорила Анита. В нём словно что-то сломалось, потухло, выгорело. Он погас как тот фонарь. Но свет в нём не выключили, а будто разбили лампочку. И там, в глубине его души, темно и беспросветно, но торчат эти опасные осколки и оголённые концы проволоки под напряжением.
Стоя на подиуме, с другой стороны от разряженных участниц, я физически чувствую его боль. И не знаю, чем помочь. Просто тихо умираю вместе с ним, глядя как он страдает.
У меня всё ещё иммунитет, поэтому моё имя он не называет. Но он даже не смотрит в мою сторону, словно это я разбила ему сердце. Я – причина его страдания.
«Или я всё выдумала? – сомневаюсь я, глядя как девушек с белыми розами, которых рядом со мной становится всё больше, но и на них он тоже не смотрит. – Может, это личное? Может, сегодня какой-нибудь день памяти?» – гадаю я, вспоминая записку, что оставила мне Анита.
Записку я сожгла. Но вряд ли забуду то, что она написала:
«Адам не владелец этого дома и шоу. Он занял кучу денег на лечение своей девушки. Но она всё равно умерла. И он так отрабатывает долг…»
И всё для меня как-то сразу встало на свои места после этих слов: и заносчивость Эвана, и предположение Лорен, что он скорее всего просто актёр в этом шоу, и этот надлом в Адаме, про который мне всё твердила Анита.
Он потерял всё. Я даже сделала вывод, что раз отрабатывает, значит, не богаче меня. Но одно только не могу я взять в толк: как? Как можно так поступить со своим родным братом? За что с ним Эван так? А ведь тогда у скалы мне показалось, что он не такой уж и плохой. Просто в железной маске. Даже нет, в латах или скафандре, вглубь которых не заглянешь, если он не позволит. А Эван не позволяет никому.
Но теперь я не знаю, что и думать. Эвана нет, словно он куда-то отлучился на несколько дней. Но чем дольше его нет, тем меньше я хочу его видеть. И тем мне становится страшнее: что будет, когда он ответит на моё предложение.
И сегодня страшнее всего, глядя в потухшие, безразличные глаза Адама.
Он был таким милым, и таким отстранённо-нежным эти дни, что я удивлялась, как он умудрялся это сочетать. Приходя к нам в сад или гостиную вечером, он оставался одинаково внимательным к каждой девушке, с каждой участницей успевал обмолвиться хоть парой фраз и при этом не выпускал меня из виду. То нечаянно притронется, проходя мимо, то протянет руку, помогая встать. То просто посмотрит так, что сердце останавливается. И вроде всё в рамках правил, и в то же время я так по нему скучала, когда его не было рядом, что уже хотела сама их нарушить, эти чёртовы установленные мной же рамки.
Со мной он всё говорил о книге. Обещал прочитать и каждый день шутливо убеждал меня, что всё же он Раскольников. Но я ни за что не соглашалась с его доводами. Пока. До сегодняшнего дня. Сейчас мне и правда кажется, что он горит в каком-то своём личном аду, как Джон Симм, тот самый актёр с кинообложки книги, что так выглядел каждую секунду пребывания в этой роли на экране.
Сегодня Адам вручает красную розу одной из той пары девочек, что Анита отрекомендовала мне как нетрадиционной ориентации. А может, они были «би». Но сегодня меня это меньше всего волнует.
– Станешь моей? – привычно спрашивает он. И у меня всё привычно обрывается в груди от того, как мягко, вкрадчиво, хрипло и убедительно звучит его голос.
Девушка смеётся, но розу берёт.
И я закрываю глаза и не могу вздохнуть, боясь думать о том, что там дальше будет происходить за кулисами. Я никогда его об этом не спрошу. Я категорически не хочу об этом знать. Теперь я стараюсь думать, что это просто его работа. Его крест, его личная Голгофа, на которую он поднимается каждый день, чтобы выплатить долг. А ещё, что она ждёт и меня, ведь мне тоже обещали заплатить за это деньги. Так что я не лучше него. После записки Аниты я стала относиться по-другому к его выбору. И он стал мне понятнее и ближе. Я никогда не держала на него зла из-за Лорен, а теперь и подавно понимаю, что он делает то, что должен и всё.
«Каждый вечер он ходит нырять с утёса, куда мы с тобой ходили. И сидит там на скале порой всю ночь…» – ещё поведала мне Анита в своей записке.
И как бы там сегодня Адам не был занят с очередной выбывшей из шоу девушкой, едва все начинают расходиться по своим комнатам, я проскальзываю на кухню и прямо как есть, в вечернем платье и туфлях, тороплюсь на берег.
«Я подожду его там», – зажав туфли в руках и поминутно морщась от попадающих под голые ступни камешков, поднимаюсь я вверх на скалу, пыхтя, матерясь и ругая себя за то, что выбрала платье с такой узкой юбкой.
Пусть это нарушение правил, соблюдать которые я так просила. Но на то они и правила, чтобы их нарушать. Я не хочу, не могу
