тем, как я подхожу к входной двери, у меня начинает звонить телефон.
Вытаскивая его из кармана, я хмурю брови при виде имени Деймона на моем экране.
Мои доспехи сползают, и чувство вины скручивает меня изнутри из-за того, что его не было с нами в эти выходные. Но сейчас немного поздновато беспокоиться об этом.
— Привет, как дела? — спрашиваю я, моя попытка обрести счастье звучит фальшиво даже для моих собственных ушей.
— Э-э… у нас проблема, — признается он, его голос мрачный и пугающий.
Мое сердце подскакивает к горлу, и в памяти всплывает улыбающееся лицо Джоди из этих выходных. Ужас заполняет мой желудок, как бетон, пока тишина продолжается на линии.
— Ч-что случилось?
— Тебе нужно спуститься в подвал.
Я выхожу из своей квартиры еще до того, как осознаю, что мои ноги двигаются.
— Я иду. Черт возьми, — рявкаю я, прежде чем повесить трубку.
Возможно, он не сказал мне, в чем проблема, но я знаю. В глубине души я знаю, и это страх, который у меня был, но я отказывался признавать все это время. Еще одна причина, по которой я должен был просто убить его, черт возьми, в ту первую ночь.
Но тогда ты бы никогда ее не нашел.
— ЧЕЕЕЕРТ, — кричу я, проносясь через двери, ведущие на лестницу, мне нужно продолжать двигаться, а не бесполезно стоять в лифте, пока он спускается.
Всего через несколько минут я бегу по коридорам глубоко под нашим зданием, которые ведут к нашим камерам предварительного заключения. Я заворачиваю за угол и, черт возьми, чуть не врезаюсь прямо в Деймона, который стоит там и смотрит именно на то, чего я боялся.
Пустая клетка.
ДЖОДИ
Все кажется неправильным, когда я ухожу от Тоби и направляюсь к своему маленькому спортивному автомобилю Abarth. Это может выглядеть как малыш, стоящий рядом с BMW Тоби, но сходство просто поразительное. От черной окраски до красных бликов, которые выделяют его на общем фоне, нет никаких сомнений в том, что они созданы друг для друга. Это заставляет меня задуматься, думают ли люди так о нас двоих, когда видят, что мы стоим бок о бок.
Я вздыхаю, отрываю взгляд от своей машины и возвращаюсь к лифту, из которого только что вышла. Все внутри меня кричит, чтобы я вернулась, чтобы сказать ему, что я буду рядом с ним, что бы ему ни пришлось делать дальше.
Но я не могу. Несмотря на то, что я вижу страх в его глазах, я знаю, что это то, что ему нужно сделать в одиночку. Или не столько одному, сколько без меня. И для моего собственного здравомыслия мне также нужно держаться от всего этого подальше.
То, что я сказала ему этим утром, было правдой. Человек, с которым он собирается встретиться, не тот, кого я знаю. Он незнакомец. И мне нужно, чтобы так и оставалось.
Я оплакиваю своего отца с тех пор, как нам позвонили по поводу того несчастного случая. Не имеет значения, насколько реальным это могло быть. То, что я чувствовала, горе, которое я все еще испытываю по поводу заботливого, любящего человека, которого я потеряла, все еще там. Он умер в тот день, и именно так мне нужно с этим смириться.
Монстр, который преследовал Тоби и Марию слишком долго, — это другой человек.
Заставляя себя двигаться, я открываю дверцу и вдыхаю аромат новой машины, который поражает меня, прежде чем я падаю на сиденье-ковш, которое обволакивает меня, как будто обнимает.
Я вздыхаю, мне нужно снова почувствовать объятия Тоби.
Набравшись смелости, я возвращаю свою машину к жизни, говоря себе, что поступаю правильно, оставляя его. Я знаю, что это правильно. Ему нужно пространство, чтобы иметь возможность делать то, что ему нужно, а затем время, чтобы обработать это после. Даже празднуя.
Хотя я сочувствую всему, через что он прошел, я никогда по-настоящему не пойму, что он чувствует, его потребность в мести. Я знаю из первых рук, насколько это обжигает его тело.
У меня была хорошая жизнь. Хорошие — хотя и в основном отсутствующие — родители. Единственное страдание, которое я когда-либо по-настоящему испытывала, было недавним, когда я потеряла Джо, а затем и отца. Меня любили, обо мне заботились, у меня было все, о чем я только могла мечтать. Я никак не могла по-настоящему понять, что Тоби чувствует к своему детству. И это без добавления к этому всей мафиозной стороны.
Слушать его истории о том, как его заставили совершить свое первое убийство, о том, что он делал и видел с такого юного возраста… Это ни в коем случае не оправдывает того, что он сделал со мной, как он пытался использовать меня, причинить мне боль, но, черт возьми, если это не поможет мне понять, позволит мне простить его.
Качая головой, я заставляю себя думать о лучших временах, о выходных, веселье и смехе. Как только это закончится, мы сможем повторить это. Я, надеюсь, смогу увидеть, как Тоби сбросит последний груз, который всегда давил на его плечи, зная, что человек, который преследует его в ночных кошмарах, больше не дышит, больше не в состоянии причинить боль тем, кого он любит. И я хочу этого для него. Я хочу. Я хочу, чтобы у него была свобода просто жить своей жизнью, не беспокоясь о том, что происходит за закрытыми дверями дома, и о том, как сильно может страдать его мама, как сильно он может страдать, когда вернется.
Я останавливаюсь на перекрестке, готовясь вернуться в больницу, чтобы навестить Сару, когда на экране вспыхивает входящее сообщение. Вчера меня убивала разлука с Джесси. Но я также не могу лгать — день, проведенный без пребывания в этом унылом месте, пошел мне на пользу, даже если я никогда по-настоящему не забывала, если моя грудь никогда не переставала болеть из-за надвигающейся потери.
Мама: Ты можешь заехать ко мне домой? Я испекла печенье для Джесси.
Улыбка подергивается на моих губах. Она так же беспокоится о Саре, как и я. Вчера она зашла к ней, чтобы я не чувствовала себя такой виноватой, и просидела с ней час, держа ее за руку, рассказывая о своих воспоминаниях о нас двоих, о том времени, когда мы были маленькими, в надежде, что, где бы Сара сейчас ни была, она сможет вспомнить те времена. Эти, казалось бы, бесконечные летние дни и смех до упаду, пока нас не стошнило.
Хорошие времена.
Я быстро посылаю в ответ эмоджи с поднятым большим пальцем, прежде чем сменить направление и повернуть направо, к дому.
Тревожное чувство в моем животе не проходит. На самом деле, когда я приближаюсь к единственному дому, в
