такое любим. Потому что, будь уверен, я был с ним на каждом шагу. Лучшие друзья и все такое. Мы избили этих ребят, которые думали, что могут поднасрать нам и остаться в живых. Для меня это гребаная наглость. Хочешь, я привезу тебе сувениры в виде их выбитых зубов? Наверное, не лучшая идея, да? Просто спрашиваю. В любом случае, не могу дождаться, когда увижу тебя завтра в обтягивающей майке и шортах. Бегать еще никогда не было так весело.
Появляется новое сообщение, и я проверяю его липкими от пота пальцами.
Николай: Итак, я жду.
Брэндон: Чего?
Николай: Не морочь мне голову. Ты уже расстался с той сучкой?
Я с трудом сглатываю, вспоминая совершенно очевидный разрыв, произошедший сегодня вечером. Но если я скажу об этом Николаю, это просто запудрит ему голову, а нам это не надо.
Брэндон: Что бы я ни делал со своей личной жизнью, это не твое дело.
Николай: Значит сделаю его своим. Я сказал тебе, что если ты не разберешься с ней, то я сделаю это вместо тебя.
Я смотрю на экран широко раскрытыми глазами, когда он присылает мне фотографию девушки, сидящей рядом с ним в пабе.
Клара.
На ней то же платье, что и раньше, и она улыбается, потягивая напиток.
Николай: Будь по указанному адресу через двадцать минут, или я пришлю тебе видео, где она скачет на моем члене.
Уши закладывает, и я борюсь с волной тошноты, подкатывающей к горлу.
Я ударяю рукой по раковине и шумно вдыхаю и выдыхаю, но ничто не успокаивает мое бешено бьющееся сердце. Какая-то часть меня знает, что я должен либо написать ему и сказать, чтобы он этого не делал, либо вообще игнорировать его, но я не делаю ни того, ни другого.
Блять!
Я выбегаю из дома и сажусь в машину. Наверное, мне не стоит садиться за руль, когда я немного пьян, но, похоже, мне наплевать, когда я выезжаю из дома и направляюсь по адресу, который прислал мне этот придурок.
Проходит целых семнадцать гребаных минут, прежде чем я оказываюсь в жилом комплексе рядом с кампусом Королевского университета.
Я ввожу код для входа, который он мне прислал, и поднимаюсь на лифте в пентхаус. Еще один код. Еще одна потраченная впустую гребаная минута, на которую у меня нет времени.
Лифт открывается посреди просторной квартиры с прозрачным потолком, на котором виднеется частично затянутое облаками небо и несколько звезд.
Освещение приглушенное и интимное, словно это обстановка для романтической ночи.
Мой гнев едва скрывается под поверхностью, разрывая и растягивая шатко стоящие стены, пока я шагаю в направлении, должно быть, спальни.
Сначала до меня доносится хихиканье, а затем гул очень знакомого голоса. Я останавливаюсь перед приоткрытой дверью, втягивая в горящие легкие несуществующий воздух.
Я должен уйти и оставить все это позади.
Забыть.
Отрицать.
Притвориться.
Контролировать…
— Вау, у тебя такой огромный член. И, о боже, эти пирсинги просто фантастические!
Слова, произнесенные не кем иным, как Кларой, заставили меня отказаться от любой формы решимости, за которую я хватался. Я позволяю себе свободно падать головой вперед, мой мозг преодолевает тошноту в горле и разливается вокруг меня.
Я открываю дверь и вижу Клару, стоящую на коленях между ног Николая, ее руки обхватывают его член.
Он сидит на кровати, опираясь на ладони, и на нем только трусы-боксеры, которые Клара стянула, чтобы освободить его член.
Теперь она держит его в руках, наблюдая, удивляясь и восхищаясь.
Как только я появляюсь в дверях, его взгляд устремляется на меня, глаза мгновенно темнеют, а губы приподнимаются в жестокой ухмылке.
— Зови меня малышом, Клара.
— Не могу дождаться, когда ты засунешь в меня этот огромный член, малыш.
Все происходит за долю секунды.
Красная дымка застилает мое зрение, пока я не вижу только этот гребаный цвет.
По дороге сюда я думал, что ярость вызвана тем, что Клара снова стала Кларой.
Я думал, это из-за того, что Николай прикасается к ней.
Но только в этот самый момент на меня обрушивается удручающая правда.
Меня никогда не волновала Клара. Ничуть. Вообще.
Меня выводит из себя не она. А ее прикосновения к Николаю.
Дело не в ней. Дело в нем.
Черт побери.
Я протискиваюсь в дверь, хватаю ее за волосы и поднимаю на ноги. Она вскрикивает и спотыкается, наконец-то убирая от него свои когти.
— Что за… — она обрывает себя, когда я рывком поднимаю ее на ноги, и ее глаза расширяются, когда встречаются с моими. — Брэн… это не то, что ты думаешь. Мне просто было одиноко и больно от твоего отказа, и… и…
— Заткнись, — мой голос ровный, но твердый, и ее губы складываются в букву «О».
Я никогда не разговаривал с Кларой таким тоном. Не когда она изменяла. Не когда все называли ее золотоискательницей.
Все это время я не ненавидел ее.
Я ничего не чувствовал к ней, чтобы ненавидеть.
А сейчас мне хочется обхватить ее шею и смотреть, как жизнь покидает ее подлые глаза.
— Убирайся, — говорю я, по-прежнему спокойно, несмотря на сдерживаемый хаос, бурлящий внутри меня.
— Малыш, пожалуйста…
— Не-е-ет, — обрывает ее Николай, вырывая ее из моей хватки и подталкивая к двери. — Он не твой гребаный малыш.
Теперь он одет, если трусы-боксеры можно считать одеждой, и я отвожу взгляд от него.
Если я этого не сделаю, у меня возникнет искушение ударить его, а я, блять, не дерусь.
Клара смотрит между нами, нахмурив брови, и я пристально смотрю на нее, засунув руки в карманы, не говоря ни слова.
— Пошла вон, — рявкает Николай и швыряет в нее сумку Chanel. — Чтобы я тебя больше не видел.
Она хочет сказать что-то еще, но взгляд Николая, кажется, пугает ее до глубины души, потому что она выбегает из комнаты, как будто за ней гонятся.
Вскоре я слышу шум лифта, но ее запах не исчезает.
Чертовы цветы.
Он задерживается в комнате и на мужчине позади меня, как призрак.
Да пошел он к черту.
Не желая встречаться с ним взглядом, я направляюсь к двери.
— Ну, тогда спокойной ночи.
— Нет, блять, — он захлопывает дверь, ударяя ладонью рядом с моей головой. Его грудь прижимается к моей спине, прислоняя к дереву, а горячее дыхание шепчет мне на ухо: — Ты никуда не пойдешь, цветок лотоса.
Николай
Я чувствую,
