— А вот водят! — Макс крепче обнял Черномырдина, и тот всё-таки драпанул подальше от хозяина, спрятавшись за широкой спиной Артура.
— Тронешь мою свинью, — наступала на брата Мика, потряхивая Капитаном в воздухе, — и я побрею твоего Черномырдина!
— Не Челномылдин, а Малтин Байлон оф Вайолет, — возмутился Макс, всякий раз, как приходилось повышать голос он, в силу возраста, терял букву «р», которая не прижилась ещё в его личном алфавите.
— Ха! Твой Мартин Байрон оф Вайолет — продажная шкура! Даже у Артура больше достоинства!
Я открыла дверь и хлопнула ей, привлекая внимание.
— Все животные, кроме Артура и Джека, остаются дома, — мой голос звучал громко, потому что дети притихли, будто им выключили звук.
Им было непросто смириться с тем, что не все в этой жизни подчиняется их «хочу», тем более, что Оксана себе ни в чём не отказывала и подавала не самый лучший пример.
Полтора года назад Мика на каждое мое «Нет» закатывала глаза и уходила. Оксана делала так же, но в её жизни и теперь ничего не изменилось. Почти.
— Если у кого-то есть аргументы против, он выскажется вечером и докажет, что его животное имеет право ездить с нами на природу. Никто не трогает чужих животных! Есть вопросы?
Дети помотали головами, Мика самодовольно усмехнулась.
— Но Черномырдин — кот! Ты всё равно не разрешишь кота! — Макс вышел вперёд.
— Ты сам захотел завести именно кота, Макс, — я пожала плечами и строго посмотрела на Мику, которая злорадствовала.
Алик оглядывался по сторонам, будто его Моника вдруг появится из-за угла и помашет кожаной лапой, мол, я вернулась, хозяин.
— Или тебе больше не нравится Черномырдин?
— Нравится, — насупился Макс. Он ужасно боялся, что кто-то заберёт у него Черномырдина. Этот чёрный невозмутимый зверь был просто средоточием кошачьей мудрости и, умей он говорить, наверняка бы стал философом.
— Тогда покорми его, убери лоток и собирайся на природу!
— О-о, Черномырдин, что ж ты не родился собакой, — пропела Мика и удалилась в свои покои.
Мое царство было в порядке. Все при деле. Можно и мне собираться.
Глава 4. Преображение Джейн Эйр
Одежда от Оксаны привела горничную Дашу в неописуемый восторг. Счастливица скакала по их общей с Ванессой комнате, а я хохотала. Ванесса ни черта не понимала, но всё равно улыбалась.
Англичанка была очень флегматичной и терпеливой особой, на любой кипишь соглашалась, страстно любила Майкла Шина и любые сериалы, где красивые герои часто ругались и целовались.
Перевод и субтитры Ванессу не интересовали, потому она довольствовалась совершенно чем угодно и на любом языке.
С собой её почти никуда не брали, и учительница, как фикус, жила в своей комнате или гостиной, пока не становилась кому-то нужна.
— Очень красиво, — почти без акцента сказала она Даше.
Даша разулыбалась ещё больше.
Эти дамы были удивительно похожи друг на друга и непохожи на меня.
Ванесса — высокая, худосочная женщина немного за тридцать, с жёлтыми волосами, в тон им бровями и без ресниц. Из хорошенького в англичанке были глаза, широко распахнутые и очень умные. Они отвлекали от бесцветности всего остального, как у Марии Болконской или ещё у пары десятков подобных героинь из классической литературы.
Даша же была моложе англичанки лет на десять, имела более круглое лицо и более мягкую фигуру, но такие же бесцветные волосы, брови и ресницы. Когда Даша наносила макияж, мгновенно преображалась, и я подозревала, что и с Ванессой нетрудно такое устроить.
Эти двое были будто сёстры: старшая и младшая. Одна помилее и попроще, вторая погрубее, но с более классической внешностью. Классическая… именно так можно было описать Ванессу. Она будто сошла с тех портретов англичан, где женщины носили гейблы* и имели странные несимметричные лица.
Даша же была будто сельской простушкой откуда-то из глубинки Российской Империи.
