— Знаешь, как моя бабка говорила?
— Это Анна Васильевна-то? — хмыкнула тогда я, прекрасно зная, что уж Ингина бабка могла сказать очень многое.
Какой спрос с пьяного человека? Если не пьяной, то выпившей Анна Васильевна была чаще, чем трезвой.
— Она всегда говорила, что политики хуже шлюх — шлюхи честнее.
Я не нашлась, что сказать на это. Да и, если честно, меня смутила такая формулировка. Это Лёша мог об Инге что-то такое ляпнуть, но не наоборот.
Градус напряжения невозможно было понизить. Инге это было не нужно, судя по всему, а я испытывала смешанные чувства.
Мне неприятно, что так говорит о моём муже моя лучшая подруга, но и едва ли я её люблю меньше Лёшки, а там, возможно, и больше. Просто иначе.
Час назад разошлись по комнатам, а у меня из головы не выходит эта чёртова фраза Ингиной бабки!
Что в ней вообще такого? Пожилым людям свойственно обсуждать и осуждать политику, ссылаться на "своё" время, критиковать власть…
Почему я зациклилась? И почему именно на этом? Может, стоит уделить большее внимание тому, что моя подруга общается с одним из моих любовников? Странно общается…
Поворачиваюсь набок, утыкаюсь в подушку и глухо рычу секунд пять.
Примерно так, в моём представлении, люди сходят с ума.
Включаю ночник и поднимаюсь. Игнорирую тапки. Надеваю халат и, воинственно расправив плечи, выхожу в коридор.
Во времена, когда я безоговорочно верила Лёше и растворялась в дочери, была одна смутная история. С детским домом или с домом малютки. Я плохо её припоминаю сейчас, но почему-то только воспоминания о ней проецирует голос Инги в моей голове.
Набережная. Я запомнила тогда название улицы, потому что сама жила на Набережной. Разумеется, в другом городе. Тогда в здании, кажется, была какая-то библиотека. Или дом какого-то писателя по совместительству с библиотекой?
Память подводит.
Я выхожу в коридор, запахиваю халат и осматриваюсь по сторонам.
Снова чувствую себя вором в собственном доме. Крадусь в кабинет мужа, будто я шпион на ответственном задании.
Лёша тогда так радовался, когда получил от Азарова разрешение на снос здания и строительство детского дома… А потом запил и мы редко виделись.
Замираю у дверей, воровато оглядываясь. Никого.
Вхожу, не включаю свет, а двигаюсь к столу, где лежит ноутбук мужа, ориентируясь исключительно на освещение в коридоре. У меня считаные секунды, пока не захлопнется дверь.
Успеваю. Ожидаемо, ноут запаролен. Шарю вокруг руками, не желая сесть мимо кресла, и едва дышу.
Какой у моего мужа может быть пароль? День рождения Кристины? Ну не годовщина же нашей свадьбы?
— Какой пароль? — шепчу, уставившись в пустое поле для ввода.
— День рождения Крис, я уже пробовала. — доносится из темноты тихий голос.
В панике вскакиваю с кресла, выставив перед собой руки, и кричу:
— Кто здесь?!
— Дед Мазай и зайцы, блин. Не ори.
— Инга?
И снова нехорошее предчувствие царапает нутро. Что она делает в кабинете моего мужа? Почему в темноте, как вор? Как я…
— Пожалуй, можно уже свет включить, да?
Конечно же, я включаю свет. Приходится какое-то время жмуриться и привыкать к освещению, прежде чем я вижу подругу, замершей с противоположной стороны рабочего стола Лёшки.
— Какого хрена, Инга? — иду в нападение. — Что ты здесь делаешь? — меня несёт. — Ты для этого сегодня приехала ко мне, да? Чтобы покопаться в вещах моего мужа?
— Угомонись, ненормальная. — шипит на меня она. — Я здесь за тем же, зачем и ты. Я, может, тоже хочу получить ответы.
— Какие ответы? — сжимаю кулаки, глядя в ничуть не испуганное лицо подруги. — Каким боком они вообще тебя касаются? Это мой муж, Инга.
— А что если я ошибаюсь? Что если он на самом деле изменился, а я тебе сегодня такого наговорила?!
— Да какая разница, что ты мне наговорила?! Ты вломилась в кабинет к моему мужу!
