идею, которую она предлагала.
— Что дальше? — спросила она.
— Это. — Я схватил ее за фланель и затащил в пустое стойло, прижавшись губами к ее губам и прижав ее к стене.
Она застонала, ее руки в перчатках скользнули вверх и обхватили мою шею, когда она открыла рот, чтобы впустить меня внутрь.
Мой язык скользнул по ее языку и стал лизать длинными, плавными движениями. Я наклонился к ней, мой член набух, когда она схватила меня за задницу и притянула ближе.
— Истон, — голос моей матери эхом разнесся по огромному пространству.
Я мгновенно оторвался от Джеммы, втянул в себя воздух и вытер губы.
Джемма поджала губы, чтобы скрыть улыбку, приложила палец к губам и прислонилась к стене. Спряталась.
Меня тошнило от этих гребаных секретов.
— Истон?
— Да, — отозвался я, хмуро глядя на Джемму, пока та пряталась в стойле. — Привет, мам.
— Привет. — Она лучезарно улыбнулась. — Как ты сегодня?
— Хорошо. — Секунду назад мне было лучше. — Что случилось?
— Да так, ничего. Я забрасывала на кухню еще несколько яиц и увидела твой грузовик, вот и решила зайти поздороваться.
— Рад, что ты зашла. Доброе утро. — Я подставил локоть, чтобы она могла взять меня под руку. Затем я повел ее по центральному проходу. — Что ты задумала?
— Ничего. Я…
— Привет!
Мы с мамой обернулись на голос Кэт и увидели, как она заходит внутрь, помахав нам рукой.
С каких это пор конюшни стали таким популярным субботним местом? Обычно я был единственным, кто работал по выходным, не считая Кэтрин. Но она обычно оставалась в офисе. Все остальные, кто вышел на пенсию, работали с понедельника по пятницу.
Мама тут же отпустила мою руку, чтобы обнять Кэтрин.
— Доброе утро, милая.
Кэтрин поцеловала маму в щеку.
— Я как раз направлялась к тебе, но увидела твой джип. Вчера, когда я ездила в город, у них была специальная акция на цветы, поэтому я захватила для тебя пару букетов. Твои любимые персиковые розы.
— Ха. — Мама рассмеялась. — Великие умы. Сегодня утром я первым делом отправилась в магазин и купила этот красивый букет из роз, который, как я думала, тебе понравится.
Пока они смеялись и говорили о цветах, я взглянул в стойло, где пряталась Джемма. Она могла выйти. Могла притвориться, что работала. Но она оставалась в тени.
— Мы сто лет не катались вместе, — сказала мама Кэт. — Давай запланируем поездку на этой неделе.
— Я бы с удовольствием.
— Ты не могла бы зайти ненадолго? — спросила ее мама, и она кивнула, когда они вместе направились к двери.
Если бы я их знал, а я знал, они проведут остаток дня у мамы дома. Она заманивала Кэт к себе, обещая угостить кофе с печеньем, а затем уговаривала остаться и помочь испечь пирог или поработать над каким-нибудь проектом. Это был день матери и дочери, ведь мама удочерила Кэт, так как всегда мечтала о дочери.
Я стоял и смотрел им вслед, пока они не скрылись за дверью.
— Все чисто.
Джемма вышла из стойла, и ее яркая улыбка погасла. Она перевела взгляд на дверь, откуда доносился звук хлопающих дверей машины Кэтрин и мамы. Когда она посмотрела на улицу, выражение ее лица стало отсутствующим.
Вот только, я целый месяц изучал лицо Джеммы. Она изо всех сил старалась отгородиться от своих мыслей, и, возможно, другие этого не заметили бы, но я видел, какую боль она скрывала.
— Ты в порядке?
Она кивнула и выдавила улыбку.
— Отлично.
Это была абсолютная ложь. Но если я давил, она полностью закрывалась от меня, поэтому я ждал, пока она не будет готова заговорить.
— Пазлу нужна тренировка. Давай прокатимся.
— Вообще-то, я, пожалуй, пойду…
— Прокатись. Со мной. — Я мотнул подбородком в сторону стойла Спрайт. — Причеши ее гребнем карри. А потом я хочу, чтобы ты оседлала ее сегодня.
— Что, если я не хочу кататься? — Она уперла руки в бока.
— Очень жаль. — Я подошел ближе и, взяв ее за подбородок, на мгновение задержал на ней взгляд.
В этой женщине было так много невероятного. Она была умной и целеустремленной. Она была красивой и любящей. Но, черт возьми, она была слепой.
Увидит ли она когда-нибудь, что находится перед ней?
Все, чего она хотела, все, в чем она нуждалась, было прямо здесь. Дом. Семья.
Я.
За последний месяц я перестал врать самому себе. Мое сердце принадлежало ей — с того самого момента, как она чуть не сбила меня с ног на крыльце лоджа. Я перестал притворяться, что мои чувства к ней не так реальны, как дыхание в моих легких или биение пульса в венах.
Я перестал обманывать себя, что ее уход не уничтожит меня.
Потому что я верил, что она уйдет.
И не собирался умолять ее остаться.
— Крикни, когда причешешь Спрайт. — Я наклонился и поцеловал ее в лоб.
— Хорошо. — Она не стала спорить, потому что в глубине души, я думаю, ей так же, как и мне, хотелось подышать свежим воздухом и прокатиться верхом.
Нам не потребовалось много времени, чтобы подготовить лошадей. Джемма смогла оседлать Спрайт без особой помощи, запомнив большинство шагов из нашего первого урока. Обычно мне нужно было показать ей что-то только один раз, а в следующий раз она справлялась с этим самостоятельно. Она помнила детали, которые большинство не замечало.
Неудивительно, что она добилась такого успеха в Бостоне.
Эта женщина была великолепна, и ее решимость добиться успеха не имела себе равных.
Когда мы выехали на заснеженный луг, лошади нервничали и были рады прогулке, Джемма смотрела прямо перед собой. Ее куртка была застегнута до шеи, и она натянула шапочку с широкими полями.
— Ослабь поводья, — сказал я. — Спрайт не собирается тебя пугать. Просто расслабься.
Джемма глубоко вздохнула, выполняя мои указания.
— Вот так. А теперь давай поговорим. Что случилось, дорогая?
Она молчала целых две минуты — я считал секунды, — но потом посмотрела на меня и пожала плечами.
— Я ревную.
— Ревнуешь? Кого?
— Кэтрин. Она нашла мать. Твою. И я очень, очень рада за нее. Но я ревную. И злюсь на себя за то, что ревную.
Ей не нужно было ревновать. У нее могли быть такие же отношения. Джемма понятия не имела, сколько любви могла дать ей моя мать. Ее любовь была бесконечна. Она втянула бы Джемму в свою жизнь и никогда бы не отпустила.
Я открыл рот, не зная, что сказать, но Джемма заговорила первой.
— Моя мать была сумасшедшей.
Я закрыл рот, наблюдая за ее профилем, в то время
