Женщин обижать не рекомендуется (СИ) - Осадчая Виктория

— Ты дрался что ли? — уточняю я.

— Не только, — говорит, главное, чтобы не отключался, там скорее всего сотрясение есть.

— Что значит, не только, умник? Я могу узнать от чего тебя лечить?

Он убирает руку, которой секунду назад «обнимал» себя. А вот там, действительно, полный писец! Огнестрельная рана. И если пуля там застряла, я хренушки справлюсь сама, потому что наркоза дома нет, а на живую его резать у меня не подымется рука. Это в фильмах показывают все красиво.

— Там я следы оставил, — кивает он на дверь.

— Слушай, ты ни в какое другое место больше подыхать не мог пойти? — возмущаюсь я. Но мне сейчас стоит успокоиться.

Прождал же меня Бог знает сколько, значит за десять минут не помрёт. Непрофессионально, конечно, но улики надо убирать. Если он не пошел в больницу, значит, он снова что-то натворил. Так, собраться бы. Завтра утром, вернее уже сегодня, вернётся Вера, а я… Я снова в квартире одна с бандитом.

Он еле доползает до моей комнаты, где я потихоньку стараюсь стянуть с него пальто и остальные вещи. Не дешёвые, это точно, но теперь пойдут они в мусорный контейнер. И только потом вспоминаю, что всё ещё одета в новое платье, а на нем расплылось алое пятно. Пока не большое, поэтому решаю, что операцию буду проводить не в нем. Пока мой гость со стоном падает на кровать, где я уже перестелила постель и подготовила свое ложе для проведения *операции», я быстро меняю в ванной наряд на домашние штаны и футболку, так же быстро замачивают свое новенькое платье и вооружившись инструментами, бинтами и спиртом, направляюсь в комнату.

— Слушай, все не так уж и плохо, пуля прошла навылет — замечаю я. А по венам уже разливается адреналин, хоть и готова себя прибить за то, что впустила его в дом.

— Тут нужно промыть рану и зашить. Так что будет очень больно — заверяю я его.

— Делай уже свое дело, — кривится он от, когда я тампоном пытаюсь протереть место ранения.

Это ж сколько само выдержки и какая смелость. Он всё терпел. Конечно, как могла я обезболила, но факт в том, что операцию он пережил без наркоза, хотя я и опасалась, что у него может быть болевой шок. Глаза я его попросила не закрывать, вдруг помрет на моей кровати. Стиснул зубы и ждал, пока Я завершу, лишь иногда тихо вздрагивал и зажимал руки в кулаки. Обработала ссадины и синяки которыми было покрыто всё тело.

— Ты дрался? — спросила еще раз, потому что предыдущая попытка успехом не увенчались.

— Нет, бил — он тяжело дышит.

— Надеюсь, им повезло меньше.

— Не сомневайся в этом — чеканит слог с каменным выражением лица. А что я хотела? Ему больно, а я тут со своими расспросами.

— Как мне к тебе обращаться?

— Меня все называют Джокер.

— Знаешь, у меня собака в детстве была, у неё была такая же кличка.

— Шутка неудачная.

— Это не шутка, я говорю правду. Я просто веду к тому, что у человека должно быть имя, а не прозвище.

— Ещё розовыми соплями меня обмажь — на это замечание нарочно нажимаю на один из багровых синяков. Слышу его тихую ругань.

— Если нужно будет, намажу. Отдыхай, я закончила. У тебя есть четыре часа, чтобы отлежаться.

Нет, дело не в том, что ему больно, такие люди не чувствуют ни боли, ни жалости ни, тем более, благодарности.

— Егор. Меня зовут Егор — произносит он уже мне спину.

— Спи, Егор — добавляю я, прежде чем закрыть дверь.

3. ЛИШЬ БЫ НЕ ПОПАСТЬСЯ

Будильник прозвенел ровно в семь. У меня была парочка часов, чтобы выпроводить гостя и добраться до работы. Со вторым проблем не возникало, а вот в плане Егора была одна маленькая загвоздка. У него начался жар. Это было капец, как плохо потому, что требовалась еще дополнительная помощь в виде капельницы и лечение сильными антибиотиками. А лучше всего, ему нужно было поехать в больницу, чтобы лечение назначил нормальный доктор, а не недоврач.

