на природу.
Я вдруг понимаю, что неосознанно занес в список семьи и Соню. И эта мысль теперь совершенно не кажется абсурдной.
Нужно прояснить ситуацию с Сашей, дождаться ее возвращения и оформить развод. А уже потом…
– Я сам его отнесу. Не переживай, – останавливаю Соню, которая рвется к сыну.
Выхожу из машины, открываю пассажирскую дверь, отстегиваю ремни безопасности детского кресла и, аккуратно, стараясь не разбудить, несу сына в дом. Соня тенью следует за нами.
Мы поднимаемся в детскую комнату. Свет не включаем. Я кладу Илью на кровать. Разуваю, стягиваю одежду, накрываю одеялом, разворачиваюсь и…
В такой темноте сложно достоверно вычислить расстояние до предметов, поэтому я неожиданно оказываюсь почти нос к носу с Соней, которая все это время стояла где-то сзади. Я даже слышу ее неравномерное дыхание совсем рядом.
Мы одни.
Вдвоем.
Вокруг – магия ночи.
Я застываю на месте, стараясь не спугнуть девушку. Было бы шикарно, если бы вечер закончился так, как рисует мое воображение. Но здравый смысл подсказывает, что подобное маловероятно.
– С-спокойной ночи, – сбиваясь, шепчет она.
И отступает, освобождая дорогу к выходу.
– Приятных снов, Соня, – отвечаю тихо. – Надеюсь, это не последний день, который мы проводим вместе.
– Я… – теряется она.
– Я очень на это надеюсь.
С каждым днем мое отношение к Кравицкому меняется.
Вначале я ругала себя, пыталась образумить, напоминала о каких-то очевидных вещах. Например, о том, что он собирается отобрать у меня ребенка. Или о том, что Герман женат и мне не стоит реагировать на его, казалось бы, нечаянные прикосновения. На его волнующую близость, долгие взгляды, мужской интерес в глазах. Это все обман! Лишние попытки добиться своего окольным путем.
Да, я вижу, что отец из него замечательный. Он с легкостью нашел общий язык с Илюшей, и видно, как ему небезразличен ребенок. Я понимаю, что Кравицкий может обеспечить сыну шикарное будущее, кучу перспектив и безбедную жизнь, о которой со мной Илья может только мечтать.
Да, это не мой ребенок. Не моя кровь. Но как объяснить это сердцу, которое упрямо не хочет ничего слышать в ответ?! Которое готово разорваться от боли только от одной мысли потерять свой смысл жизни?!
Меня не утешает понимание, что у меня будут еще дети, что я не должна настолько растворяться в одном ребенке. Ведь как ни крути, но абсолютная материнская любовь часто только вредит детям. Лишает самостоятельности. Рождает чувство вины.
– Соня, как дела, моя хорошая? – звонит в начале недели мама. – Илюша выздоровел ведь уже? Я соскучилась по вам, – намекает тонко.
Я и сама готова хоть сейчас лететь обратно, но, увы, пока мы не договорились с Кравицким, что-то предпринимать бесполезно. Я все еще надеюсь, что он передумает. Поймет, что нельзя разлучать малыша с мамой, и откажется от своей затеи.
– Да, карантин закончился. Я поговорю с Германом. Возможно, мы и приедем на днях.
– Очень, очень жду. Ты не спорь с ними, дочка. Они ведь наверняка не плохие люди.
– Кто? – вырывается удивленно.
– Ну этот твой, как его? Герман Львович? – безошибочно вспоминает мама. Удивительно. До этого она и фамилию постоянно коверкала, а тут имя верно запомнила. – Мы все допускаем ошибки, вот и у него что-то пошло не так. Но видишь, одумался! А ребеночек-то его, родной. Мы ему его сберегли, он нас отблагодарил. Я понимаю, что тебе тяжело, я тоже к Илюше душой прикипела, но что поделать? Судьба такая. Не наш он. Да и ему там явно лучше будет, – тараторит мама. – Я боюсь, что вас обоих потеряю из-за твоего упрямства. Я ж не выдержу. Здоровье не то, да и ты у меня одна. А тут…
Она и раньше намекала на подобное, но последние несколько дней начала практически давить. Жалостью, уговорами, фактами.
Ей тяжело. Она уже смирилась. И даже мысленно отказалась от внука. А я так и не смогла.
– Мам, мы тебя не бросили. И скоро вернемся домой. Я решу этот вопрос.
У меня нет сил спорить. Ни сил, ни желания. Но проведать ее действительно надо.
Да и поговорить, наконец, на животрепещущую тему с Кравицким. Постоянно так продолжаться не может.
Поэтому, когда после обеда я неожиданно сталкиваюсь на лестнице нос к носу с Германом, тут же хватаюсь за эту возможность.
– Привет! Не думала, что ты в такое время бываешь дома.
– А я как раз к тебе, – улыбается он открыто.
От его улыбки захватывает дух. Я теряю весь боевой настрой, с которым собиралась полдня.
И синие глаза светятся каким-то азартом.
– Я тоже хотела поговорить.
– Вы обедали? – нетерпеливо перебивает он.
– Да, недавно.
– Отлично. Собирайся, в дороге поговорим. Жду вас с Ильей в машине, – коротко бросает и разворачивается спиной.
Он явно торопится, но настроение у него хорошее. Это и радует, и пугает одновременно.
Я зависаю на секунду, а после бросаюсь вдогонку:
– Подожди! – Ловлю его за плечо.
Это первый раз, когда я позволяю себе настолько переступить черту и коснуться его по собственной инициативе. Герман останавливается.
– Слушаю? – оборачивается он.
Со странным сожалением провожая взглядом мою ладонь, которую я тут же прячу за спину.
– Куда мы едем? – От волнения у меня садится голос.
А если это то, о чем я думаю? Карантин у сына закончился, и Кравицкий вполне мог заняться оформлением документов, подготовкой процесса отказа от родительских прав.
– Это сюрприз. Я надеюсь, тебе понравится, – спокойно отвечает он. Видимо, эмоции выдают меня, поэтому мужчина качает головой и добавляет: – Не переживай, это просто приятная прогулка. Ничего особенного.
– Илья заснул недавно.
– Точно! Забыл совсем про дневной сон. Ну что ж, так даже лучше! Быстрее управимся. Предупреди домработницу, чтобы присмотрела на всякий случай.
Герман стоит еще несколько секунд, готовый в любой момент развеять мои страхи.
– Хорошо. Мы ненадолго?
– Думаю, управимся за час. Все? Тогда жду внизу.
Он уходит, а я быстрым шагом поднимаюсь в детскую спальню. Проверяю Илюшу, переодеваюсь в легкий бежевый сарафан, собираю волосы в высокий хвост. Макияжем не заморачиваюсь – это все-таки не свидание. Только слегка наношу на губы розовую гигиеническую помаду и спешу к машине.
Герман ждет рядом с авто. По привычке иду к задней пассажирской двери, но Кравицкий опережает, галантно открывая переднюю дверь.
– Спасибо, – бормочу благодарно и быстро ныряю в салон.
Возможно, я преувеличиваю, возможно, мне просто кажется и это банальная вежливость, но меня не покидает чувство, будто Герман пытается сблизиться. Все это вроде бы ничего не значащие мелочи, но именно они раз за
