полиции Нью-Йорка. Он старше Николаса на два года, и, судя по фотографии, которую я видела в Интернете, у них есть определенное семейное сходство.
Николас хмурится.
— Я ведь не рассказывал тебе о своих братьях, не так ли?
— Пока нет. Ты рассказал о сестре.
Я вздрагиваю от очередного громкого звонка домофона.
— Он чертовски нетерпелив. Иногда брат заходит после своей смены, чтобы поболтать. Я спущусь в вестибюль и скажу ему, чтобы он шел к черту.
Я похлопываю его по плечу, испытывая облегчение от того, что у меня будет несколько минут наедине, чтобы вставить этот листок бумаги обратно в рамку, прежде чем он поймет, что его там нет.
— Я буду ждать тебя прямо здесь.
— Тебе же лучше, — Николас пристально смотрит на меня. — Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь уходила.
Мои слабые колени почти подкашиваются от этих слов, но я выпрямляюсь и смотрю, как мужчина идет к панели сигнализации. Он отключает ее двумя нажатиями кнопок, прежде чем выйти за дверь квартиры, не оборачиваясь.
Не теряя ни секунды, я оказываюсь у дивана и беру сумочку. Я роюсь в ней, легко найдя белую бумагу. Изучаю скомканное месиво, взглядом фокусируясь на нескольких маленьких красных точках, усеивающих поверхность.
Я делаю размеренные вдохи, желая успокоить свое бешено колотящееся сердце. Спор внутри меня очень силен. Знаю, что мне не следует ее открывать, но необходимость увидеть, что это такое, побеждает мое здравомыслие.
Я осторожно разворачиваю бумажку, с каждым движением открывая взгляду все больше красных точек; одни маленькие, другие покрупнее.
Разглаживаю бумагу, лежащую у меня на коленях, и читаю слова, написанные женским почерком.
«Не могу дождаться, когда стану твоей женой, Ник. Я буду любить тебя до последнего вздоха. Бриелла».
Бриелла.
Красивое имя для красивой женщины, которая любит мужчину, которым я не могу насытиться.
Я хочу знать, кто она такая и почему записка, которую она ему написала, выглядит так, будто покрыта капельками крови.
Николас
— Почему ты оделась, София? — я останавливаюсь у двери в квартиру и включаю сигнализацию. — Я же говорил тебе, что не хочу, чтобы ты убегала тайком.
— Я ждала тебя, — она надевает пальто поверх блузки и юбки, которые снова на ней. — Это не совсем «убегать тайком», если ты ждешь.
Мне с трудом удается сглотнуть. Она другая. Что-то изменилось с того момента, как я ушел поговорить со своим братом. Это заняло не более десяти минут, но София перестала быть открытой и желающей, чтобы ее лелеяли.
— Что-то случилось, пока меня не было?
Она поднимает на меня глаза, ее взгляд отсутствующий.
— Я посмотрела на время. Завтра мне нужно быть в офисе пораньше, потому что у мистера Фостера телеконференция.
— До рассвета еще далеко, — я прижимаю подушечку большого пальца к ее нижней губе. Сейчас она тусклая. София решила не тратить времени, чтобы накрасить губы. Она выглядит растрепанной и красивой. Все, чего я хочу — это затащить ее обратно в свою постель. — Ты можешь поспать здесь пару часов, а я позабочусь о том, чтобы ты вернулась к себе вовремя и успела собраться на работу.
На ее лице мелькает паника, когда она отступает назад.
— Мне нужно подготовиться к ней. Это не только подключиться к видео. Мне еще нужно приготовить некоторые файлы. Габриэль любит, чтобы все было на своих местах, когда он приходит утром.
Это чушь собачья. Что-то напугало ее, пока меня не было.
— Что ты видела, София? Ты что-нибудь нашла?
— Ничего, — выплевывает она слишком быстро, слишком нетерпеливо.
Я обвожу взглядом комнату, пытаясь найти что-то, что могло заставить ее вот так отступить.
— Ты что-что увидела, пока меня не было. Я хочу, чтобы ты рассказала мне, что это было.
Приглушенно выругавшись, она качает головой.
— Здесь есть что-то, чего мне не следует видеть?
Кроме моей следующей рукописи, нет ничего, что я хотел бы скрыть от нее. Я храню все, чем дорожу, в своем кабинете. У меня там хранятся вещи, на которые я не смотрел много лет. Это те вещи, которые я не собираюсь никому когда-либо показывать.
— Не могу придумать что бы это могло быть.
Ее выдают глаза. Ее взгляд мечется между моим лицом и областью возле пианино. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть в том направлении.
— Что? Там что-то есть?
— Ничего, — она пытается обойти меня, но я делаю шаг, чтобы преградить ей путь.
— Я не играю в игры, — я смотрю вниз, в ее бледно-голубые глаза. — Ты убегаешь, потому что тебя что-то напугало. Я хочу, чтобы ты сказала мне, что.
— Я же сказала, ничего, — шипит она сквозь стиснутые зубы.
Я притягиваю ее ближе к себе.
— Это написано у тебя на лице. Выкладывай. Что, черт возьми, произошло после того, как я вышел в вестибюль?
— Николас, — произносит София мое имя, и в ее тоне слышится раздражение. — Ты когда-нибудь был влюблен?
Мне не нужно поворачиваться к пианино, чтобы узнать, что она увидела. Это фотография Бриеллы и меня. Любой, кто посмотрит на эту фотографию, сможет увидеть, что мы разделяли.
— Да, когда-то я любил женщину.
— Эту женщину? — София поднимает руку и взмахивает ею в воздухе мимо моей головы. — Это та женщина, которую ты любил?
Меня не утешает очевидная боль в ее тоне. Я знаю, что София начинает влюбляться в меня. Она на грани, но я уже сделал прыжок. Я без ума от нее, от каждой ее черты, включая эту ревнивую жилку, которую я вижу сейчас.
— Когда-то я любил ее. Это было очень давно.
— Теперь ты ее не любишь?
Это простой вопрос, на который есть сложный ответ. Я открываю рот, чтобы ответить, но слов не нахожу. Я никогда не говорил вслух, что не люблю Бриеллу. Я еще не думал о том, продолжаю ли я это делать или нет.
— Это нелегко объяснить, София.
— Все просто. Ты все еще любишь Бриеллу?
Раздражение смешивается во мне с гневом. Я пытаюсь говорить ровным тоном, но это чертовски бесполезно. Она ни за что не узнала бы имя Бриеллы, если бы не разобрала эту рамку.
— Черт, — бормочу я себе под нос, поворачиваясь и направляясь к столу. Я слышу, как каблучки Софии стучат по паркету позади меня.
— Николас, — тихо произносит она мое имя. — Я… я просто была такой…
Я беру рамку в руку и переворачиваю ее. Обычно видимый уголок бумаги не виден. Она открыла ее. Она прочла ее. Она приложила свои руки к единственной вещи, к которой я не прикасался
