Стойкость (ЛП) - Френч Джиллиан

— Держи. Уверен, что так тебе будет легче.

Я киваю. Он принес лёд из своей канистры с водой, когда заметил, что я дую на горящие ладони, пытаясь остудить их.

— Кажется, я где-то потеряла перчатки, — объясняю я. — Это так глупо, да?

Я чувствую притяжение между нами, когда наши глаза встречаются, и всё внутри меня переворачивается. Я запала на него ещё с прошлого сезона сбора голубики, тогда часть меня впервые очнулась и увидела его по-настоящему.

— Нет. Но будет лучше, если ты возьмёшь у кого-нибудь перчатки, иначе завтра тебе будет не до работы. — Он садится на корточки и улыбается. — Как ты собираешься с такими убитыми руками становиться лучшим работником?

Я откидываю голову и смеюсь. Лучшим работником всегда становится кто-то из мигрантов — обычно какой-нибудь выносливый двадцатилетний гондурасец, переезжающий из штата в штат на различные сборы урожая и выработавший собственную систему работы. Сборщик — это еще не работник, статус которого нужно заслужить. В конце каждого сезона Вордвелы выплачивают семьсот долларов тому, кто соберёт больше всего фунтов голубики: таким образом, они дают всем хорошую причину из кожи вон лезть ради денег. Шэй — самый главный конкурент в этом году, как ни посмотрю на него, он каждый раз набирает новый ящик голубики.

В глазах Джесси пляшут чертята, и я готова его съесть, как вдруг начинается драка возле большой груды булыжников. Мигранты кинулись на местных, и угадайте, кто в самой гуще событий? Шэй. Он тянет какого-то парня за рубашку к камням и получает от него дважды кулаком в ухо, затем они вместе падают на землю.

— Эй!

Дьюк МакКатчен, помощник мистера Вордвела, бежит к ним, но Мейсон успевает поднять Шэя, схватив его под мышки. Шэй высокий, но жилистый и худой в отличие от Мэйсона, так что он изо всех сил пытается высвободиться из хватки парня. Все расходятся, чтобы не попасться на глаза подходящему мистеру Вордвелу. Мигранты просто не могут допустить того, чтобы их выгнали. У большинства из них нет денег, так что только сбор ягод приносит им еженедельный доход, а если они потеряют эту работу, то будут голодать до начала картофельного сезона на севере.

— Что здесь происходит? — Мистер Вордвел переводит взгляд с мигрантов на местных, но никто ничего не комментирует. Мейсон засовывает руки в карманы. Все понимают, что кто-то — а именно Шэй — вспомнил про Рианону Фосс и слух прошлого лета, что это было дело рук мигранта. Шэй и Рианона не были друзьями. Насколько я знаю, она ему даже не нравилась.

— Я вас выгоню, если что-то подобное снова случится. Уяснили?

Мистер Вордвел дожидается их кивка и уходит к своему грузовику. Миссис Вордвел кричит со своего фургонного насеста:

— Что случилось? Боб?

Шэй чертыхается, поднимает свою кепку и хлопает ей по бедру перед тем, как надеть. Он замечает Джесси, который стоит рядом со мной, и долго смотрит на нас, прежде чем демонстративно отвернуться. Дьюк что-то резко бросает ему и даёт подзатыльник. Он приходится Шэю то ли дядей, то ли кузеном.

Вернувшись к сбору, Мэгс вздыхает, а её длинный светлый хвост раскидывается по плечам, когда она высыпает голубику в ящик.

— Ты знаешь, как подцепить парней.

— Мне не нравится Шэй.

— Да кому он нравится? — Она бросает взгляд на него. — Но всё-таки посмотри... Так-то он сексуальный.

— Почему не симпатичный?

Она фыркает, а меня уже достало терпеть её язвительные комментарии насчёт той истории Четвертого июля. У Шэя глаза цвета солнца, на которое смотришь сквозь коричневое морское стекло, а волосы на три оттенка темнее и ниспадают на лицо, когда он не носит кепку, что бывает редко. Сегодня на нём полинявшая джинсовая рубашка с оторванными рукавами и тёмные джинсы. Если бы я не знала о его характере, похожем на тех жуков, которые выползают из-под земли от наших следов, то я бы даже могла себя простить за ошибку, совершенную Четвертого июля.