— Ты решила, чтобы моя смерть была медленной и мучительной? — простонал он.

— И это благодарность за то, что хотела помочь. Извини, нужно было оставить тебя за дверью. Ты сам понимаешь сколько ты мне проблемы создаёшь?

— Я всё возмещу.

— Егор, ты идиот, или тебе мозги отбили последние? Мне работать нужно, а сейчас тётя вернется с дежурства. И что скажу?

— Я сам с ней поговорю, — цедит он.

— Ага, наставив на неё оружие.

После укола с жаропонижающего и очередной порции противовоспалительного решаюсь на еще одну авантюру.

— Привет, Вера! Ты уже домой?

— Привет! Скоро. Устала за ночь, с ног валюсь.

— Верочка, — делаю умоляюще-нежный тон, — у меня проблемка образовалась. Мне плохо.

— Похмелья что ли?

— Жуткое. Я неработоспособна сегодня. Отпроси меня у Коляновны, — так мы за глаза называли нашего руководителя Елену Николаевну.

— Чувствую, совсем ты упилась, раз на работу выйти не хочешь. Аспиринку принимала?

— Лечусь всеми возможными способами.

— Значит, пару граммуличек прими на грудь. Ладно, поговорю я с Ленкой.

— Я тебя люблю!

— Только вспоминаешь ты об этом, когда тебе что-то надо.

— Не бурчи.

Пока Вера в пути, бегу в аптеку за медикаментами и трубками для системы. «Я сумасшедшая, я сумасшедшая» — повторяю себе как молитву. Потом наварила куриного бульона, чтобы немного накормить гостя, и что было самое страшное, мне нравилось за ним ухаживать.

— Я думала, найду тут умирающую тушу, а ты ничего, вроде передвигаешься — это была первая фраза, которую Вера сказала с порога.

— Внутри паршиво, — врать мне ей было стыдно, но ничего не поделаешь, так нужно.

— Я думала, ты тоже будешь более разбитой.

— Не дождётесь! — ее жизненному оптимизму можно было только позавидовать.

— Зря ты сегодня не вышла, у Ленки для тебя была новость.

— Какая? — оживилась я.

— Вот, коза, сразу ей все хочется знать. Дай отдышусь сначала. Налей чайку, — пока я обслуживала тетю, она уже устроилась на своём любимом месте и продолжила рассказ. — В общем, слух дошел, что Порошин твой группу интернов себе набирает.

— С чего это он мой?

— Ой, а это я кипятком писала, когда он у вас преподавал. У всего курса течка начиналась, когда он входил в аудиторию.

— Фу, Вера! — скривилась я.

Порошин Андрей Андреевич читал у нас курс лекций. Работал он в Москве, пророчили большое будущее, которое он с легкостью создавал своим профессионализмом. И вдруг всё! Забрал вещи, написал заявление и укатил куда-то. Куда никто не знал, говорят же, что работал в горячих точках, кто говорит что с «Красным крестом», но в итоге вернулся и обосновался в нашей области. Почему? Зачем? Никто не знал. Известно было только одно, работал он всегда в экстренном режиме и был потрясающим хирургом с рентгеном вместо глаз. И да, студенткой я была влюблена в него. Но скорее никак мужчину, а как в профессионала, восхищаясь его методами работы. А ещё я хотела быть в этом плане похожа на него.

Мне импонировало его внимание. Так как я была выскочкой и считала себя умнее других, от этого меня валил он больше всех. Да, я пожелала проходить у него интернатуру, он меня отшил, как впрочем, и всех остальных. А тут такая новость! Конечно, у меня сейчас глазки загорелись от возможности реализовать свою мечту. Но один экстренный случай которые так любил Порошин, у меня лежал на моей кровати. И мне нужно было сделать всё, чтобы Вера не узнала о нём.

— Значит, у тебя появился шанс. Николаевна говорит, что ты со своей светлой головой здесь пропадешь. Двигаться дальше тебе надо. А по мне, так она боится, что ты ее подсидишь.

— Какого же ты хорошего мнения обо мне, Вера.

— Да я-то знаю, что девка ты у меня умная. Ладно, я в душ и спать.

— Тебе постелить?

— Нет, иди отдыхай, лечи свое похмелья. Кстати, я вечером уезжаю.