втыкали в нос кольцо. Поэтому она проигнорировала его вопрос и сосредоточилась на приятных ощущениях. Ее мышцы превратились в мягкое масло. Напряжение медленно покидало ее тело. По позвоночнику то и дело пробегали электрические заряды. Взаимная близость казалась единственным средством против мучившей ее тошноты. Это был тот случай, когда клин клином вышибают.
– Меня пригласили во дворец на прием в саду. Я думал, тебе захочется пойти со мной. – Алекс наклонился к ней, и от его дыхания ее шея покрылась гусиной кожей. – Естественно, – язвительно добавил он, – протокол запрещает королеве принимать беременных женщин. Из опасения, что они упадут, приседая перед ней в реверансе.
Мэдди опять напряглась.
– Полагаю, все королевское семейство побито молью.
– Зато они очень способствуют процветанию туризма. Это наш вариант Диснейленда.
– Да, а британскую общественность просто разыгрывают.
– Билетов не достать. Фелисити готова убиться за него. – Алекс уложил Мэдди на подушки и прилег рядом.
Мэдди нравилось чувствовать рядом с собой его крупное тело. Он был более материальным, чем жилистые, обветренные австралийские мужчины, к которым она привыкла.
– Серьезно?
– Ты не хочешь рожать, поверь мне. Ты будешь скучать по этой упругой груди. – Он сунул руку в ворот ее сорочки и положил ладонь на грудь. – По плоскому животу. – Мэдди тихо застонала. Она сунула язык ему в ухо и сжала губами мочку. – Ты знаешь, дорогая, что я люблю тебя, верно? – проворковал он.
– Я знаю только одно: моя виза заканчивается. Еще я знаю, что, если ты на мне не женишься, меня вышвырнут из страны коленом под ж…
Ничто не охлаждало Алекса быстрее, чем это слово на букву «ж». Он отстранился от Мэдди и лег на спину, закинув руки за голову.
– В чем дело? – поинтересовалась Мэдди, приподнимаясь на локте. – Член скукожился?
– Брак – это легализованная проституция. Будучи феминисткой, ты должна ненавидеть это явление. Брак подрывает самоуважение женщины! Расшатывает ее личность. Но, – мелодраматично вздохнул он, – если тебе хочется рушить свою жизнь, ты, дорогая, естественно выйдешь замуж, – без особой убежденности закончил он, обнял и поцеловал ее ноги. – Мы предназначены друг для друга, – вяло проговорил он, прежде чем овладеть Мэдди.
Их соитие напоминало секс по телефону. Когда Алекс кончил, он, вместо того чтобы, как обычно, выкурить сигарету, бросился в гостиную и стал названивать в больницу Элизабет Гаррет Андерсон и договариваться об обследовании.
* * *
Так уж случилось, что у Брайса и Имоджин заболела няня, и Алекс великодушно и абсолютно неожиданно для всех предложил свои услуги. Нагруженные стерилизаторами для бутылок, «вожжами», манежем, кроваткой, пастельными простынками, подгузниками, лосьонами, баночками с витаминами, погремушками, пластмассовыми книжками с картинками, говорящими зайцами и целым ворохом одежды на все виды погоды родители заявились в дом работодателя Мэдди. Записав номера их телефона в машине, «мобильника», телефонов ресторана, театра, местного отделения полиции, «скорой», педиатра, акушерки, массажистки, дедушек и бабушек, соседей и близких, Имоджин передала Мэдди бесценную бутылку со сцеженным молоком. Можно было подумать, что это сам «Дом Периньон» – с таким почтением она обращалась с бутылкой.
– А где наша маленькая мамочка всего сущего? – лучился Брайс.
Решение Имоджин кормить грудью было меньше всего связано с заботой о всем сущем, подумала Мэдди. Главную роль играл тот факт, что таким образом ей удавалось поддерживать вес и одновременно иметь большую грудь. Эта женщина будет кормить грудью до тех пор, пока ее ребенок не закончит университет.
После их отъезда Мэдди изучила невредную, нетоксичную и негорючую коллекцию игрушек. Не имеющие гениталий Кен и Барби постарались на славу, произведя на свет внушительное потомство. Там еще были Синди и Пол с няней своих детишек и целая толпа кукол, занимавшихся исключительно мужскими видами деятельности, – их звали Запами, Зевсами и Терминаторами. У этих кукол были странные биологические свойства: волосы за секунды вырастали на дюймы, алые рты произносили «мама», попки становились мокрыми – и все в зависимости от того, за какую веревочку потянуть и какую кнопочку нажать. Малыша не интересовала ни одна из них. Он просто лежал на афганском молельном коврике и орал во всю силу своих легких. В течение трех часов.
– Вот тебе радости материнства, – съязвил Алекс, очень кстати получив «срочный» вызов от редакционной группы. Он, очевидно, считал, что за возней с детьми обязательно последует перевязка труб. Однако его план привел к обратным результатам. Хватит этой болтовни насчет «подготовки к зачатию»! Качая и тетешкая орущий сверток, Мэдди размышляла о том, что если после трех месяцев отказа от алкоголя, кофе и пищевых добавок на свет родилось это чудовище, то она немедленно начнет курить, пить и поглощать щедро сдобренный кокаином натриевый глютамат.
Сомнения на эмбриональном уровне
В день аборта неприятности начались с самого утра. Мистер Ипохондрик выписался из больницы и неожиданно для Мэдди приехал домой. Он обнаружил, что в его доме царит жуткий переворот, что стены исчерканы фломастером, что гостиная «тройка» заляпана медом, что кошки одичали, что ковры и мягкая мебель покрыты толстым слоем собачьей шерсти, что домоправительница оккупировала его антикварную кровать с балдахином и лежит в ней не одна, а с террористом. (Алекс, оставшийся ночевать, чтобы проводить Мэдди к врачу, натянул на свое фотогеничное лицо колготки, и именно в таком виде и застал его старый чудак, войдя в комнату.) С Мэдди сон как рукой сняло, когда она узрела своего работодателя, чей плотно сжатый рот очень напоминал обезьянье анальное отверстие.
– Ой, здравствуйте, – промямлила она. – Вам лучше? – Ну почему она налила в те проклятые макароны так мало оливкового масла!
У Мэдди возникло четкое ощущение, что сейчас с ней произойдет то, что Соня назвала бы «возможностью кардинально изменить свою карьеру». Так и случилось. Он тут же уволил ее.
Мэдди казалось, что четыре квартала – от машины до больницы – они шли целую вечность. Алекс вцепился в ее руку мертвой хваткой, как те желтые ортопедические приспособления, которые были надеты на колеса машин вдоль Юстон-роуд.
– Если хочешь оставить ребенка, скажи сейчас. – Алекс в черных «рей-бенах» и шапочке без полей, похожей на тюбетейку, встревоженно глянул на Мэдди. – Тебе решать, – коварно добавил он.
Он чуть настойчивее, чем требовалось, потащил Мэдди за собой. Его пальцы сжимали ее запястье, как браслет наручников. Она догадывалась, что он мысленно скрестил пальцы. Он рисковал, причем не меньше, чем во время своего позорного броска через пустыню Данакил в Эфиопии, где обитало племя, специализировавшееся на кастрации чужаков. Мэдди покорно шла за ним, прижимая к груди пакет с вещами.
– Есть хорошая новость. Антология закончена!
Мэдди поежилась. Она покрылась мурашками, как ощипанная курица. Для сентября было на удивление холодно.
– Я собираюсь уйти от нее, как только договорюсь с новой няней.
Жесткая джинсовая куртка царапала