— Причёска, — произнесла Ванесса, кивая на меня.
Она плохо склоняла слова, не понимала падежи и говорила отрывисто, односложно, как ребёнок, ещё не научившийся строить предложения.
— Мне? — я уставилась на Ванессу и засмеялась. — Зачем? Пикник же!
— Ой-ой, — затараторила Даша. — Ванесса права! Вы же Королевская няня!
Она поиграла бровями, будто я понимала, о чём речь.
— А правда, что мы там увидим Ивана Анатольевича? — Даша мечтательно прижала к груди руки, но Ванесса тут же строго ударила её по предплечью.
Горничная всё ещё сжимала своё платье и могла помять.
— Увидим, — кивнула я, доставая и свой наряд из чехла.
Ярко-жёлтое платье, будто сотканное из солнечного лучика, с широкой юбкой по колено и аккуратными рукавами. Оно было очень скромным и «учительским», как раз в пору няне. Будто костюм, а не наряд. Но смешно то, что я и правда такое искренне любила, вся моя одежда была нарочито «няньской». Широкие юбки, свитера, белые рубашки, очаровательные лаковые туфельки.
Я будто настолько погрузилась в свою роль, что хотела быть абсолютно во всём типичной няней. Чтобы дети видели во мне не маму, не подружку, не служанку, а ту, кто их воспитает.
— Так! К нему необходима прическа! Вы будете, как пин-ап модель! — Даша не была младше меня, но неизменно соблюдала дистанцию и обращалась на «вы».
— Какая ещё причёска? — я собрала волосы на макушке и они тут же посыпались во все стороны.
Я была обладательницей длинных жидких волос и супер-огромного количества «baby-hair», подшёрстка, который уже достигал плеч, но ещё не собирался в хвост вместе с собратьями.
Ванесса молча силой усадила меня перед зеркалом и достала утюжок.
В два движения она накрутила мои короткие пушистые волосы в локоны, а длинные уложила в объемную шишечку.
Потом постояла, закусив ноготь, и завязала из тонкого голубого платочка бантик на моей макушке.
— Это глупо, — вздохнула я.
— Это ми-ило, — пропела Даша.
— Perfect! — подмигнула моя английская подружка.
Даша тоже принарядилась. Её платье было таким же, как у меня, но чёрным с белым воротничком. Вроде бы мы команда, но в то же время видно, кто тут главный. Оксана обожала все виды иерархии, а уж особенно, если система начиналась с правильной одежды.
* * *
Никогда раньше я не бывала дома в дни «приёмов». Обычно детей, а значит и их няню, отправляли вместе с отпрысками гостей в «летнюю резиденцию». Это был загородный домик на берегу живописного озера… ну просто как в сказке.
И домик этот, и поездки туда существовали исключительно ради того, чтобы Оксана могла говорить:
— А у нас есть домик… на берегу озера! Это так хорошо для детей.
Оказалось, что приёмы — это сплошная суета. Сновали «слуги» и «придворные», носили еду кейтеринговые агентства, ой… простите… «кухарки». Трубадуры и барды мотали шнуры. Центральная лестница была начищена как пятак и светилась всеми своими мраморными плитами, прикрытая богатым алым ковром.
Ляпота…
— Так, господа хорошие, — я остановилась перед детьми и выдохнула. Они, как четыре суриката, вытянулись по струнке и посмотрели на меня выжидающе, мол, повелевай нами, мы ничегошеньки без тебя не сможем.
Только Мика морщилась, она, видите ли, почти первый десяток разменяла! Ей няньки не нужны.
— Сегодня важный день.
— Почему? — Мика сложила руки на груди. — Для неё важный?
К Королеве О Мика относилась… без дочерней любви, что было и очевидно, и странно. Я пока так и не определила для себя, что с этой бедой делать.
— Потому что вы выходите в «свет», — строго ответила я, а потом всё-таки села перед моим «маленьким народцем» на корточки и взяла в каждую руку по близнецу. — Ребята… проявите себя, как самые милые в мире дети. И тогда завтра я отвезу вас на нормальную речку, где все купаются в мутной воде и сидят на песке задницами.
Лица монарших детей просветлели, я продолжила, пока радиоэфир оставался чистым.
