— Мне кажется, тебе лучше сбрить волосы на других участках тела, чтобы люди в это поверили, — ухмыльнулся Стэн, как всегда не теряя невозмутимости. Он с ленивым интересом рассматривал ее родимое пятно.
Грубоватая прямота Стэна всегда нравилась Фоби, но иногда он заходил слишком далеко. А Саския могла быть до абсурда чувствительной. Фоби сжалась в ожидании потока уничтожающих замечаний, но, к ее удивлению, Саския лишь громко рассмеялась.
Они разговаривали несколько часов. Точнее, говорила одна Саския. Стэн смотрел на Саскию так, как если бы перед ним находилась картина непостижимого и загадочного Миро.
Саския поменяла не только цвет волос и контактные линзы. У нее появилась привычка касаться собеседника во время разговора. У Фоби похолодели руки, когда Саския начала вспоминать их «сумасшедшие» каникулы и «веселые» вечеринки. Несмотря на внезапно возникшее дружелюбие, Фоби понимала всю неискренность поведения Саскии.
— На прошлой неделе я была у режиссера Кена Рассела, — заявила она так громко, чтобы ее услышали все посетители бара. Фоби вежливо заметила, что занятия в драматической школе благотворно отразились на ее голосе.
— Правда? — Стэн лениво улыбнулся. Он никогда не терял хладнокровия.
— Да. — Саския зажгла сигарету. Она уже выкурила почти половину пачки. — Он собирается снимать фильм по «Бесплодной земле» Элиота.
— Старый хлам. — Стэн зевнул, невозмутимо наблюдая, как Саския стряхивает пепел. — Это больше никого не интересует. — Его лицо выражало скуку, но Фоби знала, что ему нравится поддевать Саскию.
Саския никак не отреагировала на его замечание, Фоби была поражена. Она лишь улыбнулась и начала рассказывать о том, как ее преследовал по всему Лондону восхищенный директор одной телепрограммы:
— Он хотел, чтобы я принимала участие в его передаче. Там будет шотландский актер Том Конти. Но телевидение меня пока не привлекает. Мне намного больше нравится экспериментальный театр, с его помощью я стану известной.
Только когда было объявлено, что бар закрывается, Саския спросила, чем сейчас занимается Фоби.
— Новая Зеландия! — воскликнула она. — О, как это ужасно! Именно сейчас, когда я нашла тебя, Фредди, ты уезжаешь стричь овец.
— У Доминика виноградник.
Напоследок Саския захотела обменяться адресами.
— Я живу в Хаунслоу, это недалеко от Ричмонда, — сказала она, протягивая Фоби бумажную подставку под стакан, исписанную неразборчивыми каракулями. — Обещай, что будешь мне писать и все рассказывать. И передай от меня привет своему брату.
Фоби не верила, что Саския будет ей писать. Она не сомневалась, что очень скоро Поппи сообщит о ее популярности, узнав последние новости от Джин.
Возвращаясь в обшарпанную квартиру Стэна в Брик-стоне, Фоби вдруг почувствовала ревность и спросила, что он думает о Саскии.
— Обыкновенная взвинченная дура. — Он равнодушно пожал плечами. — Приличные ноги, но мне она больше понравилась с пакетом на голове. По крайней мере, не видно, как шевелятся ее губы.
Фоби нисколько не удивилась, когда первое письмо от Саскии оказалось многословным извинением за то, что сейчас она встречается со Стэном. Для нее оказалось неожиданностью, что Саския вообще решила ей написать. И с тех пор писала регулярно.
Случайные письма, размером от почтовой открытки до восьми листов, отправленные из разных частей Лондона, неизменно доходили до фермы Доминика и Вики Фредерикс, часто с большим опозданием.
Раньше Фоби никогда не верила, что расстояние способно смягчать сердца. Теперь ей не хватало обсуждения последних сплетен, ужинов в компании друзей и двухчасовых телефонных разговоров. Письма Саскии были для нее откровением.
Она весело и легко шла по жизни. Ее истории зачастую пугали Фоби. Она могла быть абсолютно аморальной, совершенно непростительной и очень, очень испорченной. Но ее бесконечный энтузиазм, честолюбие и юмор помогали Фоби пережить эти однообразные месяцы на ферме брата. Ей казалось, что Саския считает ее своего рода исповедником, готовым выслушать ее на другой стороне земного шара, где нет назойливых соседей по комнате и ревнивых любовников.
Все, что Фоби могла рассказать в ответ, казалось жалким. Разве то, что они отремонтировали двадцать километров забора или нашли новый рецепт приготовления жареного барашка, могло сравниться с рассказами Саскии, как она познакомилась и влюбилась в одного из самых успешных и неотразимых во всех отношениях мужчин Лондона — Феликса Сильвиана. Больше того, он был буквально одержим Саскией и собирался на ней жениться. Свадьба должна была состояться через месяц после возвращения Фоби из Новой Зеландии.
Саския не скрывала подробностей их сексуальной жизни, рассказывая самые интимные детали — его склонность к шелковым шарфам, вуайеризму, эксгибиционизму, а также к изысканной одежде. На самом деле Фоби приводила в трепет только сама любовь. Она не верила, что другие мужчины способны совершать настолько неожиданные поступки и обладать таким богатым воображением, как Феликс Сильвиан.
Поезд медленно подъезжал к освещенному вокзалу в Беркшире. Фоби находилась в подавленном состоянии. Она потеряла работу и не видела никакого способа найти деньги на оплату квартиры. Чтобы как-то поднять себе настроение, она записалась к парикмахеру и вышла из ультрасовременного салона красоты практически без волос, поклявшись больше никогда в жизни не говорить: «Я хочу что-нибудь особенное». Она была похожа на школьника; длина каштановых волос составляла ровно три дюйма. Как раз для миниатюрных хорошеньких женщин. Но рост Фоби достигал почти шести футов. Ну и, конечно, длинная, тонкая шея, которую следовало прятать под одеждой или хотя бы окружать облаком густых волос.
Вернувшись из парикмахерской в ужасном настроении, Фоби затолкала почти все свои вещи в стиральную машину, не заметив, что Флисс оставила программу кипячения. Теперь нижнее белье Фоби подошло бы по размеру кукле, ее футболки — младенцу, а из юбок получились бы прекрасные абажуры.
Она утешала себя тем, что если жара продолжится, то ей ничего не понадобится, кроме шорт и маек. Кроме того, Ситоны всегда думали, что у нее нет вкуса. А для поездки она стащила у Флисс два великолепных платья.
Фоби вышла из поезда на пустынную платформу. Подошла к автомобильной стоянке с надеждой увидеть знакомый «мерседес».
У немного помятого «гольфа» стояла женщина с жесткими седыми волосами. На ней были старые плиссовые брюки желтого цвета и помятая майка-топ, не скрывавшая дряблой желтоватой кожи. Она с любопытством смотрела на Фоби.
