лишила меня права быть с ним, видеть, как он растёт. Как ты могла принять такое решение за нас обоих?!
Она не отступила, лишь крепче сцепила пальцы, словно собирая в себе всю силу, чтобы выдержать его гнев.
— Я приняла это решение не за нас обоих, Джузеппе, — ответила она, и в её голосе была сталь. — Я приняла его ради него. Ради того, чтобы он не стал таким, как ты. Чтобы он жил, не зная ужаса и крови.
Лоретти отшатнулся, как от удара. Её слова были лезвиями, каждый из которых вонзался в его душу. Он смотрел на неё, и на мгновение в его глазах отразилось что-то, похожее на боль. Но эта слабость мгновенно сменялась злостью.
— Черта с два! Ты защищала себя! Ты боялась, что правда выйдет наружу! Ты выбрала своего мужа и спокойствие рядом с твоим подкаблучником! Ты думаешь, я не мог бы защитить его? — прошипел он. — Ты думаешь, что я не мог бы сделать его жизнь лучше? Вместо этого ты оставила его на произвол судьбы! Ты позволила ему вырасти без меня, не зная, кто его отец.
Изабелла вздохнула, и все же слезы покатились по ее щекам. Она знала, что эта правда будет ранить его. Но она не могла повернуть время назад.
— Джузеппе, — произнесла она мягче, почти нежно. — Ты знаешь, кто ты. Ты погружён в дела, от которых кровь стынет в жилах. Я видела, как ты жил, как ты обращался с людьми, как ты принимал решения, которые рушили судьбы. Я не могла позволить, чтобы он стал частью этого мира.
Лоретти отвернулся, сцепив руки за спиной. Ему казалось, что он теряет контроль над собой, что его сердце бьётся слишком быстро, что он не может больше дышать в этом проклятом месте. Все его планы, его месть, его желание уничтожить Альберто — всё это теперь казалось пустым и ненужным. Как можно желать смерти тому, кто связан с тобой кровью?
— Я прожил все эти годы, зная только одно: что ты ушла от меня, скрываясь, как трусиха, — сказал он, не оборачиваясь. — Я думал, что ты просто предала меня… Но теперь я понимаю, что ты предала не только меня. Ты предала его. Ты лишила его отца, матери. Ты лишила его возможности знать, кто он на самом деле.
Изабелла сделала шаг вперёд, но не стала его трогать. Она знала, что он был на грани. Его гордость, его тщеславие, его боль — всё это горело в его сердце, превращая его в человека, которого она когда-то знала. Которого любила… и он прав она была трусихой. И она много раз об этом пожалела.
— Я сделала это ради него, — повторила она. — И ради себя, да. Я знала, что если он будет с тобой, то твой мир уничтожит его. Ты бы втянул его в свои дела, ты бы сделал его частью своей империи, и он никогда не смог бы выбраться. Я… я не могла этого позволить.
Он повернулся, и в его глазах было что-то дикое, что-то, что он сам не мог до конца осознать.
— Это не тебе было решать, Изабелла! Ты украла у меня жизнь. Ты украла у меня сына, и теперь говоришь, что это ради его же блага? Как ты смеешь?
— Я смела, потому что любила его, — прошептала она, и её голос дрожал от слёз, но она не позволила им вытечь. — И любила тебя. Даже если ты этого не заслуживал.
Лоретти замолчал. Её слова резали его, пронзали насквозь. Он стоял, неподвижный, охваченный чувством, которое он никогда не признавал за собой — страхом. Страхом от осознания, что его ненависть, его жажда мести, его планы были напрасны. Он ненавидел Альберто, как врага, желал ему смерти, а теперь выяснилось, что этот человек — его сын.
— Ты хочешь, чтобы я оставил его в покое, — сказал он, едва сдерживая ярость. — Ты хочешь, чтобы я забыл, что он мой сын и просто отошел в сторону? Хрен тебе! Я не отступлю. Это мой единственный ребенок. Единственный наследник.
Изабелла смотрела ему в глаза, слезы продолжали катиться по ее щекам.
— Да, Джузеппе. Это единственное, что я прошу. Оставь его. Ради меня. Ради того, что у нас когда-то было. Пусть наш сын выпутается из этого болота. Пусть начнет жизнь с чистого листа. Отпусти его.
Его губы сжались в тонкую линию. Он не знал, сможет ли простить её. Не знал, сможет ли забыть предательство и ложь, в которых они оба запутались. Но сейчас, в этом холодном, сыро́м подземелье, он почувствовал, как его ненависть постепенно остывает, превращаясь в холодную, тяжёлую вину. Вину перед сыном за то что не узнал его.
Слова из дневника жгли мою кожу. Будто каждое из них было раскалённым железом, оставляющим ожог на сердце.
Только сейчас, осознав, что мы с Чезаре не связаны кровными узами, я поняла, как долго жила в клетке, возведённой ложью и страхами. Всё это время, когда я боролась с самой собой, когда я пыталась задушить в себе чувства к нему, заставляя себя поверить, что это грех… Всё это было ложью. Жестокой и бесконечной.
Он — не мой брат.
Эти слова звенели в голове, отдавались эхом, пробираясь в самую глубь разума. Я ощутила, как цепи, сдерживавшие меня все эти годы, одна за другой падают на пол, разбиваясь на мелкие осколки. Сейчас, когда правда раскрыта, когда больше нет той ложной стены, что отделяла нас, я чувствую себя как освобождённая птица, сбросившая с крыльев сетку. Моё сердце рвётся наружу, каждый нерв оголён, каждая мысль о нём обжигает. Я знаю одно — я должна найти его. Должна сказать ему, что между нами нет запрета. Мы можем быть вместе. Мы должны быть вместе. И мне плевать кто он на самом деле. Священник, странник. Он тот кого я люблю до безумия, до смерти. Он мое все. Мой воздух и моя жизнь. Каждый шаг по дому отдавался гулом в моей голове. Сердце колотилось, как сумасшедшее, заставляя кровь быстрее течь по венам.
Я почти бежала к церкви и к маленькому дому за ней. Всё, что мне нужно было сделать, — увидеть его глаза, увидеть, как он поймёт. Почувствует. Увидит, что нет больше барьеров, что моя любовь — это не запрет, а правда. Правда, которая обнажилась, как рана. Я снова скажу ему, что люблю его, я осыплю его лицо поцелуями, я