— Какая разница? — ехидно усмехается она. — Было бы это так, я бы здесь сейчас находилась одна. Сама зачем сюда пришла, а?
Мне нечего ответить. Я совсем запуталась. Не понимаю, что я чувствую и чего я хочу.
Мне требуется несколько минут, чтобы осознать, что нечто подобное я уже проходила. Обман, измены и предательства мужа… Я уже была в этом бреду, в этом сумасшествии, когда не знаешь, чему верить и как дальше жить. Я чувствовала, что что-то не так, подозревала и изводила себя собственными подозрениями. Медленно сходила с ума, каждый раз слушая очередную ложь — зыбкую и равнодушную, после которой возникали все новые и новые сомнения.
Только тогда я не чувствовала за собой никакой вины, могла прямо спросить, где Лёша был, почему не ночевал дома, почему у него опять нет выходных, зачем он срывается в ночь. Могла и спрашивала, через раз слыша, что у меня не всё в порядке с головой и мне просто скучно жить.
Стало ли мне легче, когда меня этой правдой хлестнули по лицу? Нет, не легче. Но как бы больно тогда ни было, поразительно, но мне помогло только осознание того, что я здорова. Психически здорова. Потому что столько раз слыша, какая я ебанутая и как от нечего делать клюю мужу мозг, я практически в это верила.
— Я — ноутбук, ты — шкаф. — тряхнув головой, я отдаю короткую команду. Киваю на книжный шкаф и решаю доверять. Хотя бы Инге. Хотя бы сейчас.
— Думаешь, он оставил улики в своём кабинете? — неуверенно спрашивает моя подельница.
— Улики оставляют преступники. — против воли в голос пробирается раздражение. — Я не думаю, что он может вообще здесь что-то хранить. Просто хочу, чтобы ты мне не мешала, пока я буду думать.
Инга хмурится, но молчит.
В какой-то степени я ей благодарна, но факт того, что я не доверяю и обыскиваю собственного мужа на её глазах, отзывается какой-то обидой.
— Давай, Лиза. Я в тебе верю. Столько лет вместе прожить… Попробуй порядковую комбинацию.
Нет, мой муж не глуп. Если пароль стоит на ноутбуке, вариантов не то чтобы много. Два. Либо он запаролен так, что я никогда не подберу комбинацию. Либо пароль лёгкий, но в ноутбуке ничего не обнаружится.
— …это твой муж, ты его хорошо знаешь. — Инга продолжает бурчать рядом, забыв молчаливое обещание мне не мешать.
Всё чаще и чаще мне кажется, что я ничего не знаю о своём муже.
Хотя…
Пальцы замирают в миллиметре над клавиатурой. У меня нет никакого кода сейчас. Я не представляю, что для Лёши могло быть значимой датой или любым другим событием. Он мог попросту зашифровать какое-то слово.
…но если обратиться к Лизе, которой я была меньше месяца назад, у меня найдётся несколько вариантов.
Наклоняюсь вперёд и быстро вбиваю дату.
Неверно.
— Что это было?
— Лёша начал работать с Азаровым. — равнодушно отвечаю я, и тут же ввожу следующую.
На короткое мгновение экран, казалось, завис.
— Что там?
— У… у меня получилось. — с сожалением в голосе выдыхаю я. — Я вошла.
— Что ты вбила?
— Победу на выборах…
Не понимаю, почему мне так обидно. Даже зло. Я всю нашу жизнь с Лёшей знала и видела его амбиции. Последние годы так вообще, всё только к этим выборам и сводилось. Но почему-то там, в далёком доме, куда нас с Кристиной привезли вместе с отрядом специального назначения и охраной, мне казалось, что для мужа это уже не так важно. Он был там с нами. Мы вместе играли в Монополию. На следующее утро вместе готовили завтрак. Мы вместе заснули и проснулись, в конце концов…
Он ни разу не потянулся к телефону.
Почему я только сейчас считаю это странными?
— Лиз, ты чего?
Не хочу ни с кем разговаривать. Я ничего не нашла, не получила никакие ответы на мучившие меня вопросы, но уже понимаю, что обожглась в очередной раз.
— Посмотри в ящиках стола, может, найдёшь что-нибудь. — хрипло выдыхаю, открывая почту и мессенджеры.
На этот раз Инга меня слушается.
Я слышу, как открываются, выдвигаются и закрываются ящики. Отчётливо вычленяю бормотания подруги в этих звуках.