Ни у кого нет запасных перчаток, так что я собираюсь с духом и продолжаю собирать ягоды, и в итоге уступаю Мэгс, а эта боль сильнее мозольной. Со временем мои ладони затвердеют, но не к концу сегодняшней смены, а это означает, что денежки постепенно ускользают от меня. Мэгс наполняет уже пятьдесят третий ящик и берётся за следующий. Я не собрала и сорока.

Джесси уходит раньше, отпрашиваясь у мистера Вордвела при помощи своей харизмы. В пять часов заканчивается смена, и мы с девчонками собираемся уезжать, но по дороге несётся не кто иной как Джесси. У парня ещё хватает совести вернуться, когда он отпросился на приём к доктору или что-то в этом роде. Миссис Вордвел пристально смотрит на него, как будто хочет протянуть его за уши по округе, но рабочий день уже закончился, и ей не остаётся ничего, кроме как рявкать на мужа, чтобы тот поскорей собирался.

Джесси останавливает около нас и опускает окно.

— Вот. — Он протягивает мне что-то через окно. Это пара жёлтых рабочих перчаток, потрёпанных и больших по размеру, но я прижимаю их к груди, как будто они сделаны из золота. — Я вспомнил, что дома завалялась запасная пара.

Джесси кивает мне и уезжает к Шэю и Мейсону, не дав возможности поблагодарить его.

Мы все молчим, залезая в машину Мэгс, и эта тишина напрягает. Я хочу излить свои чувства о том, что никто не знает настоящего Джесси Бушара, но Нелл первая начинает разговор.

— Они ведь даже не новые.

— Господи, Нелл. — Я резко поворачиваюсь и холодно смотрю на неё, заставляя вжаться в кресло. — Не будь такой грубой.

Мэгс сворачивает на Пятнадцатое шоссе, направляясь в восточную часть Сасаноа, к дому.

— Ты только послушай себя. «Не будь такой грубой». Я и понятия не имела, что на переднем сиденье едет английская королева.

Жар приливает к моему лицу. Иногда Мэгс так напоминает маму, что это сводит меня с ума — у них получается распознать любое враньё. У такого прирожденного вруна, как я, нет шансов на существование в подобной семье.

У нас с Нелл плохое настроение, пока мы едем по центральной улице, проезжая мимо почтового отделения, закусочной Годро, заправки Ирвинга, супермаркета «Ханнифорд» и десятка других тихих улочек, тротуары которых детишки разрисовали мелом и на которых в тени веранд спят собаки. Весь Сасаноа спит. Иногда хочется проверить, если ли здесь всё-таки жизнь.

Параллельно центральной улице течёт необузданная и запутанная река Пенобскот с пересекающим её мостом. Папа был единственным из тысячи с лишним рабочих, построивших этот мост, кто погиб всего лишь из-за пятидесяти долларов и какой-то рождественской мишуры со звёздочками. Едва ли во всём городе можно найти место, откуда не был бы виден мост — днём солнечные лучи мерцают на бетонных опорах, а вечером на нём мигают красные огоньки.

Том Прентис был чокнутым: мама говорит, что не было такого дела, за которое он не взялся бы. А Либби всегда добавляет, что именно поэтому он не дожил до сорока лет. Если хочется разговорить маму, стоит спросить у неё что-нибудь про отца. Например, о ночных поездках на его старом мотоцикле марки «Индиан», будучи в стельку пьяным, или о драке на парковке во время конкурса красоты, когда он с разбитым ртом крутил за воротник рубашки какого-то парня, а другого держал под мышкой, не переставая смеяться.

Мэгс едет по Второй улице. Она не проронила ни слова, да ей и нет нужды говорить. Я начинаю ухмыляться, а Нелл нагибается к нам, осознаёт, куда мы направляемся, и вопит в мое ухо:

— Кто последний зайдёт в воду, тот платит у Годро!

Она стягивает с себя рубашку, не замечая парня на велосипеде, который, увидев её, практически врезается в голубую гортензию. 

Глава 4

Дорога к карьеру тянется сквозь лес пыльной лентой, доходя до самой цепи с табличкой «Частная собственность», преграждающей путь. Будучи здесь в полном одиночестве, мы выбегаем из машины, снимая с себя одежду.

Мэгс и Нелл раздеваются только до нижнего белья, я же снимаю всё. Не обращая внимания на их посвистывания, спускаюсь по гранитным уступам к тёмной маслянистой воде и бомбочкой прыгаю в неё. Вода холодная, а детишки любят говорить, что этот карьер бездонный. Я открываю глаза, всплываю на поверхность, хватаю ртом воздух и откидываю волосы назад.